Две соседки Мария и Дарья были дружны, особенно в годы молодости. Обе женщины трудились не покладая рук и в колхозе и дома, как это принято у деревенских. Конечно, они не сидели часами за чаепитием, некогда было, не болтали без умолку, а общались сдержанно и по делу, никогда не отказывая друг другу в совете, а то и в посильной помощи. Соседи их так и звали: Даша и Маша.
У Даши было два сына, растила она их одна, муж рано ушёл из жизни – выпивал. А у Марии муж умер семь лет тому назад.
— Ну, теперь ты хоть не будешь меня мужиком пенять. Мол, мне легче на свете жить, раз у меня муж есть. Вот только помощник он был на своём деле: сено заготовить, двор у коров почистить, а в остальном ведь я всё сама…
— А что ещё от мужика надо? Самая большая помощь – сено и скотинка, — снова вздыхала Дарья, — а у меня помощниками были только мои два сынка, пока росли. Оба давно в городе живут, а домой и не дозовёшься… Всё укоряют, что корову держу.
Во времена колхоза Даша и Маша, как и другие жители их деревни, пасли своих коров и телят в общем стаде, где был нанятый пастух из местных. А потом пастух уехал на круглогодичную работу в город, и многие перестали держать скот. Дольше всех продержались две соседки – Даша и Маша, хоть стали и ругаться из-за выпаса коров. Сена они уже не могли сами заготавливать, обеим было за шестьдесят. Так стали пасти своих коровушек на покосе, да и так – до леса по заброшенному колхозному полю.
— Ты свою бестолковую корову на мой покос не гоняй! – говорила Дарья Марии, — она вечно ко мне лезет, уже вытоптала всё…
— Вот именно – она бестолковая, как ей объяснишь? Мы же всё равно не косим, так что тебе с твоего покоса? – возражала Марья.
— Себе траву оставляю. Вдруг, когда сил не будет подальше идти, тут свою выпущу, пусть будет моя трава – моей. А у тебя своя имеется, — объясняла Дарья.
— Так-то верно, однако наши участки рядом. И надо тогда их огородить, что ли… — предложила Мария.
— Тогда за общий счёт. Я одна убытки не должна нести… — спорила Даша.
Так и пришлось нанять им соседа, который вбил колья по периметру их покосов, и потом навесил поперечные брусья и доски, добытые из старых развалившихся сараев.
На некоторое время женщины успокоились, а потом и коров им держать по состоянию здоровья стало тяжело. Продала первой свою корову Марья, но загрустила вскоре. Непривычно без молока, без заботы-работы…Привыкаешь к коровушке.
Задумалась о продаже коровы и Дарья. Несподручно стало ей одной и ветеринара в деревню вызывать, и сена много покупать, и глядя на то, как Мария спокойно хлопочет в огороде, продала свою Бурёнку и Даша.
Но потом, узнав о том, в соседней деревне молодая пара завела породистых коз, решились обе женщины на покупку молочных козочек.
— Коза – не корова, — рассуждали они, — и сена меньше, и навоза не столько, и умные они. Наши бабушки держали коз, ведь молоко у них целебное.
— Да вам одной козы на двоих хватит, — советовали им соседи, — зачем каждой-то по козе? Намучаетесь с ними. Они хитрющие, лезут всюду. Опять станете ругаться.
— А когда это мы ругались? – возмутилась Мария, — так, поговорим, да и забыли… Не надо на нас наговаривать…Но молоко должно быть у каждой – своё.
Так появились в деревне две козы у соседок. Стали они пасти их теперь то вместе, а то по очереди, чтобы полегче было. В летнее время Дарья и Мария продавали молоко дачникам, и себе было вдоволь, даже сыр варили.
За лето получалось накопить денег на сено, а ещё женщины заготавливали для коз веники во время прогулок в перелесок. И когда деревенские ребятишки видели идущих от леса двух бабушек с вениками на плечах, то смеясь, говорили:
— Вон два леших сами из леса идут…
Бабушки, слыша такие «комплименты», ругались беззлобно:
— А вот мы вам молока-то и не дадим за такие слова… Веники – самый лучший корм для коз, мы понемногу на плечах наносим за лето, и это им самые витамины будут зимой… Они даже веточки все съедят, которые тоньше. Эх, вы. Что б понимали!
Так прошло года четыре. На покрытие коз Даша с Машей водили в соседнюю деревню, и ранней весной приносили им их кормилицы потомство, да такое потешное! У каждой козы по два, а то и по три козлёнка рождалось, и немного подрастив, продавали женщины свой весёлый товар в самые добрые руки.
Но однажды Мария заболела. Стало мучить её давление, головные боли и сердце подводило, а дело шло к осени.
— Всё, — как-то сказала он Дарье, — не могу больше. Буду свою козу продавать. Пора в больницу ложиться, дочь с зятем ругают, велят обследоваться и лечиться…
Мария и выглядела неважно: бледная, похудевшая, с потухшим взглядом.
— Погоди пока, вдруг наладится здоровье, и будешь потом жалеть свою Зореньку… — начала было Дарья, но Маша махнула рукой.
Через неделю приехали покупатели и увезли козочку в другую деревню. А Марию увезла дочка в больницу. Уезжая, Маша обняла соседку:
— Не поминай лихом, если что когда я не так сказала, или обидела тебя ненароком. Не со зла…
— А для порядку, — продолжила Дарья, целуя Машу, — ты это, недолго там, чуть подлечат, и давай домой. Я ждать тебя буду. А козы нам и одной за глаза хватит. Намаемся и с этой.
Машина укатила из деревни, подняв пыль, а Даша вздохнула. На самом деле тяжело ей было видеть подругу в таком слабом состоянии, да и зная характер Маши, её терпение, трудолюбие, Дарья ясно понимала, что дела у соседки плохи…
Так и получилось, что обратно Маша не вернулась. Почти две недели пытались помочь ей доктора, но сердце было очень слабым. Диагностировали обширный инфаркт.
На поминках говорили мало. Дарья была подавлена. Казалось, что только теперь она поняла, что потеряла не просто соседку, а сестру. Так были близки они долгие годы. Жили и трудились рядом. И согревали друг друга даже одним простым словом, коротким одобрением или приветствием…
Через два года продала свою козочку и Даша. Забрал мать младший сын к себе в город, где была больница под боком, врачи, аптеки, и где за Дарьей они с женой присматривали.
Лишь на лето привозили Дарью в деревню, чтобы она убедилась, что дом её не продан, стоит, а в огороде зреют яблоки и сливы.
Дом Марии тоже не был продан. И, первым делом, приезжая домой, Даша просила сына снять доски с заколоченных окошек Маши.
— Не могу я на эти доски смотреть. Как кресты на кладбище. Пусть будут видны мне Машины занавесочки. Будто бы она жива. Мне так легче…
Сын Даши снимал доски с окошек, дом Маши открывали, проветривали, и Дарья словно оживала в своей деревне. Дачники, помня молоко от бабушкиной козы, приносили Дарье угощение – конфеты или пряники, садились у неё на крылечке и поговаривали о новостях деревни, расспрашивали о здоровье. Но Дарья не любила о здоровье рассказывать.
— Чего жаловаться? Жива, и ладно. Значит, сжалился Господь, дал мне ещё годок, за что ему спасибо… — неизменно отвечала она. А потом просила знакомых провести её под руку по деревне. Словно на экскурсию выходила так баба Даша, рассматривая каждый дом, новый сарай или цветы в палисадниках.
Прошли годы… Дома бабушек купили добрые люди. Приезжают сюда каждое лето. Никто не держит, конечно, даже кур, так как являются дачниками. Но дома ухожены, в садах растёт урожай плодовых кустов и яблонь. Особенно хороши были яблоки у Даши с Машей. Пережили яблони своих хозяек и радуют сладким соком и ароматом новых людей.
Зарастают покосы каждый год за огородами. Никто не ругается из-за них, и даже не обращает внимание на траву… Не нужна она стала. И лишь старые долгожители деревни, нет-нет, да и вспомнят соседок-тружениц, назовут их по имени, и словно воскреснут на мгновение в памяти добрые светлые лица женщин, их крепкие натруженные руки, и почудится около их домов блеянье козлят. Жили-были. Даша и Маша…
