Скорая №54, рыжая от ржавчины и городской пыли, вгрызалась в ночь, разрывая фарами сырую пелену дождя. Рядом с водителем, стиснув зубы, сидела фельдшер Ирина — её пальцы цепко держались за поручень, а под глазами залегли тени, глубокие, как овраги. В кузове, раскачиваясь на ухабах, будто пьяный матрос в шторм, Дмитрий Сергеевич Марков пытался допить кофе — холодный, горький, как его мысли. Стаканчик смялся в его ладони с хрустом, словно чей-то позвоночник.
— Опять «участок смерти», — прошипела Ирина, вгрызаясь тормозами в асфальт у обшарпанной пятиэтажки. — Четвёртый вызов за смену. И все — бабки с давлением.
Марков молча потянулся за сумкой. Его лицо в мерцании уличного фонаря было как маска — ни морщин, ни эмоций, только пустота, выжженная годами.
«Не пациенты, а конвейер», — пронеслось у него в голове. «Щёлк — следующий. Щёлк — следующий. А потом и я стану для кого-то просто щелчком в картотеке».
***
Квартира встретила их запахом — лекарства, старость, пыльные страницы книг, которые уже никто не откроет. В кресле, будто пригвождённая невидимыми гвоздями, сидела Анна Петровна. Её губы посинели, как сливы в мороз, а на шее пульсировали жилы, словно черви под кожей.
«Отёк лёгких. Тахикардия за 150. Сердце вот-вот сорвётся в штопор», — пронеслось в голове Маркова быстрее, чем успел моргнуть.
— Давление? — бросил он Ирине, набрасывая манжету, как петлю.
— 60 на 30! Пульс — нить!
— Адреналин 0.5, мезатон 2.0. Быстро.
Ирина застыла, будто её ударили в грудь.
— Дмитрий Сергеевич, вы её добить хотите?! Это же чистый яд при таком состоянии!
Марков даже не повернул головы.
«Она уже мертвец. Но если сердце остановится ровно на 10 секунд…»
— Делай, как сказал.
— Я не буду соучастницей убийства!
— Тогда отойди.
Он сам набрал препараты в шприц. «Если ошибусь — лишат лицензии. Если не попробую — она умрёт через пять минут. Разница лишь в том, кто нажмёт на курок».
Укол. Тело Анны Петровны дёрнулось, будто её ударили током. Пальцы сжались в когти, глаза закатились, обнажив мутные белки. Монитор взвыл — прямая линия, как дорога в никуда.
— Боже… — прошептала Ирина, и её голос сорвался в шепот.
Тишина. 5 секунд…
«Не сработало», — холодная змея проползла по спине Маркова.
И тогда — щёлк. Тихий, металлический, как звук взведённого курка. Кардиостимулятор. Сердце дёрнулось. Ещё раз.
— Ой… что это со мной было? — Анна Петровна села, протирая глаза, будто её просто разбудили от странного сна.
Ирина рухнула на стул, закрыв лицо руками. Её плечи тряслись.
***
Утро в кабинете главврача Соколова пахло кофе и формалином.
— Вы понимаете, что это было чистое самоуправство?! — завотделением, красный от ярости, стучал кулаком по столу. — Вы ввели смертельную дозу!
Марков молчал.
— Подождите, — вдруг перебил Соколов. — Анна Петровна жива. Более того — её ЭКГ лучше, чем месяц назад.
— Он рискнул её жизнью!
— Он её спас, — голос профессора Громова прозвучал, как приговор. — Стимулятор не реагировал на тахикардию. Нужен был полный сброс. Гениально хотя и безумно.
Марков ухмыльнулся.
«Гениально». Впервые за десять лет.
***
Через неделю Лена, медсестра из травмы, спросила его за чаем:
— Дима, а сколько человек ты спас?
Он затянулся, выпустил дым к потолку.
— Шесть.
— Как шесть?! — она заморгала. — Ты же каждый день…
— Остальные — это работа.все
— А эти?
— Этих… пришлось убивать, чтобы вытащить.
Он раздавил окурок, глядя в окно. Во дворе мальчишка лет семи гонял мяч, смеясь так, будто завтра не существует.
«Иногда мне кажется, что Бог специально подкидывает мне такие картинки — чтобы я не окончательно превратился в бездушную ското-машину.»
