‘Когда он уже сDоXнет?’ — нашел это сообщение жены
Семён проснулся от того, что кто-то держал его за руку. Пальцы были холодными, неживыми. Он попытался открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Где-то рядом пищала аппаратура, пахло лекарствами и ещё чем-то приторно-сладким — наверное, цветами. Больница. Точно больница.
— Очнулся, — голос Жанны звучал странно. Не радостно, не испуганно. Просто констатация факта. Как будто она сообщала, что закончился дождь или подорожал хлеб.
Семён с трудом разлепил веки. Жена сидела на стуле возле кровати, держала его ладонь в своих руках, но смотрела в окно. За стеклом темнело. Сколько же он пролежал без сознания?
Память возвращалась обрывками. Дорога под Воронежем. Дождь начался внезапно, стеной. Фура впереди резко затормозила, он попытался уйти в сторону, но прицеп понесло. Дальше — провал.
— Долго я? — голос не слушался, хрипел.
— Три недели. — Жанна наконец посмотрела на него. В глазах что-то мелькнуло и пропало. — Врачи говорили, шансов мало. Перелом основания черепа, внутреннее кровотечение. Думали, не выкарабкаешься.
Она говорила это спокойно, будто обсуждала покупки домой. Семён списал всё на шок. Наверное, она так пережила, бедная. Он слабо сжал её пальцы.
— Прости, что так вышло.
— Ты не виноват. — Жанна высвободила руку, поправила одеяло. — Отдыхай. Я схожу, врача позову.
Она вышла, и Семён закрыл глаза. Голова гудела. Три недели в коме — это не шутки. Хорошо хоть живой. Сколько раз за пятнадцать лет за рулём видел аварии похуже, где люди не выживали. А он вот лежит, дышит. Повезло.
Следующие дни сливались в одну серую полосу. Капельницы, уколы, процедуры. Жанна приходила каждый день, приносила домашнюю еду — больничную Семён есть не мог, тошнило. Сидела рядом, листала журналы, иногда что-то рассказывала про дом, про соседей. Но чаще молчала.
— Ты какая-то не такая, — сказал он как-то. — Случилось что?
— Устала просто. — Жанна отложила журнал. — Три недели не знала, очнёшься или нет. По больницам моталась, с врачами разговаривала. Страховая компания ещё проблемы создавала, не хотели платить.
— Заплатили хоть?
— Кое-что перевели. На лечение хватило.
Семён кивнул. После таких аварий многие остаются инвалидами. А он уже ходить начал, пусть и с палочкой пока. Через месяц-другой вернётся за руль. Работа не пыльная — сел и поехал. Не на стройке же вкалывать.
Выписали его через две недели. Жанна встретила у больничных ворот, поймала такси. Дома всё было как обычно — чисто, аккуратно. Только запах какой-то чужой. Не то чтобы неприятный, просто другой. Семён принюхался — вроде мужской одеколон. Странно.
— У нас кто-то был? — спросил он, опускаясь на диван.
Жанна замерла у шкафа, где раскладывала его вещи.
— Сантехник приходил. Кран на кухне потёк, пока тебя не было.
Логично. Семён откинулся на подушки. Надо же, как ослаб. Раньше мог сутками за рулём сидеть, а сейчас от получаса в такси голова кружится.
Дни потянулись однообразно. Семён восстанавливался, делал упражнения, которые прописал врач. Жанна уходила на работу — она бухгалтером в небольшой фирме трудилась. Вечерами они ужинали вместе, смотрели телевизор. Как раньше, только что-то изменилось. Жанна стала отстранённой, холодной. На расспросы отвечала, что устаёт на работе, что начальство достало.
Однажды Семён спустился во двор — врач велел больше гулять. На лавочке у подъезда сидела соседка, Валентина Петровна. Старушка лет семидесяти, вечно всё про всех знала.
— Семён! Живой! — всплеснула она руками. — А я уж думала, помрёшь. Жанна-то твоя места себе не находила.
— Да вроде обошлось, — Семён присел рядом.
— Обошлось, говоришь? — Валентина Петровна странно посмотрела на него. — Ну-ну. Оно и к лучшему, наверное. Хотя тот мужчина, что к ней ходил… Родственник, наверное? Помогал, пока ты болел?
Семён похолодел.
— Какой мужчина?
— Да такой… представительный. На иномарке приезжал. Я думала, брат её или там двоюродный кто. Часто бывал, ночевал даже. Жанна говорила, помогает ей с документами по страховке.
Старушка ещё что-то говорила, но Семён не слушал. В голове стучало. Ночевал. Часто бывал. Пока он умирал в больнице, в его квартире, в его постели…
— Спасибо, Валентина Петровна, — он встал. — Пойду я.
Дома Жанны не было. Семён сел за компьютер, открыл её страницу в соцсети. Она не выходила из аккаунта — пароли у них общие были, доверяли друг другу. Или он доверял.
Переписка с каким-то Романом. Фотография — мужчина лет тридцати пяти, холёный, в дорогом костюме. Сообщения… Семён читал, и тошнота подкатывала к горлу. Не от последствий травмы — от того, что видел на экране.
«Когда он уже сдохнет?» — писала Жанна две недели назад.
«Потерпи, милая. Врачи говорят, шансов мало», — отвечал Роман.
«Надоело ждать. Хочу, чтобы всё закончилось. Квартира останется мне, он завещание не писал. Продам, купим домик за городом».
«Скоро, любимая. Скоро мы будем вместе».
А потом, после того как он очнулся: «Придётся подождать. Может, в следующий раз повезёт больше».
Семён закрыл ноутбук. Руки дрожали. Пятнадцать лет вместе. Он пахал как проклятый, чтобы у неё всё было. Квартиру эту купил, ремонт сделал. А она… ждала его смерти.
Входная дверь щёлкнула. Жанна вернулась с работы. Семён сидел в кресле, смотрел в темное окно.
Жанна поставила сумку в прихожей и прошла в комнату.
— Ты чего в темноте сидишь? — она щёлкнула выключателем. — Ужинать будешь?
Семён молчал. В голове всё ещё звучали слова из переписки. «Когда он уже сдохнет?» Он смотрел на жену — красивую, ухоженную женщину, которую любил больше жизни. За которую готов был в огонь и воду. Которая мечтала о его смерти.
— Я через три дня в рейс поеду, — сказал он спокойно. — Под Краснодар. Врач разрешил.
Жанна обернулась от холодильника.
— Ты что, с ума сошёл? Тебе ещё месяц восстанавливаться минимум!
— Нормально я себя чувствую. Работать надо. Деньги зарабатывать.
— Семён, это глупость. Ты едва ходишь!
— Решение принято. — Он встал, прошёл в спальню. — Не волнуйся, недолго. Дня четыре максимум.
Жанна что-то ещё говорила, уговаривала, даже плакать попыталась. Но Семён был непреклонен. Через три дня утром он собрал сумку, попрощался и уехал. Только не в Краснодар. До соседнего района доехал, оставил машину на стоянке у торгового центра и вернулся домой на такси. Водителя попросил высадить за квартал.
Поднялся по чёрной лестнице. Ключ повернулся бесшумно. Из спальни доносились голоса. Семён узнал смех Жанны — такой счастливый, беззаботный. Давно она так не смеялась при нём.
Он толкнул дверь.
Они лежали в постели. Его постели. Жанна — обнажённая, раскрасневшаяся. Рядом — тот самый Роман с фотографии. Увидев Семёна, Жанна вскрикнула, натянула простыню. Роман вскочил, начал судорожно искать трусы.
— Ты… ты же уехал! — выдавила Жанна.
— Передумал. — Семён удивлялся собственному спокойствию. Думал, будет орать, бить морды. А просто стоял и смотрел. — Одевайтесь и выметайтесь. Оба.
— Семён, я могу объяснить…
— Не надо. Я переписку вашу читал. Про то, как ты ждала, когда я сдохну. Про квартиру, про домик за городом.
Жанна побледнела. Потом вдруг выпрямилась, сбросила с себя растерянность как маску.
— Ну и что? Да, ждала! Пятнадцать лет с тобой промучилась! Вечно в рейсах, вечно усталый, вечно недовольный! А я молодая ещё, жить хочу! С Ромой мне хорошо, он меня любит!
— Любит? — Семён усмехнулся. — Квартиру мою он любит. Которую ты собиралась продать.
— Это моя квартира тоже! Я имею право!
— Нет, не имеешь. Квартира на мне записана, до брака куплена. Ты в ней просто прописана. И сейчас выпишешься. Собирай вещи и вали. К своему Роме. Или к маме в Саратов. Мне всё равно.
Роман уже оделся, топтался у двери.
— Жанна, пойдём. Не стоит оно того.
— Как это пойдём? — она повернулась к любовнику. — Ты же говорил, будем вместе! Обещал!
— Я думал… ну, что квартира… В общем, извини. Мне пора.
Роман выскользнул за дверь. Хлопнула входная дверь. Жанна осталась сидеть на кровати, глядя в пустоту. Потом посмотрела на Семёна с ненавистью.
— Ты всё испортил. Всю мою жизнь испортил!
— Твою жизнь? — Семён покачал головой. — Я пятнадцать лет на тебя работал. Ни в чём не отказывал. Любил как ненормальный. А ты… сколько лет с ним встречаешься?
— Два года, — выплюнула Жанна. — Два счастливых года! Пока ты по своим дорогам мотался, я жила! По-настоящему жила!
— Ну так иди и живи дальше. Только без меня и без моей квартиры. Даю тебе час на сборы.
Жанна оделась, накидала вещи в сумки. Семён сидел на кухне, слушал, как она громыхает дверцами шкафов, что-то бормочет себе под нос. Когда она вышла с двумя чемоданами, он протянул ей конверт.
— Что это?
— Десять тысяч. На первое время. И это всё, что ты от меня получишь. Заявление на развод подам завтра.
Жанна взяла конверт, посмотрела на него. В глазах уже не было ненависти — только усталость и злость.
— Знаешь что? Я правда молилась, чтобы ты не очнулся. Каждый день молилась. Потому что с тобой — это не жизнь. Это существование. Серое, унылое существование.
— Дверь закрой, когда выйдешь.
Она ушла. Семён остался сидеть на кухне. Потом встал, прошёл в спальню. Постельное бельё сорвал, выкинул в мусорное ведро. Придётся новое покупать. И матрас, наверное, тоже.
Зазвонил телефон. Номер незнакомый.
— Семён? Это Валентина Петровна. Видела, Жанна с чемоданами вышла. Вы что, разъезжаетесь?
— Разъезжаемся, — подтвердил он.
— Ох, грех-то какой. Хотя… может, оно и к лучшему. Я вот всё думала тебе сказать, да не решалась. Нехорошая она баба, Семён. Когда ты в больнице лежал, я её случайно в магазине встретила. Она по телефону с кем-то говорила, не видела меня. И знаешь, что сказала? Что если ты помрёшь, она наконец свободной станет. Так и сказала — свободной. Я аж обомлела.
— Спасибо, что рассказали.
— Ты это… держись там. Если что надо — обращайся. Я хоть и старая, но суп сварить могу, постирать там.
Семён поблагодарил и отключился. Постоял у окна, глядя на двор. Жанны уже не было видно. Наверное, поехала к матери. Или к подружкам жаловаться, какой он сволочь.
Через неделю позвонил Роман. Голос неуверенный, заискивающий.
— Семён, здравствуйте. Это по поводу Жанны…
— Что, надоела уже?
— Да нет, я… В общем, она от меня квартиру требует. Говорит, я обещал. Но я не могу, у меня семья. Жена, дети. Я думал, у вас как-то решится, а теперь…
— Теперь она твоя проблема.
— Но она говорит, подаст на меня заявление жене! Скандал устроит!
— И что я должен сделать?
— Может, вы её обратно примете? Ну, простите там… Она же столько лет с вами прожила.
Семён усмехнулся.
— Знаешь что, Роман? Когда я в реанимации лежал, она тебе писала: «Когда он уже сдохнет?» А ты отвечал: «Потерпи, милая». Так вот теперь терпи сам. И разбирайся сам.
Положил трубку. Больше Роман не звонил.
От Жанны пришло несколько сообщений. Сначала злые, с угрозами отсудить половину имущества. Потом жалостливые — что она осталась ни с чем, что мать её пилит, что работу потеряла. Семён не отвечал. Удалил её номер, заблокировал в соцсетях.
Через три месяца развод оформили. Семён снова начал ездить в рейсы. Сначала недалеко, потом дальше. Силы постепенно возвращались. В квартире стало тихо и спокойно. Никто не пилил за поздние возвращения, не закатывал истерики из-за усталого вида.
Как-то встретил общую знакомую, Ларису. Та рассказала, что Жанна пыталась найти работу в их городе, но везде отказывали — кризис, сокращения. В итоге уехала к матери в Саратов насовсем. Роман её бросил окончательно, жена про измену узнала, развод подала.
— Говорят, она теперь в магазине продавцом работает, — добавила Лариса. — Мать её содержит по сути. Обидно, наверное, после такой жизни.
Семён пожал плечами. Обидно или нет — не его забота. У каждого своя дорога.
Вечером он сидел на балконе, пил чай. Город внизу светился огнями. Где-то там, в Саратове, Жанна наверное тоже смотрела в окно. Думала ли о нём? Жалела ли?
Неважно.
Семён допил чай и пошёл собираться. Завтра утром новый рейс. Длинный, через полстраны. Дорога ждала. А дорога, в отличие от людей, никогда не предавала. Она просто была — длинная, прямая, уходящая за горизонт. И Семён был благодарен ей за это.
Лучше одному катить по трассе, чем жить с человеком, который мечтает о твоей смерти. Эту истину он выучил дорогой ценой. Но выучил.
И, пожалуй, это стоило того.
