— Какая лапочка! Просто куколка, а не девочка! — в упор глядя на ребёнка, сказал мужчина, развалившийся на скамье напротив. От него веяло свежим перегаром. Зинаида инстинктивно закрыла от него дочь рукой.
— Смотри в окно, — грубо бросила она Маришке и зашипела на мужика: — и не стыдно пялиться? У самого-то, небось, семеро по лавкам!
— Напрасно вы так, мадам, — обиделся тот и поправил сбившуюся шапку, — я не хотел вас обидеть! Просто хотел сказать, что придёт время и отбоя у неё не будет от женихов. Когда она войдёт в период, так сказать, расцвета…
Зинаида не стала дослушивать и схватив сумку с верхней полки, пошла в другой вагон. Маришка едва поспевала за ней.
В следующем вагоне было шумно и накурено — все места были заняты какими-то оборванцами. Они курили, играли в карты, пили пиво и лузгали семечки, сплёвывая шелуху прямо на пол.
Зинаида успела пожалеть о том, что вышла из предыдущего вагона. Развернувшись, она двинулась назад, таща за собой и тяжёлую сумку, и дочь. А потом вдруг остановилась в тамбуре и заплакала от жалости и к себе и маленькой Маришке, которая увидев, что мама плачет, робко гладила её по руке, и шептала «мамочка, ну не плачь! Мамочка, не плачь». Но слёзы всё текли и текли.
В Павлике больше половины пассажиров вышли и мать с дочерью наконец разместились в полупустом вагоне. Ехать им осталось недолго и Зинаида боялась закрыть глаза и проспать свою остановку.
До поездки она много раз думала о том, чтобы пристроить девочку в интернат, пока сама она не обживётся на новом месте, но теперь решила, что дочка останется с ней. С голода не пропадут.
Мать и дочь приехали из деревни в надежде на лучшую жизнь. В родных краях не было ни работы, ни школы. Только чудом выживший детский садик, в котором всегда было не более десяти разновозрастных детей.
Зинаида с детства рассчитывала только на себя, и поэтому не особо расстроилась, когда Фёдор, узнав о её беременности, при встрече перестал здороваться и даже узнавать её.
Она пыталась избавиться от ребёнка народными методами, пила травы, но после вдруг взял её страх и жалость. Увидела она у одной девушки малыша в коляске и передумала.
Всю оставшуюся беременность Зинаида боялась, что ребёнок родится больным или уродом: во-первых, травила, а во-вторых, потому, что Фёдор был любителем выпить и приходил к ней всегда подшофе.
Покаялась Зинаида и обещала Божьей Матери, что коли ребёнок родится здоровым, она возьмёт на себя обет— не подпустит больше к себе ни одного мужчину.
Обещание далось ей легко, так как в первом триместре её мучил токсикоз, во втором сильная слабость и одышка, а в третьем на неё все смотрели с жалостью, в том числе и вчерашние ухажёры.
Но после того, как Зинаида родила и осталась с ребёнком одна, она быстро пожалела о своём обещании. С мужиком-то, конечно легче. А что? Она весёлая, работящая! И неброская, но такая милая русскому сердцу славянская красота только расцветала, ведь ей не было и двадцати.
Добрые люди помогли ей с дочкой, но едва той исполнилось шесть лет, Зинаида вместе с ней покинула родные места, и уехала туда, где была возможность отдать Маришку в школу, а самой устроится на работу.
Она устроилась сметчицей в строительной компании, и получив служебную квартиру, была вне себя от счастья.
На работе было много мужчин, и получая от них комплименты, она каждый раз ругала себя за обет.
Маришка подрастала. Теперь на неё заглядывались не только старые хмельные фавны, но и мужчины помоложе. Зинаида была строгой матерью — она зорко следила, чтобы никто из мужского пола даже близко к её доченьке не подходил. Но… однажды опростоволосилась и пустила козла в свой огород.
Произошло это, когда Маришке уже исполнилось двенадцать. На объект, где работала Зинаида, зачастило руководство, а точнее заместитель начальника строительной компании.
Он выгодно отличался от работяг, с которыми по работе приходилось иметь дело Зинаиде. Одевался не с рынка. Всегда был чисто выбрит и свеж. Оставляющий за собой едва заметный шлейф дорогого парфюма, Эдуард Николаевич бродил по управлению и останавливаясь у стола Зинаиды, всегда говорил ей что-то приятное.
Зинаида краснела и отводила глаза, а потом призналась себе, что ждёт, когда увидит начальника снова. Дома она предавалась мечтам, читала фривольную литературу и представляла себя и Эдуарда в главных ролях.
Похоже, что он догадался о том, что она питает к нему чувства, потому что однажды пришёл под закрытие конторы и вызвался подвезти до дома.
— Ну что вы, у нас там дороги всё равно что нет! Да и пешком идти совсем близко, — смутилась Зинаида, — машины ехать отказываются.
— Ничего, мы кружок дадим, а то и не один, — подмигнул он.
Не доезжая до огромной лужи, пугавшей автомобилистов, Эдуард Николаевич свернул в тупик и предложил Зинаиде рассказать о себе. Предложил коньяку.
Она поначалу отказывалась, но как-то вяло. Обещание, данное Богородице держало её — ведь с того самого дня она была с мужчиной только в снах. Но, дело было сделано — в мыслях она уже согрешила с ним.
Его голос завораживал её, опутывал дурманом, заставлял трепетать в ожидании удовольствий. И она, поддавшись уговорам выпила коньяк, который разлился теплом по всему её телу. Мужчина положил руку ей на колено и она с готовностью подставила ему губы. Но он, как ни странно, словно не заметил этого и стал целовать её шею. Его руки скользнули ей под блузку, ловко расстегнули бюстгальтер.
Старик, чьи окна выходили на тупик, наблюдал в бинокль, как покачивалась, словно корабль, чёрная иномарка. Спустя недолгое время из неё вышел мужчина. Обогнув автомобиль, он открыл дверь и подал руку женщине. Она оперлась на неё, после чего он поднёс её руку к губам.
«Тьфу-ты», — опустил бинокль старик, — пакость! Разврат средь бела дня»!
Он пригляделся получше и узнал в женщине Зинаиду, что проходила мимо его домика дважды в день: на работу и с работы, и при случае всегда здоровалась. Знаменита она была тем, что у неё росла очень ладная, справная дочка — настоящая красавица.
***
Эдуард Николаевич времени даром не терял и продолжил ухаживать за Зинаидой: провожал, катал на машине, возил на пикник на берег реки. Там, под шепот берез, клал голову ей на колени и дремал, а она перебирала его душистые волосы и мечтала о том, что он возьмёт, и пригласит её куда-нибудь.
Но он не приглашал. Ни в ресторан, ни хотя бы в клуб. Встречались они всегда тайком.
Однажды любовник спросил Зинаиду:
— А почему ты никогда не приглашаешь меня домой? Интересно посмотреть, как ты живёшь.
Зина опустила глаза.
— Там нет ничего интересного, Эдик. Квартира служебная. А ты? Почему ты не приглашаешь меня никуда? Стесняешься, да?
— Ну что ты, Зиночек! Просто я человек публичный, всегда на виду, и любой мой поступок может быть расценен превратно. Но не сердись, я постоянно думаю, как нам с тобой расширить географию наших встреч.
Уже на следующем свидании разомлевшая Зина позвала Эдуарда к себе на квартиру. Накануне она предусмотрительно отправила дочь к соседке. Та, криво усмехнувшись, сказала, что Маришка может оставаться у неё сколько угодно.
Эдуард Николаевич явился чуть раньше. Вручив хозяйке букет цветов и шампанское, он оглядел скромное жилище. Заметив висящий на вешалке Маришкин плащ, спросил:
— А это чей? Для тебя слишком маленький и легкомысленный!
— Да это дочкин! — сказала Зинаида, — у меня же дочь. Тебе наверняка говорили.
— А где же она? — небрежно спросил Эдуард, снимая ботинки.
— Её нет дома, — ответила Зинаида. Эти расспросы были ей неприятны.
Больше о Маришке не говорили. Правда гость увидел на полке её портрет и долго смотрел на него.
В этот раз он был гораздо более страстным, чем даже в первый раз. Но влюблённая Зина подумала, что так на него повлияла домашняя обстановка.
— О, Эдик! — шептала она, — полузакрыв глаза, — вот бы этот миг длился вечно!
Иногда она со страхом вспоминала о том, что нарушила обет, который дала Божьей Матери, и всё собиралась зайти в церковь, узнать у батюшки, как бы замолить грех. Но времени не было.
А между тем, отношения с Эдуардом развивались. Однажды он постучался в её дверь ночью.
— Я не мог ждать, захотелось тебя увидеть! — сказал он, прижимая к себе сонную, всклокоченную со сна Зинаиду, — не прогонишь?
И остался до утра. Утром Маришка вышла в туалет и увидев полуодетого чужого мужчину, остановилась, как вкопанная.
— Не бойся меня, куколка, — ласково сказал незнакомец, — я хороший друг твоей мамы.
— Маришка, ты проснулась уже? — показалась из кухни мать, — доченька, у нас гость. Иди, одевайся и выходи к завтраку.
Девочка убежала в свою комнату и вышла одетая. Когда она проходила мимо чужого человека, он шумно втянул носом воздух, как зверь, почуявший добычу.
В управлении губастые секретарши обсуждали новость: Эдуард Николаевич, этот утончённый денди, приударил за обыкновенной неухоженной бабищей!
Понятно, что обе завидовали Зинаиде и именно по этой причине ей «досталось на орехи». Как только её не склоняли.
— Я-а ду-ума-аю, Бэлл, — говорила одна секретарша другой, — что наш Эдик во-ообще не по де-е-евочкам. Он, скорее, по ма-а-альчикам!
— Ага, я тоже заметила. Хотела закадрить его, куда-там! — отвечала ей подруга, поправляя бюст седьмого размера, — но, он душка, согласись!
— И всё-таки, он лю-ю-бит деревенщину-у. И чтоб всё было натура-а-ально и небри-ито!
— Откуда ты знаешь? — удивлённо подняла бровь Бэлла.
— Зна-а-аю! — загадочно подмигнула подруга.
Но, как оказалось, обе были не правы. Их шеф вообще никого не любил. Он вожделел. Предметом его страсти были девочки-«бутоны», как он их называл.
Давно заприметив Маришку он сошёлся с Зинаидой только затем, чтобы подобраться поближе к её дочке. Но Зинаида была подозрительна и почти год ушёл, чтобы заслужить её доверие. Маришка за это время успела подрасти, но всё ещё привлекала его так, что у него кровь стыла в жилах, когда он видел её.
Он всё думал, как осуществить свой замысел, как подчинить девочку, чтобы выполняла его прихоти и никому ничего не рассказывала? И он решил, что просто купит её молчание. Деньги, фирменные шмотки… главное, чтобы мамаша не очухалась. Но здесь было одно «но»: притворяться, что он без ума от Зинаиды, становилось всё сложнее. И он решился.
Негодяй явился на служебную квартиру Зинаиды в момент, когда она была на работе. Он оставил автомобиль в том самом тупике, где произошло их первое свидание. Оттуда машину было не видно с улицы.
Дед, заприметив в окно знакомую иномарку, достал свой бинокль и увидел, как вышедший из машины человек повернул на улицу, где жила Зинаида с дочкой. По радио закончилась передача «Рабочий полдень», значит, Зина на работе. Зачем он туда пошёл? — задал себе вопрос старик.
Меж тем, Эдуард подобрался к окну барака и заглянул внутрь. Маришка делала уроки, склонившись над столом. Её, освещённый настольной лампой ангельский профиль поверг его в трепет. Полюбовавшись немного, он направился к подъезду. Но тут из соседнего дома вышла баба с ведром, и он поспешил отойти на другую сторону улицы, и слился со стволом старого дуба. Выкурил сигарету, чтобы унять дрожь и посмотрел на часы. Наконец, баба ушла. На улице не осталось на души.
Эдуард нырнул в подъезд. Оказавшись у простенькой, обитой дерматином двери, он аккуратно повернул ключ в замке. Слепки он сделал ещё две недели назад.
Девочка, услышав звук поворачивающегося ключа, выбежала в прихожую встречать мать и очень удивилась, увидев «дядю Эдика».
— Здравствуй, Маришка, — приторно улыбнулся он, затворяя за собой дверь. Глаза его были глазами волка, и девочка сразу почувствовала опасность, исходящую от него. Ей никогда не нравился дядя Эдик, но она решалась сказать об этом матери, видя как та расцветает в его присутствии.
— Здравствуйте, — буркнула она и рванулась в комнату, чтобы закрыться в ней. Но не успела.
Он догнал, повалил на кровать и навис над девочкой:
— Ты же не хочешь расстроить мамочку, да? Вот так, умница! Я дам тебе всё, что попросишь…
— Прошу вас, не надо! — скулила Маришка, — отпустите меня… пожалуйста!
Эдуард, красный как рак, пытался расстегнуть молнию на брюках. Её заело, и он разозлился.
— Хватит скулить! — крикнул он на ребёнка, но тут же голос его стал ласковым, — лучше помоги мне, куколка! Тогда отпущу!
Он посадил её на кровать перед собой и встал перед ней. Девочка, полумёртвая от страха, дрожащими руками прикоснулась к его ширинке. Закрыв глаза он застыл в предвкушении.
Внезапно мощный удар обрушился на его голову. Эдуард рухнул на колени перед кроватью и завалился на бок, заливая простенький половик кровью.
Маришка подняла глаза на мать, сжимающую в руках старую биту, которую они хранили дома, на всякий случай.
— Так ему! — одобрительно крякнул дед, выйдя из-за спины Зинаиды и показывая ей палец вверх.
— Спасибо, Андрей Еремеевич, если бы не вы! — рука её разжалась и бита со стуком упала на деревянный пол.
Старик, тот самый, чьи окна выходили на тупик, первым заподозрил неладное. Именно он позвонил и сообщил Зинаиде, что в их окна заглядывает «подозрительный человек» и наблюдает за Маришкой. Дед намеренно не сказал, что это был Эдуард, хотя сразу узнал и его, и его автомобиль.
Зина бежала так быстро, как могла, и подкрадываясь к преступнику со спины, боялась, что он услышит её шумное дыхание. Но тот не видел и не слышал ничего, кроме своей жертвы.
***
Маришка вздрогнула и бросилась к матери, обняла её.
— Мама, тебя заберут в тюрьму! — заплакала она, стараясь не глядеть на скрючившегося на полу Эдика, — давай скажем, что это я его убила!
Девочка подняла биту с пола.
— Не пойдёт, — вмешался дед, — удар был нанесён сзади. Значит, получается, что это не самооборона!
— Ну и что! Мне нет четырнадцати, меня не посадят! — всхлипнула девочка.
Но Зинаида, которая, наконец, пришла в себя, покачала головой и отняла у неё биту.
— Дай сюда, Маришка! Я виновата перед тобой: притащила сюда этого козла, мне и отвечать!
— Мама! — девочка попыталась отнять биту, но мать её крепко держала.
— Это всё обет, который я нарушила, — продолжала она отрешённо, — не надо было нарушать!
— Какой обед? — заинтересовался Андрей Еремеевич.
Тем временем Эдуард застонал.
Милицейский «уазик» и медицинская «буханка» приехали одновременно. Капитан милиции Соколов казалось, был этим фактом раздосадован. После, когда преступника увезли в больницу, он признался Зинаиде, что хотел бы запротоколировать это происшествие иначе, но теперь ей, скорее всего, придётся защищать себя в суде.
— Нет, нет! Пусть все знают, как оно было! Что из себя представляет этот гад! — шептала Зина, прижимая к себе дочь.
— Но тебя могут осудить,— вздохнул капитан, снимая фуражку и приглаживая редкие волосы, — и откуда ты такая, Жанна Д,Арк? Тебе дочь надо растить! А это непросто! У меня у самого две!
— Что? — рассеянно посмотрела на него Зинаида.
— Аааа! — с досадой махнул рукой капитан.
***
— Бэлла, ты слы-ы-ышала новость? — спросила за утренним кофе одна секретарша другую, — Эдуарда Никола-а-вевича осудили. У нас будет другой шеф!
— А я всегда говорила, что Эдуард Николаевич «с приветом», — закивала Бэлла, — ну разве нормальный мужик откажется от такого? — она любовно тряхнула своим седьмым размером, упакованным в дорогой лифчик.
— А слы-ы-ышала, Зииинку-то оправдали! У Эдика вмятина на полбашки, а её оправдали! — не унималась подруга.
— Мало ему! Я б ваще прибила, — закинув ногу на ногу заявила Бэлла, — Зина кстати, не промах: мента себе подцепила. Говорят, он двух девок воспитывает. Теперь будет трёх!
— Ух, ты! Ну с такой охра-а-ной ей теперь за свою дочку-у-у бояться нечего!
— А то! — подмигнула подруге Бэлла.
Подруги допили кофе, но возвращаться на рабочие места не хотелось. Пока не прислали нового шефа, можно и похалявить.
— Слу-у-ушай! Интересно-о-о, а наш новый шеф симпа-а-атичный?
— Смею надеяться, что да, — раздался незнакомый голос, и обе секретарши повернули головы.
В дверях стояла незнакомая женщина и насмешливо смотрела на них, — я ваш новый шеф — Вера Михайловна! Так что, по местам, красавицы, вперёд и с песней!
