Мать бредила, дети с трудом осознавали, что это последние мгновения, когда она рядом…
Неожиданно с ее уст слетело первое и, как оказалось, последнее отчетливое слово:
– Миша…
Дети переглянулись. Их отца звали совсем по-другому…
Потом были похороны, поминки, 9 дней, 40…
Антон и Ольга, словно договорились: не говорили о том, что услышали. У обоих было ощущение, словно они нечаянно подслушали чужую тайну…
***
Пришло время навести порядок в родительской квартире. Поехали брат и сестра вдвоем.
Тяжело было вернуться в опустевший дом своего детства и юности. Дом, где когда-то они были счастливы. А еще – там все напоминало о маме…
***
– Так, эту полку тоже разберем, – Антон потянулся на самый верх и достал старую коробку из-под обуви, заклеенную пожелтевшим скотчем, – смотри, тут надпись: «Не открывать».
Ольга подняла голову от маминых журналов.
– Дай-ка…
Она провела пальцем по пыльной крышке, всмотрелась в почерк. Узнала. Мамочкин…
– Может, не надо? Если мама так написала…, – тихо проговорила она
– Мамы больше нет, Оль. Думаю, теперь можно. Не зря же она ее оставила.
Он потянул за скотч. Тот хрустнул.
Внутри лежало несколько писем, черно-белых фотографий с незнакомыми людьми, записная книжка и потрепанная общая тетрадь в клеточку.
Антон открыл ее. Это был дневник его матери.
Внутри лежала закладка, вся исписанная именем «Миша» …
Ольга замерла.
– Опять Миша?
Антон пожал плечами…
***
Их мать, Лидия Семеновна, практически никогда не болела. Слегла в одночасье. Инфаркт.
Она не жаловалась, ни о чем не просила.
Лежала тихонько. Словно боялась всем помешать…
Она и до этого всегда была загадочно печальна (Ольга осознала это только сейчас), но никогда не показывала плохого настроения. Всегда веселая (с грустными глазами), всегда приветливая, всегда любящая.
Поэтому все и дети, в том числе, считали ее абсолютно счастливой.
И так было всегда.
Выйдя замуж, Ольга переехала в областной центр, но к маме приезжала регулярно. Почти каждую неделю.
Они много разговаривали, доверяли друг другу, но вот сейчас, в эту самую минуту, Ольга поняла, что она, оказывается, знала о своей маме далеко не все.
***
Они сидели на полу, разбирая старые вещи и бумаги.
Дневник матери одиноко лежал между ними. Прочитать его очень хотелось, но обоих что-то сдерживало…
Возможно: тяжелая тишина, полумрак, запах нафталина по всей квартире…
Казалось: мама вот-вот войдет в комнату.
И все-таки Антон протянул руку к дневнику.
Из него выпала открытка…
На обороте Антон прочитал:
«Люблю. Твой М.»
– Ты знаешь кто это? – спросил он, не глядя на сестру.
– Понятия не имею, – отозвалась Ольга, – уже всех знакомых мысленно перебрала… Смотри, вот еще одна открытка.
Ровный мужской почерк. Четкие, лаконичные строчки:
«Пожалуйста, решайся. Мы сможем. Я жду…»
Брат и сестра переглянулись.
– Я думала, что у них с папой все ровно – смутившись, проговорила Ольга.
– Ровно – не значит хорошо, – пробормотал Антон.
***
Отец, Геннадий Павлович, никогда не был ласков. Ни с женой. Ни с детьми.
Типичный мужчина советской закалки: немногословный, хмурый. Работал на заводе 35 лет. В воскресенье читал газеты, ругал новости, пел под нос «Катюшу», пил крепкий чай с медом.
Ольге думала, что так и должно быть, что у родителей все нормально. Все правильно.
Да, они не обнимались, но и не ссорились. Все строго по расписанию. Мама улыбалась, накрывала на стол, стирала, гладила. В присутствии отца обычно молчала.
Ни скандалов, ни драк, ни стрессов.
Обычная, благополучная семья.
Детям даже в голову не приходило, что у отца с матерью что-то не так…
***
Антон зачем-то стал читать вслух…
«Он пришел снова. Принес гиацинты. Я не брала, но очень хотела. Не хотела, чтобы кто-то меня увидел…»
«Муж ушел с детьми на каток, а я сидела на кухне с Мишей. Он рассказывал про дачу. Про яблони, про жизнь без страха. Он теплый. Дома – холодно»
«Нет, уходить нельзя. Я не могу. У меня же дети. Страшно за них… А Миша ждет… Мишенька…»
***
Ольга взяла у брата дневник. Сидя на коленях, она по нескольку раз перечитывала одни и те же строки, написанные мамой. Читала и чувствовала, как внутри все переворачивается и дрожит.
– У нее был… кто-то, – уверенно сказала она, наконец.
– Понятно, кто. Мишенька…, – бросил Антон, – не понятно, почему она осталась с отцом?
Ольга пожала плечами:
– Скорее всего, думала, что так правильно.
– Или боялась, – обронил Антон…
Они пролистали дневник до конца. Последняя запись была короткой:
«Он женился. Выбор сделан. Никто не виноват. Иногда плачу в ванной. Чтобы никто не слышал».
Брат и сестра молчали несколько минут.
Потом Антон встал, подошел к окну.
– Думаешь, папа знал?
– Не знаю, – тихо ответила Ольга, – но уверена: он бы не простил.
– Значит, не скажем ему?
– Зачем?
***
Последние два года Геннадий Павлович жил в пансионате. После инсульта. Он сам так решил.
Ольга и Антон навещали его каждую неделю по очереди.
Он почти не разговаривал, только смотрел. Тяжелым, уставшим взглядом.
Иногда спрашивал:
– Где мама?
Ольга отвечала:
– Отдыхает. Мы потом поговорим.
О том, что жены не стало, отцу не сказали. Врачи предупредили: такого удара он не переживает.
***
Через пару дней после того, как нашли дневник, Ольга пришла к нему снова.
Принесла яблок, пирог, любимый плед. Села рядом, взяла за руку.
– Мама пришла? – спросил отец. Скорее машинально, чем осознанно.
– Пап, ты скучаешь по ней? – вырвалось у Ольги, которая последние дни жила в размышлениях и воспоминаниях.
Он кивнул. Не сразу. Медленно.
– А ты… ты знал, что она… могла уйти?
Он не ответил. Смотрел в окно. Долго. Потом вдруг сказал:
– Знал. Она осталась. Ради вас.
У Ольги дрогнули губы.
– Прости.
– Ничего…, – спокойно ответил он. – Ты знаешь, я иногда… слышал, как она плачет в ванной. А потом выходила и улыбалась. Она была очень сильной.
Он отвернулся. Закрыл глаза.
Ольга просидела рядом около получаса, но он так и не повернулся…
Она вышла из пансионата под серое небо. Дождь моросил по щекам, смывая соленые слезы…
Вечером позвонила брату:
– Папа знал, представляешь? Все знал…
– Покажем ему коробку?
Ольга задумалась.
– Нет. Пусть он останется с тем, что выбрал помнить.
Они положили дневник матери в ту самую коробку. Завернули в красивую бумагу. Перевязали лентой.
И сожгли. Вечером. Когда небо было усыпано звездами.
Пусть только они помнят, как это было…
Некоторые тайны не нужно раскрывать. Они не про ложь. Они про любовь. Слишком тихую, чтобы кто-то ее заметил…
Брат и сестра стояли, обнявшись, и смотрели, как искорками в небеса улетает тайна их матери, которая любила их так беззаветно…
