Петров проснулся и по привычке поискал теплый, расжареный к утру под пуховым одеялом, бок любимой жены. Любка, как обычно, недовольно мычит во сне, спихивая руку Петрова, а он подтягивает ее за талию, утыкается носом ей в ложбинку между плечом и шеей и вдыхает ее запах. Любка брыкается, что ей щекотно и отодвигается.
Петров лежит еще какое-то время, чувствуя запах Любки, ее податливый бок, перебирает складочки на талии благоверной, вздыхает и встает.
Поставить чайник, шаркая дойти до ванной и умыться.
Любка встает только к завтраку.
— Я тебе и обед, и ужин, а на завтрак не рассчитывай. Надо — сам готовь, — через год супружеской жизни сказала ему жена.
С тех пор и повелось. Петров сам все покупает для завтрака, сам готовит. Накрывает и будит. Любка выходит взлохмаченная, сонная и сердитая.
— Что лыбишься? — это вместо «доброго утра», говорит она.
Петров знает, что это не со зла, просто Любке надо выпить кофе и съесть чего-нибудь, и тогда она и улыбнется, и поцелует Петрова перед работой.
Но сейчас Петров наткнулся на пустоту. От неожиданности открыл глаза и увидел, что он не дома. Закрыл глаза и начал этот день еще раз. Поискал под одеялом бок жены. Но было понятно, что что-то пошло не так. Одеяло было другое, кровати не было, был диван. Подушка была не такая. Все было не ТАК.
Он снова приоткрыл глаза. Комната была совсем другая. Другая.
И женщина рядом тоже была другая.
Не жена.
Не Любка.
Петров обреченно закрыл глаза и все вспомнил.
Началось все с утра понедельника. Любка встала недовольная, завтрак ей не понравился и кофе остыл, пока она вставала. Она с раздражением выплеснула кофе в раковину. Брызги полетели по всей кухне: на стенку, на пол на новую белоснежную рубашку Петрова. И галстук, который ему подарила мама.
Петров не сдержался и рявкнул на Любку. Любка тоже не сдержалась и рявкнула на Петрова. Мало того, запустила в него кружкой с кофейной жижей, которая не вылилась до этого в раковину до конца. Петров стоял, молчал, краснел, а потом высказал все начиная со свадьбы.
Любка не молчала ни секунды, не дала Петрову даже договорить и высказала ему все начиная с их знакомства.
Матом.
Такое у Любки случалось от переизбытка эмоций, она не могла подобрать нормальных слов и вываливала весь свой запас, который получала не один год в деревне у бабушки на каникулах.
Каждый раз, когда она возвращалась от бабушки, которая была учительницей русского языка и на пенсии жила в деревне, в доме еще своей прабабушки, Любка, прожив эти три месяца каникул на «свободном выпасе», как говорил папа, приезжала с новым багажом интересных слов, которые узнавала от деревенских.
Слова были необычные, емкие и хлесткие. Не такие вялые, как обычно, использовали все в городе и в школе. Слова, которые привозила Любка, настолько соответствовали ее неукротимому характеру, что расставаться она с ними категорически не хотела.
Из-за этого ее несколько раз пытались отчислить из школы, угрожали маме комнатой милиции и детским домом, но потом смирились, ибо кто в своем уме откажется от девочки, которая постоянно привозит золотые медали со всяких олимпиад по русскому языку?
Со временем Любка научилась говорить интеллигентно, но в такие моменты, уже не владела собой и кричала такими словами, которыми защищалась в детстве, отбиваясь от деревенских мальчишек палкой, с разбитыми в кровь коленками, уже замазанными накануне зеленкой.
Петров все это знал, прощал и не обращал внимания. Но сегодня не выдержал. Осторожно поднял несчастную кружку с размазанной кофейной жижей и из самого сердца крикнул:
— Зае…ла! — швырнул кружку об пол, отчего та тоненько и обиженно звякнула и рассыпалась мелкими фарфоровыми осколками.
Ни Любка, ни Петров больше ничего не сказали. Петров зашел в спальню, переоделся во вчерашнюю рубашку и галстук, который не подходил к ней и ушел на работу. Пришел вечером, почти ночью пьяный. Есть не стал, лег спать.
Утром проснулся носом в ложбинке между плечом и шеей Любки, блаженно втягивая ее запах, а рукой обнимая за талию и сжимая правую грудь Любки. Она, как обычно, замычала, пихнула Петрова, что ей щекотно и заснула дальше.
Петров открыл глаза, сел на постели и посмотрел с ненавистью на свою руку, которая только что сжимала податливую Любкину грудь.
— Слабак, — сказал себе, натягивая носки.
Потом зашел на кухню, посмотрел в холодильник, со злостью хлопнул ни в чем не повинной дверцей и ушел на работу, голодный. Весь день надеялся, что Любка позвонит, как обычно, в обед, спросит, как дела, когда его ждать. Не позвонила.
Так продолжалось до четверга. В четверг он не вернулся домой, ночевал у мамы. И после этого Любка не позвонила.
А сегодня была суббота, и Петров проснулся в постели чужой ему женщины. Женщина спала рядом, но с другой стороны. Петров сел на кровати. Хотел натянуть носки и подумать, но оказалось, что он уже в носках. Он облокотился на худые колени и обхватил голову руками. Хотелось так же, как Любке материться и бить посуду.
Но он сдержался и посмотрел на женщину. Это была Лена из бухгалтерии. А вчера был ее день рождения и они отмечали это сначала на работе, а потом в кафе. Дальше он не помнил.
Петров еще раз посмотрел на нее. Лена спала, чуть приоткрыв рот. И по-детски положив ладони по щеку. Петров вздохнул и осторожно встал, взял свои вещи. Оделся уже в коридоре. Вышел, закрыл дверь, придерживая язычок замка, чтобы не щелкнул и не разбудил Лену. Молясь про себя, чтобы она не вспомнила, когда проснется, с кем провела ночь.
Сел в автобус и по пути думал, что скажет Любке.
По пути так и не придумав, зашел домой. Любка пила кофе на кухне, всклокоченная в распахнутом халате. С ехидной усмешкой посмотрела на Петрова, но промолчала.
— Я переспал с другой женщиной, — тяжело вздохнув, сказал напрямую Петров и сел за стол.
Рассматривая узор на столешнице, ждал, что сейчас будет опять биться посуда, Любка будет орать матом, но он это все примет и выдержит. Но Любка молчала, швыркала кофе. Потом поставила кружку и хмыкнула:
— Ладно, Петров, поскандалили и будя.
— Я переспал с другой женщиной, — повторил Петров и посмотрел на Любку.
— Петров, не неси чушь, — хмыкнула она. — Кому ты нужен, Петров? Какая другая женщина? Иди в душ, будем сейчас чай пить, я пирог испекла.
— Люба, ты меня не слышишь? — Петров посмотрел на жену.
— Ой, все, — рассердилась Любка. — Я поняла, ты обижен, ты заставил меня переживать и ревновать. Петров, я тебя убью, — театральным тоном сказала Любка, — отмщю тебе за измену!
Петров встал и на автомате пошел в душ. Выйдя из душа натянул свежие трусы и прошел в спальню. Лег в кровать и с наслаждением втянул Любкин запах. Проснулся оттого, что его целуют.
— Нет, — сказал он, не открыв глаза, — не надо, я женат.
— Все верно, милый, ты женат, — хихикнула Любка. — Видишь, ты даже во сне хранишь мне верность, — она поцеловала его, не слушая ответа.
Они провалялись в постели до обеда. Любка счастливо прижималась к нему, а Петров малодушно уговаривал себя молчать. Не верит и ладно. Ему же лучше. К воскресному вечеру он уже сам начал сомневаться, что у него что-то было с Леной. Может, они просто спали рядом, потому что ей было неудобно положить его на пол? Размышлял он.
— Сереж, — в понедельник на работе к нему подошла Лена, улыбнулась, покраснела и провела пальчиком по его руке.
И он понял, что было все и ничего ему не приснилось. И, как ни странно, он обрадовался этому. Потому что в голове постоянно всплывало Любкино «Кому ты нужен, Петров?»
Это разъедало ему душу. Он был рад, что Любка ничего не узнала, что не поверила ему, что жизнь вошла снова в привычное и безопасное русло, но эти слова «Кому ты нужен, Петров?» звучали у него в голове и были невыносимы.
И он решил доказать Любке, что он кому-то нужен. Вот, вот Лене он нужен! Она ходит за ним и смотрит глазами испуганного спаниеля, надеясь, что он заметит ее.
И он решил доказать своей жене, что нужен, много кому нужен и что он действительно изменил.
И он пригласил ее на свидание. Выбрал кафе, где часто бывает Любка с подружками, надеясь, что кто-нибудь его увидит там с Леной. Не повезло. Хотя он надеялся, что хоть кто-нибудь увидит и расскажет Любке.
Потом он пришел домой со следами помады на воротнике новой рубашки, которую ему дарила Любка на Новый год. Она не заметила. Просто сунула в стирку, а потом его ругала, что он не может нормально есть.
— Полоротый! — рассердилась она и достала свой арсенал пятновыводителей.
Потом он не пришел домой.
Потом пришел пьяный, облившись женскими духами.
Потом опять не пришел домой.
Потом Любка встретила его утром на кухне, попивая кофе. Посмотрела на него в упор и грозно сказала:
— Петров, нам надо поговорить.
У Петрова все сжалось внутри, и он возликовал.
— Не понимаю, о чем ты, — надменно сказал он и картинно облокотился о косяк кухонной двери.
— Не понимаешь? — ехидно улыбнулась Любка. — Точно? — она посмотрела на него в упор.
— Да, — продолжал упорствовать Петров. — Не понимаю.
— Ладно, — обмякла Любка, подошла и поцеловала остолбеневшего мужа. — Хватит мне доказывать, что ты кому-то нужен, кроме меня. Хороший ты, Петров. Я тебя люблю. Но, — она в упор посмотрела ему в глаза, — да, кому ты нужен, Петров?
