Леха Печников пил вторую неделю. Алкоголь уже не лечил, как в первые дни пьянки, все норовил убежать из Печникова, уклоняясь от прямых своих обязанностей — не дать Печникову помереть лютой смертью. Леха находился на границе нормальной жизни и ада, обычно скрытого от людей по Божьему промыслу. Всех этих адовых созданий обыкновенные люди не видели. А вот святые, шаманы, алкоголики и наркоманы — очень даже. Прям гуляли по острому краю и заглядывали чудовищам в глаза. Кто-то в упор и бесстрашно. А кто-то натурально сходил с ума.
ˑ
Это сумасшествие называлось белой горячкой. И Печников был на грани. Если сейчас он не получит дозу смертельного яда на спирту, то снова встретится с чудовищами с «той стороны».
ˑ
И поэтому Печников зажимал рот, удерживая водку внутри из последних сил. Несчастный Печниковский организм, изнуренный долгими возлияниями и бесконечным куревом, молил о пощаде и капельнице. И глотке чистого воздуха. Желательно, в лесу. В хвойном. На кочке, пусть с муравьями, наплевать, лишь бы кончилась уж поскорее эта двухнедельная пытка спиртом, никотином, замшелым духом загаженной кухни, нечистотой несвежего тела и смрадом несвежего дыхания.
ˑ
Организм, отчаявшись взывать к справедливости, готов был отказаться от леса в пользу районной захудаленькой больнички. Лишь бы коечка была застелена прохладным бельем с легкой хлорной отдушкой. Лишь бы сестричка рядом сидела и всем своим крахмально-белым видом отгоняла от Печникова зеленых чертей.
ˑ
Он лежал на смятых, серых простынях, обливался холодным потом и прислушивался к измученному сердцу. Сердце не работало. Наверное, тоже лежало, изредка вздрагивая и прерывисто вздыхая. Сердцу здорово досталось за эти дни. Оно хотело бросить все нафиг и уйти в небытие, и лишь какая-то бабья жалость к хозяину не давала ему окончательно остановиться. Если оно остановится, то как же Леха? Пропадет ведь без него.
ˑ
Сердце разговаривало женским голосом. Голос, очень похожий на голос жены Печникова, вещал:
ˑ
— Что же ты, ирод, наделал? Посмотри, на кого я похоже: истерзал меня, изувечил, состарил. Совесть у тебя есть, Печников? Нет? Пропил? Эх ты, Печников… Помру я, помру, вот будешь знать тогда…
ˑ
Лехе было стыдно и перед сердцем своим, и перед женой своей, Печниковой Анной Николаевной. Стыд душил, уничтожал, вгонял в тоску и безысходность. Дрожащая длань вновь тянулась к бутылке с кокетливой наклейкой на горлышке. Бутылка ехидничала и вертелась перед Печниковым, как распоследняя местная ш*лава Машка Егорова.
ˑ
— Возьми меня, милый. Отхлебни чуток. Все забудется, все пройдет, все уйдут, а мы с тобой останемся вдвоем! Разве это плохо? Ты и я. И наша крепкая, как мои градусы, любовь!
ˑ
Печников смотрел на бутылку с открытой ненавистью.
ˑ
— Все из-за тебя, проклятая! Все из-за тебя!
ˑ
Ну да. Все из-за нее. Точнее, из-за них: водки и Маньки Егоровой, Царицы Шамаханской, так их растак. Этим двоим ничего не сделалось, а вот у Лехи распалась семья и жизнь полетела под крутой откос. В бурьян. В грязь. В адский ад.
ˑ
Жили-были потихоньку себе муж и жена, Печниковы Леха Петрович и Анна Николаевна. Жили не тужили, особо людей не донимали, работали работу, получали зарплату, по весне засаживали картошкой огород, по осени, после сбора сыроежек на засол, квасили капусту, забивали очередного порося, напихивали полную кадку салом, варили тушенку и зимовали — кумы королям.
ˑ
Леха в морозы на печи не лежал. Колол дрова по выходным, а его Нюра крутилась по хозяйству. Все, как у людей, чин чинарем.
ˑ
Вырастили Печниковы двоих сыновей и выпустили их на волю, в неласковые, серые города, где душно и одиноко, что странно. Столько народу, а поговорить по душам не с кем. Леха наезжал в гости к парням своим нечасто. Тошно ему среди серых коробок. Смотрит по сторонам и тихо в панику впадает: машины, люди, огни, шум, гам, гул. Все, как шизанутые, в телефоны уткнулись и только с ними, с этими телефонами, улыбаются и шутят. Как в сказке про мертвую царевну, где мачеха была весела только с волшебным зеркалом. Ну один в один. Сказка — ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок. Мачеха, как ее зеркальце кокнулось, и сама ласты сложила. Так и в городах тоже — трясутся над телефонами, как не знаю что!
ˑ
Леха, конечно, жалел, что сыны уехали. Так ведь у всех деревенских дети уезжают. Не хотят в грязи возиться. Мишка, старший, так и говорит:
ˑ
— Пап, здесь не жизнь, а день сурка какой-то. Тупеешь. Ничего нет. Лес. Дорога. Поле. Речка. Все.
ˑ
Леха с ним уже и не спорил. Толку. Грамотные все стали. А ему с Нюрой все нравилось: и лес, и поле, и речка. И не скучно: каждый день что-то новое происходит. Вчера только Нюра дрожала над капустной рассадой, а сегодня кочаны — во! Половину соседям отдали, самим столько не осилить, хоть жена — мастерица по капусте-то.
ˑ
А в лесу по осени как пахнет хорошо! Ни мошек, ни комаров, воздух чистехонький. И грибы, карапузики, из травы выглядывают — на-кось, погляди, каковы мы! Леха на грибы не глядит, бойко их в корзину складывает, да на горбушку, да домой, жарехи ждать. Нет ничего лучше картошки с грибами, да под сметанкой, да с лучком! И пахнет дома так хорошо — едой! Чего-чего, а Леха пошамать не дурак, да и Анна Николаевна не отстает. Вон как отъелась — поперек себя шире. Но Леха не в обиде — ему тощие никогда не нравились. Тощие, кости скелетные вместо груди, походка вихляется, глаза злые и похотливые, кошки драные, а не бабы! Навидался Леха таких по телевизору. Смех!
ˑ
Тут какой-то сериал с Нюрой смотрели про императрицу Российскую. Описались со смеху! Это разве императрица? На одну понюшку! Ни стати, ни вида, корона на башке култыхается, вот и вся царица. Да разве такой должна быть императрица? Вон, на картинах рисовали — вот это да! На Нюру похожа, только что бриллиантов побольше! Мягкая вся, податливая, ноздреватая, вожеватая, любо-дорого! Они, что, режиссеры, картин не видали? Они чего, подкормить актрисульку не смогли? Смех и грех, ей-богу!
ˑ
Анна Николаевна рыбалку не любила. Это девчонкой, так бегала с Лехой на реку. Один раз на крючок щуренка вывадила. Но потом не по статусу ей, видишь. Хозяйство, да дети, да родители хворые. Но рыбку уважала, и Леха часто с удочкой сиживал, а то и сетеночку втихаря закидывал, был грех.
ˑ
И никогда ему родная речка не прискучивала, потому что разная она. И цвета разные, и характер. То она веселая, как девчурка-щебетуха, вся переливается на солнце, бежит по камешкам и звенит колокольчиком. То важная, полноводная, тяжелая, как будто на сносях. С трудом, с ленцой тянет воды свои, вздыхает… То вдруг тихой становится и ласковой, покладистой, щедрой на рыбешку. То уйдет под снега и, кажется, спит. А проруби лунку, так там такая жизнь идет бурная, будто черти в ней веревки крутят, не приведи господь в прорубь сигануть по случаю Крещенья — мигом унесет, затянет, загубит.
ˑ
Так что зря Мишка серчает на деревенскую скуку. Нет тут скуки. Врет он все. Поди, домой хочет, да жизнь его засосала, закрутила, закабалила, как речка. Только другая. Впятеро злее местной.
ˑ
И вот однажды спокойной и тихой жизни Печникова пришел конец. Бывает так — вроде дорожка ровнехонькая проторена. Иди себе, не боись. Идешь, идешь, а споткнешься о маленький камешек, да во всю длину растянешься, и, желательно, мордой в грязь. Вот в такую грязь Леха мордой аккурат и макнулся.
ˑ
По деревне мести хвостом с давних пор не принято. Вот и Лехина деревня отличалась строгими нравами. Особого разврата в ней отродясь не замечалось, даже в распутные девяностые, когда у народа колеса разъехались, и голову спиртом «Рояль» мутило похлеще бабки Катиной самогонки. Староверская бывшая деревня-то. В крови у людей Бог и чистота, по наследству от предков остались. Ну не принято здесь блудить. Всякое, конечно, бывало, но народ себя помнил и честь свою не пачкал.
ˑ
А лет пять назад прибыла в село новая жиличка. Откуда ее сюда замело, неизвестно. Поговаривали, что с северных, колымских краев, мол, бывшая, из сидевших. Другие баяли, что северный люд характером в этом плане построже будет. А такой темперамент бывает чаще у южан. Спорили, конечно. Что из-за одной заблудшей овцы целые народы хаять?
ˑ
А овца была такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вертлявая, вся текучая, как ртуть. Черноглазая «брунетка», с тяжелой грудью, узенькой осиной талией и широкой кормой, ну как нарочно нарисованная на картинке, чтобы возбуждать в мужиках разные похабства. И не захочешь, а в сторону такой голову свернешь, даже супружницы не убоишься.
ˑ
Звали приезжую Машей Егоровой. В первый же день она перебаламутила все село. Поселилась Машка в домике покойной Веры Клячиной, по Машиным байкам, приходившейся ей какой-то троюродной бабкой. Поселилась, значит, освоилась, и на третий день своей новой (она так и сказала: новую жизнь буду начинать) жизни устроила Машка новоселье. Водка лилась рекой. Гости Машкины в тот вечер сделали в магазине рекордную выручку. И все деньгами платили, наличкой, ни одной записи в тетрадке. Машка еще и при деньгах была, оказывается. И что? И все — приручила к себе всю местную гопоту на один щелчок!
ˑ
Содом и Гоморра! Пьют. Дерутся. Крушат заборы. Озверели все. А с виду и не скажешь, что такие буйные мужики. Ишь, как Машка их скрутила. Ну, бабы, конечно, сразу смекнули, что за ведьма в их мирное село затесалась. Что за нечистая сила нагрянула. Батюшку чуть ли не с литургии на руках к ведьме не утащили: спасай, мол, батюшка Александр, вызволяй деревню. Кровь уже льется. Мужья налево бегут. Пьют, как кони, дерутся, жен колотят, ЭТОЙ грезят! Караул!
ˑ
Батюшка переступил порог. Вдохнул, непорочный, ноздрями испитой дух бывшего благостного жилища тети Веры и чуть не упал без чувств. Хоть топор вешай. Дым коромыслом, а в дыму этом плавает, как в тумане, дивной красоты женщина. Но красота у нее гадкая, порочная, счастья не приносящая, дьявольская. Машка, значит, сама! И вот эта Маша глаз свой *лядский прищурила, да как гаркнет на батюшку:
ˑ
— Пошел… отсюда, … бородатый!
ˑ
Да как захохочет, зальется, юбку задерет… Господи, ужас! Батюшку с крыльца ветром сдуло.
ˑ
«Вся столица содрогнулась;
ˑ
А девица — Хи-хи-хи! Да ха-ха-ха!
ˑ
Не боится, знать, греха!»
ˑ
Бабы приуныли. Беда пришла в деревню. Капут деревне. Вот оно, как лихо одноглазое выглядит.
ˑ
Этой сволочи все нипочем. Мутит народ. Ссорит друзей и соседей. Спаивает хороших и правильных трудяг. И никто не знает, что с ней делать. Статьи за совращение сорокалетних в кодексе нет. И в глотки водяру этим сорокалетним никто насильно не вливает. Чертовщина, одним словом. Пробовали с Машкой поговорить, полицию даже вызывали. А ей все равно, смеется, одним словом.
ˑ
К Лехе подкатили от отчаяния. Леха с детства спокойным был, как удав. Здоровенным, как бык. Чуть пониже, наверное, известного депутата-спортсмена. Анна Николаевна, сама по себе не маленькая, рядом с мужем дюймовочкой казалась.
ˑ
— Леха, припугни ее, стерву. Умоляем! Прижми к стенке, и довольно. Ты — мужик нормальный, кроме жены на других отродясь не смотрел. Припугни ее, сил больше никаких!
ˑ
Леха связываться со стервой Машкой не хотел. Припугнуть по-разному можно, а вдруг та в полицию побежит?
ˑ
— Не побежит! — уговаривали.
ˑ
Можно подумать, им загодя известно, побежит, не побежит. Но о том, что эту Машку Леха возненавидел с первого взгляда, и никакие ее чары на него не подействовали, судачило все село. Анна Николаевна гордилась и собой, и мужиком своим: завидуйте, вот какой у меня муж! Никакая ведьма не берет! Будто у Лехи иммунитет какой, честное слово.
ˑ
Ну ладно. Печников пошел топить баню. Попариться чтобы и подумать, как эту п*скудницу выдворять из деревни. На худой конец — утихомирить. Бабы правы; им такое мероприятие дозволить не можно. Они ведь злющие стали на Машку. Налетят толпой, на клочки порвут, и сядут всей бригадой. А деток куда девать? А? Ну… вот… и…
ˑ
В общем, попарился Леха в баньке, чистый-пречистый, спокойный-преспокойный, надел белую рубаху и потопал пугать Машку. Нюра, особой богобоязненностью не отличавшаяся, все-таки перекрестилась на образа. Мало ли…
ˑ
Вернулся Печников через два часа. Бледный, как полотно. Руки подрагивают. Анна Николаевна боится спрашивать. Но решилась.
ˑ
— Припугнул ведьму?
ˑ
— Припугнул, — отвечает Печников.
ˑ
— Ничего там… такого… не натворил?
ˑ
— Ничего. Теперь, как шелковая будет.
ˑ
Анна с тревогой смотрела на спину Лехи. На руки его. Дрожат. Пошла на двор, корову доить. Наметанным взором окинула все хозяйственные постройки. Не увидела на привычном месте, у огромного пня, колуна. Ёкнуло сердце у Анны. Бросила подойник и заборами-огородами, почти ползком, метнулась ко двору Машки Егоровой. В голове стучало: убил сатану, ой, убил! Ой, что будет, что будет!
ˑ
Как она кляла навязчивых жёнок, уговоривших Леху проучить блудницу. Как она тряслась от страха! Перед глазами так и висела картина: Машка валяется в загаженном Верином доме на полу с пробитой башкой. Леша тихий, тихий, а ведь…
ˑ
Машка сидела на корточках перед грядкой на заднем огороде. Огород — одно название. Ничего там толкового не росло, и гряды были кривыми, как старушечьи зубы. Однако горох, шутейно, наверное, брошенный Машкой в жирную, хорошо отдохнувшую землю, пер, как ненормальный. Машка, сидела и, как коза, объедала стебли, похрустывая молочными стручками. Живая. Здоровая. Дьявольски красивая, как смерть. К такой и подходить даже страшно. Надо же, Царица. Шамаханская. Смотреть на такую — уже грех. А по жизни — пьянь-распьянь!
