— Что-то ты себя запустила совсем… — Инесса окинула ее презрительным взглядом. — Валера-то, небось, любил ухоженных. Такие мужчины, они ведь как — то презентация, то деловой ужин… А на такие мероприятия, сама понимаешь, с женами не ходят. Особенно если жена так выглядит…
Анна стояла у плиты, стиснув чайник побелевшими пальцами.
— Ты, Анечка, в своём-то уверена? — Инесса понизила голос до доверительного шёпота. — А то знаешь, как бывает — придёт потом какой-нибудь «наследник»… С доказательствами. А что? При его-то положении…
– Валера всегда был правильным, – скорбно проговорила пожилая соседка Ада Борисовна, не зная, куда деть руки. – Принципиальный. Считай, только благодаря ему ведь нам во дворе свечку не впихнули десять лет назад. Отстоял.
– Вот уж точно, принципиальный, – Инесса поправила салфетку на коленях, не глядя никому в глаза. – Когда родители умерли, он же как сказал? «По справедливости делить будем». Представляете? Я – старшая сестра, а он – «поровну, по справедливости»… Я точно знаю, мать хотела, чтобы мне больше досталось, да и по справедливости так. Старшим побольше, младшим – что осталось. Так ведь нет, по закону всё…
За столом повисло тяжелое молчание. Только звякнула вилка – это Анна машинально перекладывала с места на место кусочек мяса на своей тарелке. На её бледном лице застыло вежливое выражение, но пальцы, сжимающие вилку, побелели от напряжения.
Лада опустила глаза, разглядывая узор на скатерти. Под столом её руки сжались в кулаки так, что ногти впились в ладони. В свои шестнадцать она впервые была на поминках, и этот день казался ей бесконечным кошмаром. А уж слушать, как тётка говорит гадости про её отца… Слушать и молчать…
– А помните, как в прошлом году на даче… – Иван попытался сменить тему, но Инесса будто не слышала, продолжала “превозносить” принципиальность младшего брата.
Остальные гости – сослуживцы Валерия, соседи, дальние родственники – старательно делали вид, что увлечены едой. Кто-то негромко кашлянул. Кто-то потянулся за солонкой, хотя та стояла на другом конце стола. А п Ада Борисовна, невольно начавшая этот разговор, неодобрительно покачала головой и промокнула губы салфеткой.
Валерий умер внезапно. В тот день он, как обычно, уехал в офис, шутил за завтраком, что весна – время новых проектов. А в два часа дня позвонила его секретарша: «Анна Михайловна… Валерий Алексеевич… плохо ему…». Потом всё было как в тумане: такси, больничный коридор, слова врача «обширный инфаркт», «не успели»…
Девять дней прошло, а она всё не могла привыкнуть.
Первой примчалась Инесса. Еще и документы из больницы не привезли, а она уже: «Ой, Анечка, горе-то какое… А что с фирмой теперь будет? Там же всё на Валере держалось…». И смотрит так пристально, будто прикидывает что-то.
Анна проснулась ещё затемно. Села на кровати, машинально протянула руку влево – пусто. Встала, подошла к окну. Небо едва начинало светлеть. В этот ранний час улица казалась непривычно тихой.
Анна достала из шкафа тёмное платье. Валера всегда говорил, что ей надо носить яркие цвета – «Ты у меня такая красивая, зачем прячешься в чёрное?» А теперь вот придётся привыкать…
Такой он был – всегда думал о других. И в бизнесе своём не просто деньги зарабатывал – строил дома для людей, гордился каждым новым проектом. «Я же не просто квадратные метры продаю, – говорил, – я создаю место, где будут жить семьи».
К девяти начали собираться первые гости. Приехали коллеги из строительной компании – все непривычно тихие, в строгих костюмах, пришли соседи, с которыми у Валерия всегда были тёплые отношения, близкие родственники. Иван встречал у двери, помогал раздеваться. Лада накрывала на стол, то и дело смахивая слёзы.
«Ведь ещё совсем не старым был, всего на два года старше меня», – шепнул кто-то в прихожей. Анна сделала вид, что не слышит.
Поминальный обед шел своим чередом. Звякали приборы, переговаривались вполголоса гости. Инесса, расположившаяся во главе стола – будто так и надо, будто она здесь хозяйка – то и дело возвышала голос:
– А как он родительскую квартиру-то продал, помните? Сразу после похорон – раз, и офис себе шикарный отгрохал. Мрамор, дерево, кожаные кресла… Валера всегда умел из всего выгоду извлечь. А ведь я предлагала сохранить квартиру, всё-таки память о родне. Я бы там жила, берегла её. Но нет, делим же наследство, и Валере деньги на бизнес нужны, а жильё-то у него было тогда уже. А о сестре чего думать?
Анна поджала губы, но смолчала. Она помнила, как муж говорил: «Нужно расширяться. Клиенты должны видеть, что мы серьёзная компания. А память о родителях – она не в стенах».
– А теперь вот и машину себе новую взял, – продолжала Инесса, накладывая себе салат. – «Мерседес»! В наше-то время… А что удивляться – он всегда умел деньгами распорядиться. С размахом жил.
Иван стиснул зубы. Ему хотелось крикнуть, что отец полжизни на старой «Волге» проездил, и “Мерседесу” тому, в общем, тоже сто лет в обед. Просто на него клиенты не так косо смотрели. Но он молчал – не время и не место выяснять отношения.
Лада, сидевшая через стол от тётки, не сводила с неё глаз. Она впервые видела человека, который мог вот так, не стесняясь, поливать грязью покойного прямо на его поминках. В голове не укладывалось – как можно? Девочка помнила, как отец говорил: «Инесса – моя единственная сестра. Да, характер у неё сложный, но ведь родная кровь…». А родная кровь сейчас методично втаптывала в грязь его память.
– А строительный бизнес – это ж золотая жила, – Инесса понизила голос до доверительного шёпота, но всё равно было слышно каждое слово. – Валера это сразу просёк. Другие маялись в девяностые, а он – раз, и в нужное время, в нужном месте…
Анна побелела. Она помнила те девяностые – как они с Валерой начинали с одной бытовки на стройке, как сами развозили рабочих по объектам на старенькой “Волге», как просыпались в пять утра, чтобы успеть проверить все участки…
Постепенно гости начали расходиться. Каждый подходил к Анне, говорил какие-то слова соболезнования. Она кивала, благодарила. Прощаясь, многие бросали странные взгляды на Инессу – та будто и не замечала.
– Да, умел Валера жить, – громко сказала она вслед уходящим. – Всё у него было – и дом, и бизнес, и семья. Везучий был, что тут скажешь…
Лада с грохотом отодвинула стул. Иван положил руку ей на плечо – удержал.
За столом остались только свои: Анна с детьми, Инесса, да двоюродная сестра мужа с мужем – они жили в соседнем подъезде, помогали с организацией поминок.
В квартире было тихо – только тикали часы, их Валерий повесил в прошлом году. «Смотри, – говорил он тогда, – немецкие, с боем. Будут нам столетие отсчитывать». Не отсчитали и года.
– Пойду на кухню, чай поставлю, – Анна поднялась из-за стола. Под глазами у нее залегли глубокие тени, волосы, наспех собранные в пучок, растрепались за день. За Задевять дней она чуть опухла от постоянных слёз, да и в целом не до красоты, только в офис и обратно, а сегодня вот поминки…
– Я помогу, – вызвалась Инесса и, не дожидаясь ответа, двинулась следом.
На кухне все оставалось так, как при Валерии – его кружка на полке, записка с номером мастера по ремонту холодильника на дверце, календарь, где его рукой отмечена дата совещания. Теперь уже ненужного.
Инесса прислонилась к подоконнику, скрестила руки на груди. Смерила Анну оценивающим взглядом:
– Что-то ты себя запустила совсем… Валера-то, небось, любил ухоженных. Такие мужчины, они ведь как – то презентация, то деловой ужин… А на такие мероприятия, сама понимаешь, с женами не ходят. Особенно если жена так выглядит…
Анна стояла у плиты, стиснув чайник побелевшими пальцами. В дверях появилась Лада, пришла помочь с чаем. А скорее не оставлять мать один на один с этой тёткой, весь день говорившей гадости про отца.
– Ты, Анечка, в своём-то уверена? – Инесса понизила голос до доверительного шепота. – А то знаешь, как бывает – придёт потом какой-нибудь «наследник»… С доказательствами. А что? При его-то положении…
Илона, зашедшая следом с пустыми чашками, ахнула.
– Да как вы можете! – начала Илона, но Инесса уже переключилась на новую тему.
– А с фирмой-то что делать будете? – она подалась вперед, и в глазах её мелькнуло что-то хищное. – И вообще, с наследством… Это ж не просто так – раз, и поделили. Знаем мы, как это бывает в семьях. – Она усмехнулась. – Вон, мы с Валерой тоже начинали дружно делить, а потом… Хотя у нас и делить-то было – всего ничего, родительская квартира да дача. А тут – фирма, счета, недвижимость…
Анна молча составляла чашки на поднос. Пальцы дрожали все сильнее.
– Ивану-то, может, и достанется что-то, – продолжала Инесса. – Все-таки сын. А вот Ладка… Шестнадцать лет – не возраст. По закону, конечно, доля ее, но распоряжаться будешь ты. А это, знаешь ли… – Она многозначительно подняла брови. – Сохранишь ли?
Иван шагнул в кухню, лицо его потемнело. Но тут Инесса вдруг сменила тон, словно и не было этого разговора:
– Ладно, курочку мне положите побольше кусочек, и с собой заверните, я заберу. У вас все равно много еды останется – куда вам столько?
Это прозвучало не просьбой – приказом. Анна машинально потянулась к пакету с пищевой фольгой. Руки дрожали.
– Мам, не надо, – тихо сказала Лада. В кухне повисла тишина .
– Что значит «не надо»? – вскинулась Инесса. – Я же не просто так прошу. Я вон помогала вам сегодня, хлопотала…
– Хлопотали? – Ладин голос зазвенел как струна. – Вы весь день только и делали, что поливали папу грязью! То он квартиру родителей продал, то машину купил, а теперь намекаете, что он… что у него… – Она задохнулась от возмущения.
– Да как ты смеешь? – Инесса привстала, и её тень на стене стала похожа на хищную птицу. – Я старшая сестра твоего отца! Да я…
Она не договорила. Лада метнулась к матери, выхватила приготовленную для тётки курицу и, распахнув окно, широким жестом вышвырнула её во двор.
– Вот вам курица! – крикнула она, и в голосе её звенели слезы. – Забирайте хоть всю! Только убирайтесь отсюда! Папа вас всю жизнь жалел, защищал, а вы… вы…
Девочка осеклась, захлебнувшись рыданиями.
В наступившей тишине было слышно, как внизу истошно мяукнули коты, кинувшиеся к неожиданной добыче.
– Лада, что ты делаешь… – Анна беспомощно опустила руки.
– Что делает? – Инесса побагровела. – Да будь она моей дочерью, выпорола бы! Никакого уважения к старшим! И это воспитание? Это ты так детей учишь? Да у меня бы она…
– Хватит, – Иван шагнул вперед, заслоняя сестру. – Тётя Инесса, вам пора.
– Что?! – она задохнулась от возмущения. – Да как ты смеешь? Меня? Родную тётку?
– Смею, – голос Ивана стал жёстче. – Знаете… Папа и правда вас всю жизнь защищал. Говорил – сестра, родная кровь. А вы? Не прошло и десяти дней, а вы уже и про любовниц, и про наследство. Думаете, он не знал, что вы о нём говорите? Знал. Но прощал – из-за этой самой «родной крови». А я – не прощу.
– Ты… да ты… – Инесса заметалась по кухне, хватая сумку, шарф. – Да я никогда… Неблагодарные! Да чтоб я ещё хоть раз…
Илона молча распахнула входную дверь. Роман демонстративно отвернулся к окну.
– Вон из моего дома, – тихо сказала Анна. По её щекам текли слёзы – первые за этот бесконечный день. – Вон.
Инесса замерла на пороге, открыла рот для последней реплики, но осеклась, столкнувшись со взглядом Ивана. Дверь захлопнулась за ней с грохотом.
В наступившей тишине было слышно, как где-то внизу гремит лифт, увозя последнюю гостью. Как тикают часы в гостиной. Как всхлипывает Лада, уткнувшись в плечо брата.
– Пойдём, Рома, – тихо сказала Илона. – Им надо побыть одним.
Анна кивнула, не в силах говорить. Слёзы всё текли и текли – будто прорвало плотину, державшуюся все эти девять дней.
Когда за Илоной и Романом закрылась дверь, Иван обнял мать и сестру:
– Ну всё, всё… Она уже ушла, больше про отца никто ничего не скажет.
– Папа бы понял, – прошептала Лада. – Он бы меня простил. За курицу.
– За курицу? – Анна вдруг рассмеялась сквозь слёзы. – Доченька, да он бы… он бы сам её выкинул. Он ведь только при посторонних был такой сдержанный.
Они стояли втроём на кухне, обнявшись, и впервые за девять дней могли просто плакать, не сдерживаясь. Просто вспоминать. Просто быть вместе.
В кухне стало тихо. Только с улицы доносился приглушённый шум города. Анна машинально поправила занавеску, смахнула со стола несуществующие крошки.
– Мам, давай я чай заварю, – тихо предложил Иван.
Она кивнула, опустилась на табурет. Вдруг заметила – на холодильнике до сих пор висит календарь с пометками Валерия. Его почерк – размашистый, уверенный, каждая буква с наклоном вправо. «Совещание», «Встреча с подрядчиками», «Ладкин концерт»… Анна протянула руку, провела пальцами по строчкам.
– Пап всегда записывал мои выступления, – Лада присела рядом с матерью. – Даже если был занят, всё равно приезжал. Помнишь, мам, как он в прошлом году с важной встречи сорвался? Прямо в костюме, с бумагами…
– А потом всем в офисе видео показывал, – Иван поставил перед ними чашки с чаем. – Как ты на рояле играешь. Гордился.
Они замолчали. В окно лился мягкий вечерний свет – солнце садилось, окрашивая небо в розовые тона.
– Знаете, – Анна обхватила ладонями горячую чашку, – я всё думаю… Валера бы хотел, чтобы мы вот так сидели. Вместе. Без этих… официальных поминок. Просто вспоминали.
– И чтобы я курицу в окно выкинула? – Лада попыталась улыбнуться.
– И чтобы курицу выкинула, – Анна притянула дочь к себе. – Он же всегда говорил – главное быть честным. С собой, с людьми… А все эти условности – они не главное.
За окном зажглась первая звезда. Такая же яркая и высокая, как в тот вечер, когда они с Валерой познакомились. Он тогда сказал: «Загадывай желание». И она загадала – чтобы вот так же сидеть рядом с ним всю жизнь…
Жизнь оказалась короче, чем хотелось. Но у неё остались дети – его дети. Его глаза, его характер, его умение стоять за правду.
– Мам, – Иван положил руку ей на плечо, – может, переночевать у вас? Вдруг что нужно будет…
Анна кивнула, чувствуя, как глаза снова наполняются слезами. Теперь можно было плакать. Теперь – можно.
