В супермаркете на кассе Николай пристроился за старушкой. Забежал на секунду, его уже ждала любимая Ксюха. Он взял бутылочку вкусного вина, шоколад и два крупных грейпфрута.
Он спешил, а у этих старушек видимо времени вагон. Старушка очень медленно рассчитывалась за свои скромные покупки, рылась в кошельке, задавала пустые банальные вопросы кассирше.
А собирая продукты в свою авоську, рассыпала лук. Он помог собрать.
– А что это у вас такое? – спросила старушка, глядя на грейпфруты в корзине Николая.
– Это грейпфрут, бабушка, типа апельсина, только больше, – у Николая не было особого желания сейчас болтать, скорей бы рассчитаться и к Ксюхе.
– Ну да, больше. Никогда не пробовала.
Она, наконец, отправилась к выходу. Рассчитавшись Николай вышел из магазина, сел в машину, завёл мотор. И тут опять увидел её – старушку, обходившую автостоянку и ни разу не пробовавшую грейпфрут. Ох ты, Господи!
Николай заглушил машину, достал из пакета крупный фрукт и отправился к бабушке. Что за порыв вдруг? Николай и сам себе удивился.
– Бабушка, вот возьмите, – и он сам положил ей в торчащий угол авоськи грейпфрут, – Смотрите, попку ножиком отрежьте, там шкура толстая, а потом на дольки. Только мякоть кушайте, из дольки вынимайте её, потому что горчит иначе. Горечь надо удалить.
– Да что ты, милый! Не надо бы…, – но эти слова старушка говорила уже вслед проявившему неожиданную щедрость молодому человеку.
Николай быстро развернулся и ушёл. А потом ещё минуты три думал, что есть же у нас вот такие старушки, которые не могут позволить себе даже взглянуть в магазине на некоторые продукты. Удивительно для сегодняшних дней!
Но думал об этом он не долго. Закрутила встреча с любимой, суета будней и грандиозные планы выходных. А в планах была долгожданная встреча со старыми друзьями-одноклассниками.
В их небольшую провинцию приезжали два лучших друга.
Николаю было под сорок. Но он был давно разведён. Женился по молодости, обжёгся о бытовые и материальные трудности, нахватался всего тяжёлого семейного досыта, нарвался на конфликты с молодой женой и всей её семьёй и повторять это не хотел. Детей там не было, и хорошо.
Вырос он в простой семье, помогать ему было некому. И когда тесть в пылу ссоры, назвал его нищебродом, было очень обидно.
Сейчас мать живёт в посёлке, а с нею и его старшая тоже разведённая сестра с двумя детьми, его племянниками. Сестра работает учителем, мать – пенсионерка. Им самим кто б помог. Но они не жалуются, справляются. Николай ездит к ним не часто. Он впрягся в работу с головой – лишь бы вырваться из безденежья!
«А что тесть не прав?» – потом размышлял Николай. Прав! У него, действительно, ничего нет.
После трудностей неудачной семейной жизни, Коля понял – пока на ноги не встанет, о семье думать не сметь! Долго копил на квартиру, отдавал кредит, менял работы. Сейчас работал в серьёзной компании по установке дверей, и не простой рабочим, а был одним из организаторов. Уже всё утряслось, есть и жильё, и авто, приличные накопления на счетах. Но какой-то страх перед браком всё равно остался, горчинка такая. Никак он не мог насладиться жизнью и накоплениями, решиться на семью. Он все время боялся растратить деньги попусту.
У друзей уже повырастали дети, а он всё ещё выбирал невесту и копил копил на счастливую жизнь.
Эту встречу с друзьями он ждал давно. Матвей – друг детства, не виделись лет сто. Глеб приедет из столицы специально, а Иван, хоть и живёт здесь, встречаются редко – у того уже трое детей. Дружба дружбой, но всё равно хотелось показать друзьям и свой материальный достаток. Время сейчас какое-то: успехи определяются именно им.
И Николай перед встречей заехал в салон и приобрёл себе чуть ли не последнюю модель телефона. Тут же, в магазине, поменяли симку и установили приложения.
Они с друзьями встретились в кафе, здесь, совсем недалеко. Засиделись до утра, от выпитого потеряли счёт времени, сначала не спеша, несколько вальяжно, перебирали свои достижения, потом жаловались на проблемы, пели песни, клеились к корпоративной компании женщин. И, когда уже начали падать со стульев, наконец, засобирались домой. Как это бывает при подобных встречах старых друзей – слегка перебрали. Вернее, не слегка.
Николай ещё помнил, как Глеба и Ваньку грузил в такси, как клялся жене Матвея, приехавшей за мужем, что они «и выпили-то совсем немного», и что Матвей – его друг до доски гробовой. Так проникся в этой клятве, что даже плакал и бил себя в грудь.
А больше он ничего не помнил. Проснулся на автобусной остановке, рядом со скамьёй, лежащим на земле. Шёл ноябрь, было слякотно. Он помнил, что кто-то его толкал и, наверное, пинал. Болело всё, мимо ходили прохожие, какие-то женщины спросили не плохо ли ему и не вызвать ли скорую. Он что-то промычал, перебрался на скамью и опять уснул сидя.
Потом проснулся окончательно. Замёрз. Люди ждали транспорт, выходили и заходили в автобусы.
Николай окончательно пришёл в себя. Проверил карманы – пусто. И нигде нет шапки. А она была дорогая – мужская зимняя кепка на натуральном меху. В карманах должен был быть дорогой телефон, купленный недавно, бумажник с документами, немалыми деньгами и карточками. Бумажника не было. Николай огляделся – нигде нет ни бумажника, ни шапки. Хотел узнать время – часов на руке не оказалось.
Погуляли!
Ему было нехорошо. Он с трудом поднялся и, сделав пару шагов, почувствовал что-то в ботинке. Чуть не упав от продолжавшегося головокружения, наклонился и достал свою связку ключей. Ну, хоть ключи на месте! Он направился к Ксюхе, она жила неподалёку.
Ксюхи дома не оказалось, и Николаю ничего не оставалось делать, как брести домой. Поймать бы такси, но как назло рядом машин не было.
С трудом поднявшись на свой четвёртый этаж, он почти рухнул на кушетку в прихожей. «Вот – идиот, – думал он. Теперь и права, и паспорт надо будет восстанавливать! Часы не очень дорогие, а вот шапка, конечно, подороже.» Больше всего он переживал за телефон и документы.
Потом добрался на кухню – хотелось пить. Стало полегче и он улёгся на диван.
Теперь можно было и подумать. Стоп! Николай резко сел, и острая головная боль заставила застонать.
Он вспомнил, что не поставил на новый телефон блокировку. А в бумажнике лежит листок, на котором четко написан код: «Сбербанк –….». Коля недавно его сменил, боялся забыть. Это значит, что любой, кто овладеет его телефоном и карточкой может зайти в Сбербанк и снять всю его наличность, которую он копил годами!
– Оооо, блин! – он схватился за голову.
Теперь уже потеря документов, телефона, шапки и прочего казалась не такой значительной. Могли уйти все накопления!
Надо было срочно блокировать карточку! Но как, если под руками нет телефона? Возможно уже поздно. Сколько он провалялся на остановке? Все его сбережения уже кто-то давно снял! А там на счету накопилась – ох какая приличная сумма! На жизнь будущую – семейную. Всё – коту под хвост…
Николай нацепил шлёпки и вышел на площадку, позвонил соседям. Безрезультатно – тех не оказалось дома. Ему нужно было срочно позвонить в банк.
Ближе всех жил Матвей, через дом. Коля начал натягивать ботинки, и тут что-то хрустнуло в носке. Он засунул туда руку и достал свёрнутый в несколько раз магазинный чек. На обратной стороне чека было написано: «Ваш телефон и бумажник у меня, ул. Северная, д.8, кв.17.»
Николай не сразу даже сообразил, что это спасение. Он отложил бумажку и ещё несколько секунд продолжал спешить к другу, пока не сообразил– идти надо на Северную. Эта улица была тоже недалеко. Конечно, под его окном стояла машина, на связке были и ключи, но Николая ещё качало, не было прав и он отправился пешком.
Дверь подъезда была с кодом, пришлось ждать выходящих:
– А Вы к кому? – спросила женщина, сморщившись от исходящего от Николая «аромата».
– Я в семнадцатую!
Женщина подозрительно посмотрела на него, но пропустила.
Дверь семнадцатой была обита старым выцветшим дермантином, он постучал по косяку. Дверь открыли:
– Ой, ну слава Богу, очухался. А я тебя будила-будила! Всё утро жду. И записку значит нашёл?
– Нашёл. Так это Вы написали? – Николай переступал порог.
– Сейчас, – старушка, завернутая не то в одеяло, не то в шаль, углубилась в недра жилья, а Николай прислонился к косяку, ноги ещё держали плохо.
Она вынесла его телефон и бумажник. Николай сразу заглянул туда: всё на месте. Проверил счета – порядок.
А старушка рассказывала, как оправдывалась:
– Я рано встаю и, пока народу поменьше, прогуливаюсь. Хорошо, когда спят все. Машин поменьше, да и ветра. Смотрю – а на остановке-то лежит кто-то. Поняла уж, что живой, выпимши сильно. Будила-будила, да где там! – старушка махнула рукой, – Там какие-то рядом болтались, позже уж появились, не понравились они мне, думаю – обворуют ведь парня, и прикинулась, что Вы мой сын. Говорю: «Вставай, Миш, вставай». Да разве Вас добудишься! – бабуля перешла на Вы, – Вот и села рядом, а сама на них кошусь, потихоньку бумажник и телефон забрала и записку Вам в носок засунула. И ключи туда пихнула.
– А шапку Вы мою не забирали? И часы.
– Неет, замёрз бы, – разволновалась она, – В шапке Вы были, точно в шапке. Не брала я. А часы вот не видела.
Бабушка запереживала. Вдруг да на неё и свалят кражу! Вот – не делай добра, не получишь зла.
Николай это почувствовал.
– Что Вы, бабушка, я не обвиняю. Видно шапка с часами «ноги сделали», ну и ладно. Вы так меня выручили! Я уже не знал куда бежать: и документы восстанавливать, и деньги могли бы уплыть со счёта! – Николай с облегчением вздохнул, и от того, что проблема, свалившаяся на него, разрешилась, как-то обмяк и, съехав по косяку, присел на пол.
– Да что ж ты! Давай-ка вот присядь. Не отошёл ещё видать! Сейчас я тебе рассольчику капустного налью.
Николай перешёл на кухню и присел на маленький табурет. И тут увидел на подоконнике аккуратно порезанные шкурки от грейпфрута. Николай, от навалившейся беды, в тёмной прихожей даже не узнал в закутанной шалью старушке ту бабульку из магазина.
Он выпил рассол и уже хитро улыбаясь, спросил:
– Как Вам грейпфрут? Распробовали?
– Да горький. Угостили вот меня добрые люди, а я думаю – за что его так любят? Горчит больно. Уж лучше яблочек себе с пенсии возьму.
И тут бабуля увидела хитринку в глазах Николая, догадалась, взялась за грудь и выдохнула:
– Так это ты чё ли там, у магазина? Ну вот те и на! Скажите, люди добрые!
Они познакомились. Николай ещё немного посидел, выслушал рассказ о том, как Екатерина Юрьевна позвонила соседке по подъезду Клаве, как решили, если хозяин не объявится, вместе в полицейский участок идти и под опись всё там сдавать.
– Я могу Вас чем-то отблагодарить?
– Нет, нет. Не надо ничего, – замахала руками бабушка, – Я ведь просто – от души. Жаль мне вас, молодых!
Николай взял её номер телефона. Он уже понимал, что вернётся. Сейчас стыдно почему-то было оставлять бабушке денег. Но открывая хлипкую дверь, он окинул её профессиональным взглядом и сказал:
– Екатерина Юрьевна, мы ещё увидимся.
***
Через три дня к дому Екатерины Юрьевны подкатил автомобиль с надписью «Двери вашей мечты». Николай набрал её номер, и когда она открыла подъезд, пошёл процесс. Старые двери были безжалостно выломаны, а на их место встала железная тёплая дверь с качественными замками. Всё отделочные работы Николай завершал уже сам, возился до вечера. Он устал, но сейчас с плеч уходил какой-то груз, горечь прежних обид уходила. Ему первый раз было ничуть не жалко денег.
К грейпфрутам Екатерина Юрьевна так и не пристрастилась, хоть Коля и учил её очищать горькие дольки. Но теперь регулярно завозил ей яблоки, и часто в пакете с яблоками она обнаруживала хорошую колбаску или ещё что.
– Вот хитрец! – досадовал она, неудобно ведь. Но душой была рада.
– Добрый он, Коля-то, – говорила она соседке Клаве, а та повторяла, что просто добро к добру тянется.
После этого случая у Коли тоже жизнь изменилась. Он сам это почувствовал. Прошла обида на бывшего тестя, уже ни хотелось никому ничего доказывать, и главное – с души упал какой-то камень. Николай чувствовал себя свободным.
И мать с сестрой вдруг заметили, что Николай им помогать начал деньгами, раньше не больно-то. Всё копил, скуповат был. И в гости стал чаще ездить, и непременно с коробкой грейпфрутов. И когда мать первый раз, всплеснув руками, спросила – зачем столько, ответил:
– А вдруг ты их не пробовала. Они вкусные, не горькие совсем, только есть надо уметь.
Вот и в жизни, как в грейпфруте, есть и сладость мякоти, и горечь плёнки. Как ни крути, одно без другого существовать не может. Главное – научиться отделять.
