— Доброе утро. Вы какими судьбами в нашу богадельню? Добровольно или детишки неблагодарные подсуропили?
Она посмотрела на него, размышляя, стоит ли отвечать, и наконец кивнула:
— Добровольно.
— А зовут вас как? Смотрю, вы за месяц ни с кем так и не подружились. Я — Федор Ильич. Тоже почти «доброволец».
— Татьяна… Татьяна Петровна, — представилась и замолчала.
Будто выглянула в окошко и снова задернула шторы. «Она, наверное, мечтает, чтобы я отстал, — подумал Федор Ильич. — Зря. Я настойчивый».
— Может, побеседуем? Я отличный слушатель, например. Да к тому же не сплетник. Расскажите, почему вы здесь? Мне вот почему-то кажется, что вы лукавите. Не от счастливой жизни вы сюда переехали. Буду рад, если я ошибаюсь. Расскажите, я ведь не отстану. Физически не могу смотреть, как хороший человек грустит.
— А с чего вы взяли, что я хороший человек?
— Мне почему-то так кажется. Плохие редко грустят. Ну, Татьяна Петровна, рискните, выговоритесь. Поверьте, на душе легче станет.
И она заговорила.
Таня была самой обычной. Миллионы девушек влюбляются, выходят замуж. И каждой ее любовь кажется самой удивительной на свете, а избранник — самым лучшим. Вот и ее Виктор был для Тани единственным. И он, как множество мужчин, мечтал о сыне. Да так мечтал, что заразил своей мечтой Татьяну.
И когда она забеременела в первый раз, то ждала именно сына. УЗИ ее убеждения не опровергало, но и не подтверждало. Так что рождение Леночки стало почти полной неожиданностью. Ведь и форма живота, и прочие приметы, которыми сыпали сведущие подружки, обещали, что родится мальчик.
Ну что же… Дочь, значит, дочь. Виктор Леночку по-своему любил. Да и Таня вроде любила, но как-то «умеренно». Зато когда через пять лет на свет появился долгожданный Алешка, ее умеренность как рукой сняло. Она носилась с сыном, будто с редчайшим в мире сокровищем. Восхищалась каждым Лешкиным «свершением». Сказал первое слово — гений, сделал первый шаг — победитель. Да и как может быть иначе, ведь Алеша самый лучший, самый любимый и самый желанный мальчик на свете. Даже Виктор отошел на второй план. А уж Леночка и вовсе на десятый.
Нет, ее не держали в черном теле: покупали игрушки и платьица. Но вся материнская любовь доставалась Леше. А отцовская… Некогда ему чувства проявлять. Семью содержать надо было. Леночка, наверное, обижалась, ревновала. Татьяна этого не знала. Дочь росла молчаливым ребенком. Да и с другой стороны, на что ей было жаловаться? Одета, обута, накормлена. Учится вполне прилично. Значит, все хорошо.
Татьяна вообще предпочитала не замечать неприятности. А они были, копились, множились, росли, словно снежный ком. Муж, свергнутый сыном с пьедестала Таниного внимания, потоптался в стороне, пытаясь достучаться до жены, да и встретил другую. Таня об этом не знала, а может, не хотела знать.
Так пролетело семь лет. Алешка пошел в школу, и там не поняли, какой он умный и исключительный. Учителя ругали его за неусидчивость и непослушание. Просили Татьяну уделять сыну больше времени. И она уделяла. Забросив все остальные дела, учила с сыном уроки. Уговаривала, объясняла, просила. Лешка сползал под стол, капризничал и даже плакал злыми слезами. Учиться ему не нравилось.
Всю начальную школу Таня порхала над сыном. Леночкины трудности — побоку. Муж снова задерживается — неважно, больше заработает.
***
Виктор ушел из семьи, когда Алеша перешел в четвертый класс. Надоело ему врать и делать вид, что все в порядке. Осточертело жить только проблемами Лешеньки. Он ему, конечно, сын. Желанный, любимый. Но ведь Татьяна даже голос повысить на маленького барина не позволяет, не то что выпороть. Вот и растет эгоист и чудовище. Таня этого не видела, застлала ей глаза материнская любовь.
Ленку, конечно, ему было жалко, но она уже большая. Раньше нужно было рыпаться. Сейчас-то что. Упустили дочь. Замкнулась в себе, молчит, учится, живет чем-то своим. Не шибко ей отец нужен. А Тане? Добытчик, кормилец нужен, а вот муж, похоже, нет.
То ли дело Нина. Молодая, симпатичная, разумная, а главное, Виктора любит. Да к тому же столько лет ждет. Любит ли он? Наверное. Хотя не уверен. Таньку он любил иначе, жить без нее не мог. Или просто так казалось по молодости.
Татьяна держать не стала. Поплакала от обиды одна на темной кухне. Жаловаться некому. Дочь уже почти взрослая, пятнадцать лет, но чужая какая-то. Да и чему удивляться, сама Татьяна этого и добилась. Никогда не уделяла Ленке должного внимания. Росла та как трава. Слава богу, вроде неплохим человеком стала, но уж это точно не Танина заслуга.
Хорошо хоть жилье Виктор им оставил. Финансово помогал, но не сильно. У Нины были свои планы на его доходы.
***
Алексей тем временем рос. И Таня уже совсем не справлялась с ним. Может, сейчас она и приняла бы помощь, только вот помощников не осталось. Лена как-то незаметно окончила школу. И так же тихо, как жила, в один прекрасный день съехала от мамы с братом. Потом в другом городе обосновалась, замуж вышла. Таня ее, конечно, поздравила. Обещала приехать, как-нибудь. Но не получалось. Много лет не получалось. Исчезла дочь из ее жизни. Тоненькую ниточку редких звонков оставила, а больше ничего.
Виктор жил своей жизнью. Тане звонил регулярно. Сыном интересовался, но только издалека.
— Витя, ну вот чего ты названиваешь? Помочь ничем не можешь. Только душу травишь, — говорила Татьяна.
— Да я ведь не только тебе душу травлю. Себе тоже, — однажды признался Виктор. — Глупо и поздно, но я стал все чаще думать, что зря мы с тобой развелись…
— Вот тебе раз, а что случилось-то?
— Да вроде ничего конкретного. Просто не то все. Нинка вроде и хорошая, и неглупая, хозяйка, аккуратистка… Только тошно мне. Пусто рядом с ней.
— Зато у меня жизнь бьет ключом! Что ни день, то Леша развлечения подкидывает. То надерется до потери человеческого облика, то в драку влезет, то из дома что-нибудь утащит… Приезжай к нам. Все печали пройдут.
Татьяна, конечно, шутила. Но Виктор приехал. Вошел в квартиру и тут же поругался с Алексеем:
— Ну что, папаша, приперся? Плохо тебе? А нам вот без тебя — зашибись. Ну да ладно, пойдем выпьем за встречу.
— Я тебе выпью, гопник малолетний! Ты чего мать доводишь? Она же на заезженную лошадь похожа.
— Тебя забыл спросить, — Алексей сплюнул сквозь зубы прямо на линолеум.
— Ну ничего… Я за тебя возьмусь!
— Раньше надо было браться. А сейчас давай, двигай отсюда, пока я тебе не помог, — Алексей сделал шаг к отцу.
— Хватит! — Татьяна встала между мужчинами. — Зря приехал, Витя. Возвращайся домой. Я сама как-нибудь…
Виктор ушел.
***
А Танина жизнь понеслась, как машина без руля и тормозов. Леша пил, буянил, вляпывался в истории одна хуже другой. Татьяна терпела. Несла свой крест. И продолжала любить сына. Веря, что все еще может выправиться.
Но не получилось.
Чем старше становился сын, тем хуже они жили. Таня только дочке врала в редких разговорах:
— Все у нас в порядке, Лена. Леша работу ищет, я тоже тружусь. Живем помаленьку.
Выдавала желаемое за действительное. Зачем тревожить Леночку. Пусть живет спокойно.
Потом случилась беда. Алексей разбил машину какого-то приятеля. Дорогую и новую.
— Кранты мне, мать. Там люди серьезные, шею свернут и не поморщатся. Требуют деньги за тачку вернуть. А откуда у безработного деньги?
Таня бросилась искать выход. Надо было спасать сына. Только вот где взять такую сумму? Выход ей подсказал Алексей.
— А давай продадим нашу хату. Ну на кой нам двушка в городе. Купим домик в деревне. Отдадим долг, да еще и, чтобы устроиться на новом месте, останется.
— А Лена? Здесь ведь и ее доля есть…
— Да нужна сестренке эта доля, как рыбе зонтик. Живет вон в свое удовольствие и не вспоминает! Ну, поговори с ней!
И Таня поговорила. Врать пришлось тогда много. Сказала, что заболела сильно, что за квартиру платить нечем, расписала Лешины придуманные трудности.
— Ты понимаешь, Лена, подставили твоего брата. Уволили без выходного пособия. Да еще и должен оказался за поломку какого-то оборудования. Мечется Лешка сейчас, работу ищет. А тут я еще со своими болячками. Вот мы и решили переехать. Квартиру продадим, с долгами рассчитаемся и заживем себе. Если тебе, конечно, очень доля в квартире нужна — приезжай, все по-честному поделим.
Лена от своей доли отказалась. Жалко ей было мать. Осталась одна, да еще и с этим… Сама Лена не бедствует, переживет без этих квадратных метров.
***
Купили домик в деревне. До работы Таня теперь ездила на электричке. Два часа в одну сторону, два часа в другую. Лешка же пропивал деньги на обустройство. И каждый день обещал матери, что вот еще чуть-чуть, и он отправится на работу.
— Мужики на шабашки ездят, обещали меня взять.
— Да ты же руками-то никогда не работал.
— Подсобником буду. А пока отстань, мать. От твоих причитаний работа быстрее не появится.
Она отставала, замолкала и тащила свой крест дальше.
Зачем? Любила сына. Несмотря ни на что. Хотела помочь и до сих пор верила, что все образуется…
Лешка, и правда, иногда ездил с местными мужиками на халтуры. Даже что-то делать научился. Только не было радости у Тани от этого. Так как каждую зарплату он с теми же мужиками и пропивал. Гудели они несколько дней, потом Лешка «болел» и приходил в себя. Только вот дни трезвости со временем случались все реже и реже.
Вскоре даже на шабашки его звать почти перестали. Татьяна тащила все одна. Да как тащила… Дом просил ремонта, огородик почти зарос сорняками. Разруха… Сын ведь либо гудел, либо болел, либо лечился. Некогда ему было матери помогать. Татьяна тащила… Любила, жалела.
Восемь лет прожили они почти в нищете. Восемь лет Лешкиных пьянок. Дома ничего ценного не осталось, все подчистую вынес. Жаловаться некому. Сама виновата. Только черный приблудный кот Васька и выслушает, пожалеет иногда.
Да с Виктором разговаривала изредка. Никакого облегчения эти разговоры не приносили. Бывший муж делился своими печалями. Будто ей мало.
— Как сынок-то? Пьет? А у меня тоже все плохо. С Нинкой живем соседями. Почти не разговариваем. У нее своя жизнь, у меня своя. Эх, приехал бы к тебе. Да с Лешкой встречаться неохота. Добром-то это не кончится.
— Вот и правильно. Не нужно тебе приезжать, Витя. И звонить не нужно. И без тебя тяжело. Ты чего хочешь-то? Чтобы я пожалела? Так нет у меня сил на это.
Таня уже не обижалась на него, не злилась. Перегорело все за столько-то лет. Она просто устала, а он ждал какой-то поддержки. Это же просто смешно. Ее бы кто поддержал. Сама едва на ногах стоит. Упала бы, да пропадет без нее Лешка. С голоду помрет. Надо тащить.
И когда однажды сгорел ее дом, она вместе с ужасом почувствовала облегчение. Сын спал в том самом доме, пока она работала. Не разбудил его ни жар, занявшейся утвари, ни крики соседей. Задохнулся он раньше, чем понял, что это конец. Сгорел ее крест. Не надо больше ничего тащить!
Она ругала себя за это чувство неуместной легкости. Но оно рождалось где-то в глубине души, распирало и не желало уходить. Дочь и Виктор помогли с похоронами. Тогда они впервые собрались все семьей за долгие годы. Один лежал в свежевырытой яме, трое стояли над ней… Чужие люди, когда-то бывшие родными.
— Ко мне поедешь, — сказала Лена. — Больше некуда.
— Разве что ненадолго… — ответила Татьяна.
— Не поняла?
— Сделайте последнее доброе дело. Поместите меня в пансионат для стариков. По возрасту уже подхожу. Пенсию буду отдавать, да и эту землю можно продать хоть за сколько-нибудь. Хочу отдохнуть.
— Ты правда этого хочешь? — Лена смотрела на мать.
— Правда. Устала. Тебе на шею садится не хочу. Не заслужила. Сама я свою жизнь в кошмар превратила. Изуродовала сына своей любовью, да и вам жизнь подпортила, — Татьяна замолчала.
— Я помогу тебе выбрать пансионат, — вызвался Виктор и отвернулся, пряча глаза.
***
— Вот так я и оказалась здесь, — закончила свой рассказ Татьяна Петровна.
Она смотрела на собеседника и словно возвращалась в нынешний солнечный день из холодных глубин памяти.
— Страшная жизнь, — сказал Федор Ильич. — Жуткая.
— Обычная. Много таких искалеченных жизней. Не знаю, чего это я разговорилась. Не хотела вспоминать. Но, видно, назрело, рвалось наружу. Вы уж извините. Сами напросились. Может, теперь будет легче не думать обо всем этом, — Татьяна Петровна смотрела куда-то вдаль, а может, внутрь себя, прощаясь с прошлым.
— И что же теперь?
— Теперь буду жить, как получится и сколько получится.
— А дочь? Она обещала вас навещать? — Федор Ильич жаждал доброго окончания истории.
— Нет. Мы не говорили об этом. Может, приедет… Но она и так много сделала для меня. Больше, чем я для нее, наверное.
— Ну а бывший муж?
— Виктор? Не знаю. Но лучше бы не приезжал. Нечего ворошить старое. Не сумели мы стать счастливыми. А теперь уже поздно…
***
Вечером в своей комнате Федор Ильич думал: «Вот ведь глупый дед, и правда напросился. Хотел пожалеть симпатичную женщину, на что-то рассчитывал… А вон оно как. Не выйдет у нас ничего. Она свой крест скинула, разуверилась в любви и просто ждет, когда все закончится. Жаль».
И он был прав.
