Капитолина, или просто Капа, как звали её в деревне, жила тихо и основательно. Давно овдовела, но держалась бодро, всю ограду — как с картинки: и палисадник ухожен, и курочки чистенькие, и из дома всегда пахло пирогами.
Тот день ничем не выделялся. Солнце с утра жарило без пощады, Капа вышла на двор, покормила живность, собиралась приступить к закваске для пирогов. И тут — оклик. Голос незнакомый, мелодичный, с хрипотцой:
– Эй, красавица, стой! Стой, не бойся! Бабочка, не уходи!
На другой стороне ограды стояла женщина. Шатенка с густыми, волнистыми волосами, в длинной цветастой юбке, золотые серьги до плеч, монисто на шее. Она казалась одновременно пугающей и прекрасной, как знойный ветер перед грозой.
– Уходи, у меня красть нечего, – сухо ответила Капа.
– Красть? – женщина вскинула голову. – Ты думаешь, я воровка? Я дочь барона! Цыганская принцесса, понимаешь? Я чувствую порчу на тебе. Твоя бабка чужого мужа увела?
Капа только махнула рукой. Говорить с этой странной не хотелось. Но внезапно… словно под гипнозом, она отошла от калитки, открыла дверь и впустила незнакомку в дом.
Та провела в доме минут пятнадцать. Улыбаясь загадочно, вышла, не сказав ни слова. Капа осталась сидеть, сжимая в руке рваный советский рубль. Не помнила, зачем взяла. Не помнила, как согласилась.
А через неделю председатель, Афанасьич, заглянул к ней во двор.
– Капа, подь сюды. Дело есть. Гость к нам с области приехал, командировочный. Надо бы пристроить.
– А я при чём?
– У тебя и дом просторный, и порядок, и ты баба хозяйственная…
– Ну давай своего гостя.
Из «бобика» вышел худощавый мужчина, интеллигентного вида, в галстуке и шляпе.
– Юрий Анатольевич, – представился он и смущённо кивнул.
Капа смотрела на него с недоверием. Но что-то в его глазах подсказало ей – он не останется чужим.
– Муж твой скоро появится, – вспомнились слова цыганки. – Хромой его привезёт.
Вот и Афанасьич, ковыляющий, как утка…
– Проходите, – кивнула она.
Так Юрий остался у Капы. И жизнь пошла по-новому: он чинил забор, таскал дрова, пил с ней чай вечерами. Тихо, спокойно. А спустя полгода Капа заметила, что ждет ребёнка.
Родился мальчик — Георгий. Чёрные волосы, глаза — как уголь. Ни на Капу, ни на Юрия не похож. Но любим до безумия.
Жили душа в душу, пока однажды утром у калитки не появилась… она. Та самая. Цыганка.
– Воды, – прошептала, – солнце жарит, пить хочу.
Катя, молодая соседка Капы, вышла. Смотрела на гостью из-за забора.
– Земфира… – сказала она.
– Ты знаешь меня?
– И знаю, и жду давно.
Земфира упала на колени.
– Отдай мне мальчика. Он мой. Это сын Драго.
Катя была спокойна:
– Он мой сын. Я его выносила, я его люблю.
– Я… я не могу иметь детей. Ведьма сказала — пустая я. А Драго… он тебя любил. Ты его увела. Сердце мне вырвала.
Катя дрожала. Хотела закричать, выгнать. Но… вместо этого сказала:
– Заходи. У нас чай ещё остался.
Земфира осталась.
Она жила в доме Кати почти год. Заболела. Горела в бреду. Катя ухаживала за ней, как за родной. Георгий подрос и звал её «мамой Земфирой».
– Почему ты мне помогаешь? – спросила Земфира, когда пришла в себя.
– Потому что ты часть его, – ответила Катя. – А Георгию нужны корни. И любовь. У него будет две мамы.
Прошли годы. Георгий стал высоким, статным парнем, с глазами огня. Часто ездил в табор, к деду. Возвращался с песнями, с рассказами.
А в деревне, конечно, судачили:
– Видела? У Катьки цыган живёт. А та, вторая — ведьма. Всё знает, всё чувствует.
Но никто зла не видел. Табор ни разу не обокрал деревню. А молодежь тянулась к ним, слушала песни, смотрела на танцы. И Георгия уважали.
Вечером, за чаем, Георгий обнимал двух женщин, смеясь:
– Ну что, мои мамы, опять ругались из-за пирога?
А Катя с Земфирой кивали, пряча улыбки.
Одна — женщина, что дала ему жизнь. Другая — та, что подарила корни.
И никто больше не говорил, что в этой деревне не бывает чудес.
