— Ты же обещал, Коля, что всё будет иначе! — Мария стояла у плиты, её голос был тихим, но наполненным тяжёлой обидой.
— Маш, ну что ты начинаешь? Всё наладится, правда, — Николай пытался улыбнуться, но его взгляд был бессильным.
— Я уже не верю. Ты всегда говоришь, что наладится. И когда, скажи мне, Коль? — она сдерживала слёзы.
Он молчал, опустив голову. Это был момент, когда она поняла, что больше не может продолжать так жить. Мария вернулась домой рано, но не для того, чтобы просто поболтать. С её молчанием пришло осознание: она устала.
Мария вернулась домой рано. Молчаливая, как всегда, но какая-то другая. Ушёл день, и с ним что-то будто ушло из неё. Она прошла мимо Николая, даже не взглянув на него, как бы избегая, и направилась прямо в кухню. Села за стол, и, не глядя на кипящий чайник, налила себе из него крепкую заварку — холодную, почти черную. Поставила чашку, взяла и выпила всё, не разбавляя. Так, одним махом. И только после этого сказала:
— Наверное, пришло время что-то менять. Да, наверное, пора уходить.
Она смотрела в пустую чашку, будто там была вся её жизнь.
Николай, оторвавшись от газеты, немного растерянно поднял голову:
— Маш, ну ты не спеши. Я ведь сейчас стараюсь устроиться на нормальную работу. Заработаю — и сам тебя не отпущу работать. Терпи немного, ну, потерпи. Но если ты уйдешь, кто нас кормить будет?
Он привык к таким разговорам. И кто бы не привык? Это ведь уже не в первый раз. Мария за эти пять лет с ним столько раз говорила, что уходит с работы, что он не знал, стоит ли всерьез воспринимать её слова. Но всё равно, каждый раз его это удивляло. Уходить с работы. И вдруг сейчас…
Он знал, как ей тяжело на работе. Самодур-начальник, который не понимает ничего в том, чем занимается. Так, просто сидит в кабинете, как живой памятник своей беспомощности. Алексей Михайлович, да, он точно так и не понял, что делать с людьми, что делать с их работой. А Мария ведь была хорошим специалистом, её ценили на фабрике, но спорить с этим человеком она просто устала. И да, она жаловалась ему, жаловалась не один раз, и он её понимал. Но она не уходила. Потому что работа была на вес золота. Она обеспечивала их жизнь, хоть и на грани.
— Коль, да я не о работе. Там как раз всё наладилось, Михалыча приструнили, молчит теперь. А вот с тобой, Коля, я уходить хочу. Устала я.
Николай обмяк, опустил плечи, как будто ему в живот дали. Он и не знал, как реагировать. Пять лет, а она — уходить. Это что, шутка?
— Маш, ну как же так? Мы ведь столько всего прошли. Пять лет, ну, пять!
— Я прошла, Коля. Ты на моей шее ездил все эти пять лет. А теперь устала. Хватит. Я хочу жить. Хочу счастливо жить, а не так вот, как сейчас…
Николай тяжело вздохнул. Это было что-то новое, что-то, с чем он не знал, что делать. Но потом всё же попытался найти выход:
— Но я же ищу работу. Я же ищу, Маш.
— Да, ищешь. Но как ты её ищешь, Коля! Слесарем — не хочу! Разнорабочим — это не моё! А музыкантом… Ну что, музыкант, понимаешь?
Мария встала, подошла к окну. За окном ночь, и в воздухе чувствуется конец какого-то дня, завершение. Николай молчал. Как будто по-настоящему впервые понимал, что его жена, его Маша, уже не та девушка, которая когда-то остановилась у скамейки в парке, заслушавшись голосом, который пел о бескрайних просторах, о ночной тишине гор…
— Коль, я ведь так и встретила тебя, помнишь? Голос твой, твои песни… Я стояла и слушала, как ты пел. Но вот прошло пять лет, а я всё стою, и слушать мне нечего.
Николай замолчал, а она продолжала смотреть в окно. И в ту ночь, наверное, именно там, за этим окном, произошло что-то важное для неё, но чего он не знал и не мог понять.
Время шло. Их случайное знакомство, которое началось как роман, быстро переросло в нечто большее. В брак. Николай оставался таким же: добрым, отзывчивым, романтичным — и, как ни странно, именно это ему мешало быть настоящим мужчиной в их семье.
— Коль, ну не получается у тебя с работой. Сиди дома, что тут такого? Ты бы готовил, за хозяйством присматривал. Нам пока с моей зарплаты хватает, — не раз говорила ему Мария, но в его взгляде всегда читалась какая-то неподдающаяся логике гордость.
— Нет, Маш, я — мужчина, и я тебя обеспечу, — неизменно отвечал Николай, не поддаваясь её словам.
И всё оставалось как было. Он каждый день искал работу: сидел за компьютером, ездил на собеседования, встречался с работодателями. А когда вечером возвращался, то с досадой признавался:
— Опять не то, Маш. Из того, что я умею, там только сантехник нужен. Но разве такая королева, как ты, может быть замужем за простым сантехником?
Так и жили они. Пять лет. Маша продолжала кормить семью, а Николай всё искал. Она уже привыкла приходить домой в квартиру, где не было порядка, и видеть Николая с таким видом, будто мир рушится.
— Опять фигню предлагают. Разнорабочий, Маш.
А Маша, на самом деле, была бы согласна и на разнорабочего. Готова была бы за домохозяина выйти. Только бы дома была тишина, уют, вкусный ужин, когда возвращаешься. Но Николай был упрям. И говорил, как всегда:
— Я найду работу! Потерпи ещё немножко!
Маша терпела. Терпела пять лет, терпела бы и дальше, если бы не один случай на работе. Одна из девушек спросила её:
— Машка, а какой он, твой муж?
И тут Мария замолчала. А в самом деле, какой он? Красивый? Нет, не очень. Обыкновенный. Хозяйственный? Нет, хотя руки у него умелые — много чего может сделать. И вот тут, как гром среди ясного неба, в голове Марии пронеслась мысль: «А ведь никакой он, мой Колька. Только и может, что на гитаре играть…» С этим мыслью она вернулась домой в тот вечер.
Разговор, который начался спокойно, постепенно стал накаляться. Маша, в слезах, кричала на Николая. Про лучшие годы, что она потратила на него, что в каждой семье мужчина должен быть добытчиком, а ей достался только нахлебник. Она стучала кулачком, а потом, в порыве злости, расколошматила пепельницу. И только после этого, уткнувшись лицом в руки, тихо заплакала.
Она плакала горько. Жалея себя, свою растраченную молодость. И, может быть, даже жалела Николая. Потому что как-то, на фоне всего этого, стало вдруг ясно, что у неё были чувства к нему. Но какие чувства? Что было их любовью, её светлыми мечтами?
Мария сидела, и в ушах у неё звучала песня, которую Николай когда-то пел ей. Та самая песня, с которой началось всё это безумие. Песня, которая возвращала её в тот осенний день, когда они познакомились. И вот теперь, когда она почти решилась навсегда порвать с ним, песня снова звучала в её голове. Хоть и не в том, что называется «реальностью». Но звучала, и это было важно.
Маша вытерла слёзы и посмотрела на Николая. Он сидел напротив неё с гитарой и пел. Тот же голос. Тот же тембр. Голос, который когда-то заставил её сердце биться быстрее. Голос, который когда-то, возможно, свёл её с ума.
— Милая моя, солнышко лесное… — тихо пел Николай.
И вот тогда, как будто вновь возвращаясь к началу их истории, она поняла: это всё было не зря. Всё, что было между ними, всё то, что случилось, — не прошло просто так.
Когда Николай заметил, что Мария перестала плакать, что в её глазах уже не было отчаяния, а лицо будто готово улыбнуться, он понял — что-то изменилось. Она смотрела на него, и в её взгляде мелькало что-то новое. Он чуть приглушил струны, оборвал песню и с интересом спросил:
— Машка, а тебе действительно безразлично, кем работает твой муж?
— Коленька, ну конечно же да! А почему ты спрашиваешь?
— Ты когда-то говорила, что у вас среди рабочих текучка. Может, я туда пойду?
Мария, ещё не совсем осознавая, как она рада, что наконец-то сдвинула с места своего мужа, решительно ответила:
— Иди! Завтра же пойдём вместе. Михалыч как раз успокоился, так что работать теперь можно, не то что раньше!
На следующее утро они пошли, держась за руки, в сторону фабрики. Мария, даже не подозревая, как сильно это изменит их жизнь, тихо радовалась внутри. Наконец-то она устроила Кольку хоть на что-то. Пусть даже на заводе, пусть даже разнорабочим. Возможно, это заставит его перестать болтаться без дела и начнёт хоть как-то приносить деньги в дом.
В первый день Коля, полный решимости, отправился на смену. Он был настроен работать, но как только переступил порог цеха, его охватила атмосфера. Звук станков, тяжёлый воздух, работающий коллектив — всё это повергло его в полный восторг.
— Ох, как тут здорово! — восхищённо оглядел фабрику Коля. — Есть, где разгуляться!
Он не сразу понял, что его работа тут не подразумевает прогулки, и вместо того, чтобы приступить к делу, начал бродить по цеху, напевая частушки:
«Я на за-а-воде тружусь, А ребя-а-тки не ленюсь! Вот послу-у-шайте, ребята, Песни заводного когда-то!»
Рабочие сперва посмеялись. Но постепенно его беззаботное поведение стало раздражать. Даже те, кто обычно был сдержан, начали замечать его выходки.
— Николай, а вы поработать не хотите? Радио мы и дома послушаем! — не выдержал бригадир Сан Саныч. — Совсем расслабились, работа стоит!
И в самый разгар очередного «концерта» дверь распахнулась, и в цех вошёл Михалыч.
— Что тут за базар? — его голос был хмурым, он не скрывал недовольства.
Саныч кивнул в сторону Коли:
— Вот, Михалыч, новенький… Никакого с ним сладу! Ни работает, ни другим не даёт!
Михалыч уже с утра был не в духе, а тут ещё Коля…
— Послушайте, гражданин… Как вас там? Неважно. Объясните мне, зачем я вас сюда устроил? Песни петь будете, что ли?
Коля немного остолбенел, потупил взгляд:
— Олег Михалыч, да работать-то я работать буду… Но вот скучно тут как-то. Я и решил немного развеселить ребят…
— Хватит! — Михалыч перебил его. — Либо берёте себя в руки, либо идёте в другое место выступать! Ясно?!
В этот день Коля, наконец, понял, что с таким подходом тут долго не протянет. После смены, возвращаясь домой, он был явно не в духе.
— Ты чего такой хмурый? День был тяжёлый? Устал? — заметила Маша, не скрывая беспокойства.
Коля махнул рукой:
— Да как как… Как обычно. Начальство ворчит, народ скучный. Но теперь точно понял — как без песен тут жить! Увольняться буду. Не моё это — рабочим быть.
— Увольняться? — Маша остановилась, как вкопанная. — Коль, ты ни на одной работе долго не задержишься, если после каждого конфликта будешь уходить.
— Ты не понимаешь! — он начинал заводиться. Я ж им пою! Настроение создаю рабочее, а они… Тьфу!
— Ты туда разнорабочим взяли, а не певцом. Или ты думаешь, что я на фабрике работаю от большого удовольствия? — Маша, явно не выдержав, закипела. — Мне тоже хочется петь или рисовать, но я туда иду, потому что нам надо что-то есть, пить, за квартиру платить! — она, распаляясь, говорила всё быстрее. — Но я хожу на эту чёртову фабрику, потому что муж у меня… творческий! — Мария уже не могла больше сдерживать слёзы. — Я больше не могу, Коля. Ищи себя, но без меня теперь!
Маша резко повернулась и пошла, ускоряя шаг, прямо домой. Она собрала вещи и уехала к подруге, оставив Колю посреди улицы.
Несколько месяцев спустя Мария и Коля развелись. Она уехала в другой город, нашла хорошую работу, и с бывшим мужем не общалась. Но от общих знакомых иногда слышала, что Коля продолжает искать себя, а его новая жена работает на стройке.
Годы, когда Мария тащила на себе всю семью, в то время как её муж бездельничал, сильно истощили её. В минуты слабости она часто вспоминала свою подругу Наташу и её мать, бабу Валю.
Бабушка Валя умела манипулировать дочерью, заставляя её часто приезжать. Стоило Валентине пожаловаться на головокружение, как Наташа тут же бросала все дела и летела к матери. Но однажды эта манипуляция пошла не по плану…
Конец.
