— Ира, он опять писала 26 июля в 18:30 , — Михаил показал экран телефона жене.
Ирина Викторовна резко обернулась от плиты, где готовила ужин. В животе неприятно скрутило — как всегда, когда речь заходила об отце. Двухлетние близнецы Егор и Никита возились с конструктором в гостиной, и их беззаботный смех контрастировал с напряжением на кухне.
— Что на этот раз? — устало спросила она, вытирая руки полотенцем.
— То же самое. Хочет увидеть внуков, просит прощения, обещает быть хорошим дедом.
Ирина подошла к окну и уставилась на серый двор. Двенадцать лет прошло с того дня, когда Владимир Петрович выставил её из дома с одной спортивной сумкой. «Твоей матери больше нет, значит, и ты мне здесь не нужна», — эти слова до сих пор звучали в ушах.
— Миша, мы же обсуждали это уже сто раз.
— Обсуждали, но… — муж подошел ближе. — Может, стоит дать ему шанс? Люди меняются. Особенно когда остаются одни.
— Меняются? — Ирина развернулась к нему. — В семнадцать лет я металась по городу с сумкой, не зная, где переночевать. Знаешь, что он мне сказал на прощание? «Если бы у меня был сын, я бы его точно не бросил.» Сын, Миша! Всю жизнь он мечтал о сыне, а получил меня.
Михаил молчал. Он знал эту историю наизусть, но каждый раз, когда жена её рассказывала, в её голосе звучала та же боль.
— А помнишь, как я выходила замуж? — продолжала Ирина. — Тетя Нина ему сообщила. Он даже не позвонил. Когда мальчики родились — тишина. А теперь, когда увидел их фотографии в соцсетях, вдруг заскучал по семье.
— Но ведь они действительно его внуки…
— Нет! — резко оборвала его Ирина. — Внуки у него были бы, если бы у него была дочь. А меня он лишил этого статуса много лет назад.
Вечером, когда дети заснули, Ирина позвонила подруге Светлане. Они дружили с детства, и Света была единственной, кто помог ей тогда, предоставив крышу над головой.
— Ты знаешь мое мнение, — сказала Светлана. — Но может, хотя бы выслушай, что он хочет сказать?
— Света, ты же помнишь, в каком состоянии я тогда была? Мать только похоронили, а он… Я до сих пор помню, как дрожали мои руки, когда я собирала вещи. А он стоял в дверях и повторял: «Если бы ты была мальчиком…»
— Помню, конечно. Но прошло столько лет…
— А ещё помнишь Дениса?
В трубке повисла тишина. Денис был двоюродным братом Ирины, сыном тети Нины. Владимир Петрович души в нем не чаял, называл «почти сыном», водил на рыбалку, покупал подарки. Денис отвечал взаимностью и считал дядю вторым отцом.
— Что с ним? — осторожно спросила Светлана.
— Тетя Нина недавно рассказала. Когда у Дениса родилась дочка, он позвал отца быть крестным. А тот отказался. Сказал, что не будет возиться с девчонками. Теперь они вообще не общаются.
— Быть не может…
— Ещё как может. — Ирина чувствовала, как внутри поднимается знакомая волна гнева. — Видишь? Даже «почти сын» оказался недостаточно хорош, когда у него родилась дочь, а не внук. А теперь представь: мои мальчики подрастут, а он вдруг решит, что они «не те». Что они недостаточно мужественные, или выберут не ту профессию, или не оправдают его ожиданий?
Светлана молчала.
— Я должна буду объяснять Егору и Никите, почему дедушка больше не хочет с ними видеться? — голос Ирины дрожал. — Нет, Света. Я не позволю ему ранить моих детей так же, как он ранил меня.
Через несколько дней позвонила тетя Нина.
— Ирочка, мне звонил твой отец. Он очень расстроен, что ты не отвечаешь на сообщения.
— Тетя Нина, вы же знаете всю историю.
— Знаю, но… Он же старый уже. Возможно, пересмотрел свои взгляды…
— Пересмотрел? — Ирина усмехнулась. — А как же Денис? Вы же рассказывали, что отец отказался быть крестным у его дочери?
Тетя Нина замолчала.
— Вот именно, — продолжала Ирина. — Он не изменился. И никогда не изменится. Для него женщины — люди второго сорта. Сначала он отверг меня, потому что я не сын. Потом отвернулся от Дениса, когда тот «подвел», родив дочь. А теперь хочет внуков, потому что они мальчики.
— Но Ира…
— Нет, тетя. Пусть лучше мои сыновья растут без деда, чем потом страдают от его условной любви. Я не хочу, чтобы они узнали, что значит быть нелюбимыми просто за то, что ты не соответствуешь чьим-то ожиданиям.
Вечером Ирина сидела на кухне с чашкой остывшего чая. Михаил укладывал детей, и в квартире стояла редкая тишина. Она думала о материнской любви — той единственной безусловной любви, которую знала в детстве. Мама никогда не сравнивала её с мальчиками, не сожалела, что дочь родилась не сыном.
«Ничего, детка, папа тебя любит, просто не умеет показывать», — говорила мама. Но это была ложь. Папа не любил. И после смерти жены сразу это показал.
Ирина взяла телефон и написала отцу единственное сообщение: «Я не позволю вам общаться с моими детьми. Вы сделали свой выбор двенадцать лет назад. Теперь я делаю свой.»
Затем заблокировала его номер.
— Сделала? — Михаил появился на пороге кухни.
— Да. Навсегда.
Он подошел и обнял её за плечи.
— Не жалеешь?
Ирина посмотрела в сторону детской, откуда доносилось тихое сопение сыновей.
— Нет. Мои дети будут знать только безусловную любовь. Я не дам им почувствовать себя ненужными, как чувствовала себя я. Некоторые люди не заслуживают второго шанса, Миша. Особенно когда под угрозой счастье детей.
Она встала и выключила свет. В темноте её силуэт казался решительным и непреклонным.
— Пусть он остается с воспоминаниями о том единственном «почти сыне», которого тоже потерял. А мои мальчики будут расти в любви, а не в постоянном страхе разочаровать.
На следующий день Владимир Петрович больше не писал. Ирина удалила его из всех социальных сетей и попросила родственников не передавать информацию о её семье.
Тетя Нина долго не могла понять решение племянницы, но когда увидела, как Денис мучается от внезапного отчуждения дяди, перестала настаивать на примирении.
Егор и Никита росли в семье, где их любили просто за то, что они есть. И Ирина была уверена: это правильный выбор. Некоторые раны не заживают, а некоторых людей нельзя подпускать к детям. Даже если это родные деды.
