Здорово, дядь Саша, — на пороге гаража появился Женька, племянник, — заехал, как обещал.
— Здорово, племяш, проходи, не загораживай свет.
— Совсем что ли каюк?
— Ну не совсем, блекло, не видно толком. Сейчас Семеныч подойдет, сделает.
— А кто это?
Хозяин гаража отвлёкся от разложенных на полке инструментов, поправил очки и уважительно ответил: — О-оо, это толковый электрик, сейчас на пенсии, подрабатывает. Те, кто его знают, «из рук в руки передают».
Дядя Саша при всяком удобном случае звал племянника к себе, подсказывал, как жить, поучал, иногда ворчал на него, жалея Женькину мать, свою родную сестру. Вроде при деле парень и семья есть, а какой-то непутевый, все норовит то с друзьями отдохнуть, то налево сходить. Дядька уже стал бояться, как бы семья не развалилась, так хоть какая-то ответственность есть, да и девчонка ему неплохая попалась, дочку родила.
Женька лениво прошелся по гаражу, сунув руки в карманы. – Ну и где он этот гений «светлых идей»? Где твой хваленый электрик?
— Это про меня что ли? – мужчина вошел в гараж, кашлянув, словно известил о своем приходе. – Доброго дня, хозяева!
— Здравствуй, Валерий Семеныч, — хозяин обрадовался, протянул руку для приветствия, чувствуя неловкость за Женькины слова. – Это племянник мой, тоже наслышан о тебе…
Семеныч, нисколько не обидевшись, накинул рабочую куртку, осмотрел объект. Решив, как провести проводку, какой мощности будет освещение и какие лампы купить, мужики поехали в ближайший магазин.
Закончив работу, мастер получил расчет и искреннюю благодарность Александра Петровича; Женька тоже был под впечатлением и уважительно пожал руку. – Давайте посидим, как полагается, отметим успех дела, — предложил он, — у меня в машине всё есть.
— Э-ээ, нет, на этом спасибо, — Семеныч жестом руки показал, что он против.
— Ну, тогда может просто чайку, я термос взял, — предложил хозяин, у меня с собой нарезка есть, пироги, посидим, пообщаемся.
— Чайку можно, но не долго, — согласился электрик.
Неуютно чувствовал себя только Женька, который к тому времени уже загнал машину в свой гараж, и сожалел, что в багажнике «киснут» припасенные напитки.
— Ну что это за посиделки, — кисло заметил он. – Вы что, Валерий Семенович, совсем не употребляете? Язва, наверное?
Дядя Саша осуждающе взглянул на племянника, стыдясь его вопросов.
Но Семеныч и грамма не смутился, наливая в кружку ароматный чай.
— Я вот таких не знаю, например, — не унимался Женька. – А вы знаете?
— Знаю, — ответил Семеныч и посмотрел на Женьку. – Есть у меня товарищ, вообще не пьет. И язвы у него нет, и вполне здоров.
Семеныч взял бутерброд, начал есть, запивая чаем. – В молодости друг мой погулять любил. С друзьями махнет на природу, а в машине девчонки веселые. А что? Зарабатывал неплохо, машина новая, девчонки, как раньше говорили, сами запрыгивали. В одну влюбился, стал из дома пропадать, в общем, заблудился по жизни.
И как-то летом поехали кампанией на природу. Выпили, повеселились, мало показалось, решили еще съездить до ближайшей деревни. Товарищ мой сел за руль, и на повороте врезался в дерево. Машину разбил, за которую еще полностью не рассчитался, и сам весь «поломанный» в больницу попал. При выяснении обстоятельств жена узнала, что с девушкой был.
И вот лежит он на больничной койке, что даже вставать ему нельзя, врачи кумекают, что с ногой его делать. Девушка его «потерялась» сразу, похоже, забыла на другой день. Отец в больницу приходит, мачеха (матери родной у него давно нет) изредка, не так уж он ей и нужен. Ну, друзья, само собой, заглядывают, не все, правда, — в таких ситуациях некоторые друзья, как рыбы-прилипалы, отваливаются. С работы навещают. А жена не приходит. Да он и сам понимает, что виноват перед ней. Осознает, что заблудился, не той дорогой поехал в жизни.
Начали готовить к операции. И тут приходит жена. Ни слова упрека, даже виду не подает о происшедшем, только здоровьем интересуется, с врачами общается, ухаживает старательно…. После операции каждый день в больницу. Потом вторая операция, в общем, досталось товарищу после той аварии, и если бы не поддержка жены, то неизвестно, как бы всё обошлось.
Выписали его, рекомендовали восстанавливаться постепенно, а потом и к работе можно приступать. Друг с благодарностью дома к жене, говорит, что он заблудший, но больше такого не повторится. А она ему отвечает: «На ногах стоишь, ходить сам можешь, так что собирай вещи и ковыляй потихонечку, заблудший ты наш».
Товарищ понять не может, считай, что выходила его, а получается, не простила. Да еще это слово обидное – «ковыляй». Уговоры не помогли, съехал он, пришлось у отца пожить. На работе, кто не знал, истиной причины, жену осуждали: «выгнала инвалида». Хотя, хромота – это пустяк, руки-то работают, может и себя и семью содержать.
Вот так-то, — Семеныч, налил еще чаю, окинул взглядом гараж, словно проверяя свою работу.
— Ну и что дальше? – спросил Женька. – Так и развелись?
— Почему развелись? Наоборот, сошлись через три месяца. Теща помогла. Помирила их. Да и сын к отцу привязан, и товарищ мой тоже скучал по нему и жене. С той поры не пьет. Машину водит, но прихрамывает. Внуки есть, дочка младшая учится в институте. Выровнялась жизнь-то.
Ну ладно, пойду я, — поднялся Семеныч, надевая кепку.
Хозяин гаража еще раз пожал ему руку, прощаясь, и Семеныч направился к двери. Женька посмотрел вслед и только тогда заметил, что Валерий Семенович прихрамывает — едва заметно.
Женька с удивлением посмотрел на дядю Сашу, когда электрик вышел: — Так это что, он и есть?
— Я сразу понял, что про себя он говорил, — кивнул дядя Саша.
— Ну, так бы сразу и сказал, что это он…
— Не все люди про себя откровенно могут рассказать, и не всякий случай приятным назовешь, может ему и вспоминать-то не хочется, вот и рассказал, как будто о товарище.
— Значит это он и есть «заблудший», — сделал вывод Женька, — вот тебе и «ковыляй потихонечку».
— Вовсе нет, Женя, — дядя Саша слегка наклонился к племяннику, — «заблудший» — это у нас ты, как бы тебе не предложили ковылять потихонечку с такой жизнью. А Семеныч давно живет правильно. Понял он тебя, для твоих ушей рассказал свою историю, на чужих ошибках умные люди учатся… надеюсь, ты умный.
Дядя Саша вздохнул, глядя на Женьку и лелея надежду, что в тридцать лет он наконец-то станет серьезным.
