Семён к этому дню готовился заранее, ещё с осени.
Каждую свободную минуту, всю зиму и начало весны, пропадал у соседа, деда Прохора в столярке.
Мать хлестала полотенцем и ругала Семёна, что он бездельник, дома ничего не делает, а по соседям шастает.
— Гони его, Прохор Савельич, ну что за наказание, делов полон рот, а этот…ууу…как дам сейчас.
Нет, мамка не была злая, просто у мамки дитёв куча братьев, мал мала меньше, мамка работала прачкой, уставала и так.
Вечно эти девки, тащили от своих барынек исподнее, да рубахи, полотенца с вензелями, платки вышитые, разную другую дрянь, а она мамка, всё это мыла и стирала, рубелем катала.
Некоторые вещи такие были, что страшно в руки брать, не то что жамкать, их сами барыньки приносили, стыдливо отводя глаза, просили мамку быть поосторожнее.
Оно и понятно, там же светится всё, а ежели мамка тереть начнёт, так и зашивать нечего будет, его же возьмёшь, вот так на просвет растянешь, а оно же уже всё штопано — перештопано, тьфу ты…
Возьми да сама постирай, тебе же исподнее новое не за что купить, а ты последние копейки на прачку тратишь, неет…они же барыньки, им же надо свой коленкор держать, как же…мы мол, благородныЯ, нам негоже ручки свои белыЯ натруждать, вот и бегут…к Сенькиной мамке…а та стирает.
Ну, а как? Жить-то надо…
Сенька старший, оттого и знает все тонкости, стирает с мамкой тоже, а кто смеётся над прачкиным сыном, тот получает тумаков, дерётся Сенька хорошо.
Ему уже восемь лет скоро, сила есть…
Мамка зря ругается, Сенька всё помогает, корзины на речку с бельём оттащить, потереть ежели мамка попросит, пополоскать, отжать хорошенько, всё может Сенька.
А ругает мамка оттого, что жена деда Прохора, бабушка Марфа, угощает всегда Сёмку.
Несёт Прохору Савельичу обед и на Сёмку положит, Сёмка немного отщипнёт, а остальное ребятне отнесёт, а мамке стыдно…Что это ещё, чужие люди будут их кормить, что скажут, что Марья Никифорова попрошайка? Сама заработать не может?
Нет уж…
Оттого и ругает Сёмку.
Но, Сёмка не просто так у Прохора Ильича обитает, он с пользой для дела.
Учит его старик премудростям своего дела, так получилось, что остались они без детей и внуков со старухой.
Есть какие-то дальние родственники, да кому они нужны? Это вот когда стариков не станет, вот тогдаааа, тогда они набегут, начнут дербанить всё, что непосильным трудом Прохор Ильич за всю жизнь накопил.
А пока…Пока учит он разным премудростям Сёмку.
Отца у Сёмки нет, в позапрошлом годе на сплаве упал в реку, да простудился, помер, чахотка, язви её.
Так и остался Сёмка за старшего.
Где подзаработает, где что, мамкин помощник.
Это мамка с виду только сердитая, а кто бы добрый был, когда их вон трое, мал мала меньше, на шее мамкиной остались, ну и Сёмка, самый старший.
А за папку мамка, убёгом сбежала вот… не простит её тятька, Сёмкин дед. Он, папка -то ихний, он же без роду, без племени…
А тятька мамкин, нанял его на мельнице подсобить, ну мамка увидела его и полюбила.
Да только не разрешали им любиться -то, а что? У папки-то, ни кола ни двора, что ветер в поле, гуляй не хочу, а мамка всё -таки дочь уважаемых людей…
Сбежали они, погоню переждали где-то в тайном месте, в город подались, обженились, всё как полагается…
Папка на разные работы подвязался, а мамка дома сидела, вскоре Сёмка родился, а потом через два года Поля и потом уже Васька с Петькою, двойнёвые они.
Всё вместе делают, заразы.
Кааак рты раззявят, как зачнут орать, бедная Поля не справляется с ними, оглоедами, только Сёмку и боятся.
Вот так и живут.
Ну ничего, выживут.
Вот Сёмка вырастет, будет как дед Прохор, будут его уважать все, приходить к нему, в ноги кланяться Семёном Ляксеечем звать…
Тогда мамке не надо будет работать, Полюшке платье, как у барыньки справит, много платьев, бусики, сапожки, мамке тоже.
Мамка -то, она же молодая, да красивая.
Двойнёвых выучит, обязательно, они машинистами будут.
Ходить в форме, строгие такие…
Мечтает Сёмка, а сам дело своё делает.
А дело такое, хииитрое ежели узнают…мало не покажется, выгонят….а то и побить могут.
Но он, Сёмка, рискнёт…А как? Папка говорил, кто не рискует, тот не живёт…
С утра в окошко Сёмкино постучали.
Мама отдыхала, Сёмка накормил двойнёвых, дал сестре тоже отдыха.
-Поля…Поооолюшка, проснись, милая…Я схожу на улицу?
-Сём, мама не велела…
-Я быстро, Полюшка.
Сестра боязливо оглянулась за перегородку, где спала мама и кивнула.
-Двойнята разинули рты и приготовились орать.
Орали они по любому поводу.
Сёма показал им кулак.
А потом погладил по одинаковым головам, наклонился и что-то прошептал на ушки, двойнята заулыбались и закивали головёнками.
Сёмка пришёл к вечеру.
Весь в грязи, с подбитым глазом, с изодранными руками, на коленях выходных штанов чуть ли не дырки, красная, выходная рубаха в грязи.
Он был грязный весь, но…счастье билось в глазах мальчишки.
-Сёма…- Полюшка обняла брата, — где ты был, мама как тебя заругает, а может и побьёт.
-А где она?
-Ушла в гости к тётке Агриппине…
Сёмка нырнул назад в сенцы и втащил огромный мешок, а там…яйца, целый мешок.
Да, да, мешок красных яиц, а сверху два больших кулича….
-Сёмааа, ты что…выиграл?
-А то…
-Но как? И столько много?
-Ха…было ещё больше, я Гришки Косолапову насыпал вооот столько, тётка Марьяна чуть в обморок не упала, Мишке Шилову, Алёнке Демьяновой…
-Постой…А где ты их взял…столько?
-Я…мы…Поль, не говори маме, мы на Верхнюю улицу с ребятами ходили…вот видишь…Там же богатеи одни, ух и злились они, мы даже подрались, но мы выиграли, представляешь!
Вот…
Эй, одинаковые, вы что там шепчетесь?
-Битиии.
-Чего? ааа, ну так и должны быть битые, вы что?
-Засем?
-За тем, -Сёмка присел перед братьями, — в этом и смысл, братушки, чьё яйцо уцелело, когда катали яйца-то, тот и забирает себе битое, понимаете?- Дети кивнули. — Ну бегите, трескайте, Полюшка, идём и мы с тобой перекусим, голодный я.
Мама вечером пришла весёленькая, даже не стала ругать и бить Сёмку…
А Сёмка…
Сёмка, который так хотел похвалиться своим успехом, который хотел, чтобы его похвалили, он рассказал маме вечером про свой секрет.
-Смотри, вот яичко -то…
-Как это, Сёмушка?Словно заколдованное яичко -то у тебя? Как оно целое -то осталось?
-Мам, я у деда Прохора, с самой осени яичко точил, а потом полировал, красил, смотри…
-Это что, сынок? Оно не настоящее?
-Неет, мама…мам? Ты что? почему ты плачешь? Ты от радости, да?
-Нет сынок, плачу я оттого, что думала не пойдёшь ты натурой в тятьку своего, Лексея Уварыча…тот любил такие штуки вытворять, хитрить, в карты шулерить…
-Мама?
-Что мама? Что мама? Ведь, ты Сёмушка…хитростью это всё сделал.
-Мама, я с ребятами поделился, у них дома вообще есть нечего, а мы…Мы же у богатеев, мама…
Ты что? На Верхнюю улицу ходил?
Радостное настроение Сёмушкино пропало…Было ему отчаянно стыдно.
-Ладно…ты, как лучше хотел…но прошу, больше так не делай.
Долго думал Сёмка, а однажды пошёл на Верхнюю улицу, нашёл, где местные ребята в бабки играли и рассказал о своём обмане.
Приготовился уже тумаки получать, да главный их, Толик Шутиков остановил ребят. Подошёл к Сёмке.
-Ты что, один пришёл?
-Один.
-И не побоялся?
Сёмка промолчал.
— А где же подельники твои?
-Они не знали. Я сам.
-Понятно…в бабки будешь играть?
-Не могу, мне нельзя далеко уходить от дома.
-Тятька дерётся?
-Нет…у нас нет тятьки…мы сами…
-Ладно, как там тебя? Стёпка?
-Сёмка.
-Ты настоящий человек, Сёмка. Молодец, что признался, а лихо ты…продай мне яйцо?
-Нее, я его…выкинул…в реку.
— Зря…Ну ладно, заходи, если что, этого, — он показал на Сёмку, — чтобы пальцем этого парнишку никто, ясно? Глядите мне…он мой друг, поняли.
С тех пор не хитрил и не жульничал Сёмка.
Учился столярному делу у деда Прохора, сам рано стал зарабатывать, а потом старик от дел отошёл, свою столярку Сёме оставил.
Мама уже бельё не стирала.
Всё, как задумал Сёма, исполнил.
Мама не работала больше, по дому, да за стариками ходила, Полюшку в платья нарядил, за хорошего человека замуж отдал.
Братьев своих, виданное ли дело, в ремесленное определил, училище…
Всех в люди вывел, всем ума дал, что говорится.
Сам жизнь правильную вёл, женился, детей родил, никогда не хитрил больше.
А яичко то, яичко, как память, всю жизнь хранил, детям и внукам завещал, смотреть и думать, стоит ли жульничать…
Добрый день, хорошие мои!
