Никто не видел, на чем он приехал. Автобус давно прошел, да и попуток под вечер стало меньше. А может не приехал, а шел пешком, вдоль кромки леса. Осенняя слякоть с холодным ветром заставляла кутаться прохожих. Может поэтому чужак был так странно одет: брезентовый плащ с капюшоном, длинный и балахонистый, кирзовые сапоги, за плечами рюкзак. Кепка на волосах с проседью. Небольшая борода придавала еще большей загадочности, — никто в деревне так не ходил, разве что мужики на рыбалку отправлялись в брезентухе.
— Может отшельник? – Стали шептаться бабка Марья и бабка Дарья. – Из леса вроде как вышел.
— А кто его знает? Бывало, скрывались в тайге, потом выходили к людям. И никто не знал, чего в жизни натворили, что прятаться пришлось.
Чужак, не обращая внимания на любопытные взгляды, на пугливость сельчан, брел по дороге, читая названия немногочисленных улиц. У клуба остановился, заметив стоявших девчат. Был он от них совсем близко: прищурил подслеповатые глаза и оказался на расстоянии двух метров.
Темноволосая девчонка лет двадцати смутилась, поняв, что смотрит он именно на нее. Весь его вид пугал девушку.
— Лида, — прошептал незнакомец, — обращаясь к ней.
— Я не Лида, — пробормотала она и посмотрела на подруг, словно искала защиты.
Шрам на лице чужака дрогнул, он заморгал часто глазами, словно хотел понять, что ошибся.
— Девчонки, пойдемте отсюда, странный какой-то, смотрит, что даже не по себе стало.
— Лида, — хрипло сказал он вслед, — я тебя испугал…
Девушки направились к клубу. – Аня, а ведь Лидией твою маму зовут. У нас в деревне она одна с таким именем.
— Ну и что, может он про другую Лиду спрашивал, — Ане не хотелось, чтобы этот уставший, запыленный путник имел к ее матери какое-тот отношение. И успокоилась, когда увидела поджидавшего Степку. Возвращаться домой было тоже не страшно. Со Степкой вообще ничего не страшно.
— Покажи мне завтра этого мужика, я с ним разберусь, — пообещал Степан, готовый защитить Аню от любого, кто косо на нее взглянет.
— Может его уже здесь нет, скорей всего ушел, исчез, сразу видно: чужой. – Аня увернулась от Степкиного поцелуя, и, шепнув «до завтра», поспешила домой.
Уже стемнело, и во времянке, которая стояла на усадьбе, горел свет. Аня вошла, чтобы поделиться с матерью странной встречей, и остолбенела от увиденного: на табуретке у стола сидел, ссутулившись тот самый чужак. Его плащ висел у порога на самодельной вешалке. Ане показалось, что не хватает воздуха, и если бы не мать, сидевшая спокойно напротив, она выскочила бы пулей.
— Здравствуйте, — поднявшись, пробормотал незнакомец. Тон его голоса отражал уважение и восхищение. – Какая у тебя дочка красивая, — обратился он к хозяйке, — я сразу подумал, что это ты, так вы похожи.
Лидия усмехнулась: — Неужто, подумал, что за двадцать с лишним лет не изменилась? Другая я теперь, сам видишь. – Она посмотрела на дочь: — Это давний мой знакомый, по молодости знали друг друга. Жил в Чистых родниках когда-то…
— Странный у тебя, мама, знакомый, — Аня наконец избавилась от страха и заговорила спокойно, — первый раз увидишь, испугаешься.
— Прости, дочка, напугал тебя, — мужчина виновато смотрел на девушку и на ее мать.
— Я вам не дочка, — бросив резкую фразу, она обратилась к матери: — Мне тут посидеть? – Спросила, намекая, стоит ли оставлять ее одну с чужаком.
— Иди, Анюта, отдыхать, не беспокойся, все хорошо.
Когда дверь за девушкой закрылась, Лидия строго сказала: — Удивил ты меня, Коля, своим появлением. Уже не думала, что в живых тебя увижу, столько лет прошло.
Мужчина опустил голову. – Все не так, Лида, вся жизнь коту под хвост. Виноват я перед тобой, перед матерью виноват. – Он поднял голову, взгляд был жалким, как у завтравленного зверя: — А может и не виноват, жизнь такая получилась. Хотел денег заработать, другие края увидеть и вернуться к тебе через год… Травмировался на Севере, в аварию попадал, в тундре замерзал, от волков убегал. И обворовывали меня, и били… Эх, да что там, — гость махнул рукой, — видишь, ты даже с первого раза и не узнала меня, уезжал молодым, вернулся стариком, а ведь мне, Лида, всего-то сорок пять.
— Знаю, Коля, годами молод, а телом стар. А кто виноват? Всего два письма прислал и тишина… Сам выбрал жизнь бродяжью, затянула тебя дорога, да подработки разные. А добра, смотрю, ты не нажил.
— Есть немного, на домишко хватит, в Чистых родниках и куплю. Хотел здесь, да не буду смущать дочку… Лида, это же моя дочь? – Мужчина весь напрягся, смотрел на женщину с тоской и горечью, ожидая ответа.
Лида встала, строго посмотрела на него: — А с чего ты взял, что Аня твоя дочь?
— Ну, если посчитать, по годам-то как раз совпадает…
Лида снова присела. – Эх ты, счетовод… Говорю тебе, Коля, один раз и больше не спрашивай меня об этом, тем более, не вздумай Аню спросить. Не твоя она дочь, не может она быть твоей дочерью. Никак не может.
Пальцы на руке Николая задергались, в глазах появились печаль и разочарование. – Значит мужа твоего покойного Михаила? – Уточнил он, все еще надеясь на другой ответ.
— С Мишей я стала встречаться, как ты уехал, потом расписались. Так что, Коля, нет у тебя здесь детей, на Севере ищи, ты там долго жил.
Мужчина поднялся, надел кепку на взъерошенные волосы. – Прости, Лида, что побеспокоил, пойду я.
— Куда ты пойдешь?
— В Чистые родники пойду, там, у родственника переночую.
— Тридцать километров пешком? Ты и к утру не придешь.
— Попутку поймаю.
— Какие попутки? Ночь на дворе. Ложись-ка лучше здесь, вон одеяло лежит, и подушку сейчас принесу.
— Нет-нет, что ты, — Николай замахал руками.
— Ладно, не махай, как мельница, я тебя не навсегда, я тебя до утра оставляю.
_________________
— Мама, он ушел? – Аня спросила шепотом, едва Лидия вошла в зал.
— Переночует, утром уйдет.
— Ты его оставила?! Зачем? Посмотри, как он одет! И этот шрам на лице…
— На лице – ладно, на душе у него шрам от бродяжьей жизни.
— Он – настоящий бродяга?
— Нет, конечно, не бродяжничал, но скитался по белому свету, искал, наверное, счастье, да так и не нашел. Несчастный он человек
— А ты раньше как его знала?
— Нравилась я ему, замуж звал.
— А ты?
— Я согласилась. А он решил уехать за длинным рублем, да так и пропал. Спи, доча, ни о чем не думай, утро вечера мудренее.
Колька, это ты? – Семен смотрел на постаревшего Николая, вглядываясь в черты лица и еще до конца не веря, что это его двоюродный брат.
— Я это, Семен, я, — Николай стянул с головы фуражку, — поизносился телом, вот ты и не узнаешь.
— Ну, дак, сколь лет прошло, мы тебя уже потеряли, считай что насовсем. Шутка ли в 90-е уехал, почти четверть века не было. Ну, заходи, посидим, отметим возвращение.
Фая, жена Семена, смотрела на гостя с подозрением, плотно сжав губы. – Ты гляди, чтобы он нас не обокрал, — шепнула она, когда Николай пошел мыть руки.
— Не придумывай, родня он мне.
— Ага, родня! А где он был столько лет? Даже на похороны матери не приехал.
— Это да, не приехал, — согласился Семен, — но домик-то тетки Евдокии нам достался, продали мы его, Колька нам разрешил.
— Вот и молчи про домик, наши это деньги.
— Что думаешь дальше делать? – Спросил Семен, когда гость сел за стол. – Здесь останешься или дальше подашься?
— Хватит, наскитался, здесь хочу окопаться. В район поеду, там и работы больше, устроюсь какой-нибудь склад сторожить или на лесопилку пойду. Пожить хочется по-человечески, — Николай вспомнил Лиду, которая, как ему показалось, не изменилась, только строже стала. Хотелось ему ради нее преобразиться, приехать к ней уже в другом виде.
— Ну и правильно, здесь-то тебе негде жить, домик продан…
— Я знаю, не бойся, денег не требую, свои есть, заработанные, было бы на кого тратить, а мне-то много не надо.
— Ну, ты сам виноват, не приехал тогда…
Николай промолчал, и не стал говорить, что был он тогда тяжело болен и лежал в больнице, кое-как оклемался.
— Тебе, Коля, зубы вставить бы, — осторожно намекнул хозяин, — а то вид не ахти какой. Дорого это, денег надо заработать.
— Зубы подождут, ты мне лучше могилку матери покажи.
_______________________
Через неделю Николай вошел в небольшой стоматологический центр, растерянно оглядываясь и не зная, к кому подойти, пока не увидел окошечко регистратуры.
— Кира Сергеевна, что это у вас тут посторонние? – Полноватый мужчина в белом халате брезгливо посмотрел на Николая. – Кто впустил?
— Так пациент это, записывается зубы вставлять, к вам, между прочим.
Полноватый доктор усмехнулся: — А деньги у него есть хотя бы на один зуб? – Он еще раз взглянул на Николая и проворчал: — Ходят тут всякие.
— Погоди, доктор, — Николай окликнул врача, который задел обидными словами и пошел за ним. А когда тот обернулся, сказал тихо: — За зубы я заплачу, а вот тебе, грубиян, денег я не дам!
У окошечка регистратуры Николай попросил записать его к другому врачу.
— А у нас только два доктора, второй молодой специалист Дмитрий Романович.
— Вот и давай к нему.
Через две недели Кира Сергеевна показала тому полноватому доктору сумму, которую оплатил Николай: — Гляньте, Юрий Львович, какую сумму оставил тот пациент, и еще благодарность написал Дмитрию Романовичу. Юрий Львович моргнул, словно хотел убедиться в весомости цифр, ничего не сказав, пошел в кабинет.
________________________
Парикмахерская, на входе которой ляписто написано «салон красоты», встретила Николая стойким запахом лаков, шампуней, музыкой, доносившейся из радиоприемника, и разговорами мастеров и клиентов.
— Тебе чего? – Женщина лет пятидесяти, с выкрашенными в рыжий цвет волосами, в очках, властно обратилась к нему. Ее статная фигура выделялась на фоне других мастеров.
— Мне бы подстричься.
— Ну, жди тогда, и плащ скинь, вон вешалка.
Женщина была громкоголосой, казалась на вид суровой, но надменности в ней не было.
Молоденькая парикмахерша, освободившись, увидела очередного клиента и нашла причину отказаться: — Марья Петровна, у меня перерыв, пусть другой кто-нибудь возьмет, — она указала на Николая.
— Ладно, симулянтка, иди, отдыхай. – Разрешила она и снова обратилась к Николаю: — Я бы тебя подстригла, но позже, клиентка у меня.
— Марья Петровна, я возьму, — Николай увидел девушку, как ему показалось, лет тридцати.
— Хорошо, Вера.
— Пойдемте, — она позвала мужчину в самый дальний закуток салона. – Как будем стричься? – Спросила девушка.
Николай даже улыбнулся от этого вопроса. – Убери вот это все, — он показал на лохматую шевелюру, пестрившую сединой. Придумай, как подстричь.
— Хорошо, — мастер усердно взялась за дело. Волосы падали на пол, появилась аккуратная стрижка, изменившая мужчину почти до неузнаваемости.
Он показал на бороду: — Это тоже надо убрать, совсем убрать. Можно я сам сбрею? Прямо здесь.
— Можно, я сейчас принесу все, что нужно.
Через несколько минут мастер смотрела на Николая, как на другого человека. – Вам очень идет, вы изменились, намного моложе выглядите.
Мужчина коснулся щеки, погладил лицо: — Шрам не уберешь…
— Да что вы, он вам даже идет, шрамы украшают мужчин.
— Как тебя зовут?
— Вера.
— Спасибо, Вера. И за то, что стричь меня взялась, тоже спасибо.
Первой обратила внимание ярко-рыжая, громкоголосая Марья Петровна: — Вот это оперный театр! Вера, ты чего с ним сделала, как будто лет пятнадцать сбросил. – Она смотрела на Николая, который, даже в поношенном свитере, выглядел теперь гораздо моложе, взгляд стал теплее и смущенным от нового образа.
Женщины тоже с интересом разглядывали клиента, а он натягивал на себя потертый плащ. – Приодеть так и ничего мужик. — Не унималась Марья Петровна. – А жена имеется? Если нет, то лучше меня невесты не найти. – Все в парикмахерской, рассмеялись. – Нет, ну правда, на человека стал похож, — продолжила она, — вот еще бы кожу свою лягушачью сбросил, — она указала на его брезентовый плащ, — и вообще не узнать.
Николай расплатился с Верой и тихо спросил: — А еще поможете? – Он вопросительно смотрел на нее: — Мне бы одежду выбрать. И чтобы со стороны кто-то глянул, а то я не умею выбирать. Совсем не умею.
— Помогу. Завтра у меня выходной, можно сходить в торговый центр.
— Понимаешь, я хочу к одному человеку съездить, в прошлый раз напугал своим видом. Надо как-то приличнее одеться что ли.
— Не переживайте, сходим, купим все, что нужно.
Продавец указала на ряды костюмов. – Нет, мне бы чего попроще, не ходил я в галстуках, — смутился Николай.
Вера смотрела на мужчину, который, явно чувствовал себя не в своей тарелке, и подбадривала. – Здесь все так делают, примеряют, а потом выбирают, что подошло.
Остановились на джинсах, нескольких рубашках, футболках, пуловере и куртке стального цвета. Николай смотрел на себя в зеркало, привыкая к своему новому образу. – На, Верочка, расплатись на кассе, — он подал ей несколько купюр.
— Сдачу, сдачу возьмите, — Вера пыталась всунуть ему в руки деньги.
— Это тебе на конфеты, — крикнул он и побежал к подошедшему автобусу. В голове крутилась только одна мысль: «Лида, Лида, Лида». Хотелось приехать к ней не таким жалким, как он заявился тогда, хотелось поговорить с ней дольше. Он не надеялся на ее внезапную взаимность и прощение, но хотя бы предложить ей помощь, сколь позволяет здоровье. Почему-то за все эти годы не выветрились из его сознания их встречи. Он и сам не ожидал, что так сильно будет тосковать.
___________________________
— Прости меня, Лида, накуролесил я по жизни. И прости, что уехал тогда, считай, что бросил. – Николай снова сидел в той же времянке на том же месте, а Лида слушала его тягостный рассказ, все больше сочувствуя ему.
— Коля, жаль мне тебя, но из жалости я тебя не приму. Даже если каждый день будешь ездить ко мне, все равно не приму. Было время, любила тебя, выглядывала каждый день, писем ждала. Но это прошло. Новая любовь у меня была, с Михаилом мы хорошо жили, только ушел он рано. – Она посмотрела на него: — А ты изменился, не такой как в тот раз, и без бороды тебе лучше.
— Понятно, нечего мне тут делать, видно судьба такая: скитаться… — Он тяжело поднялся, — прости, Лида, за все прости.
— Куда ты опять?
— Уеду я, неделю-другую и уеду. – Плечи его снова опустились, он взял куртку и побрел к калитке.
— Стой, бродяга! – Лида побежала за ним, у самой калитки вцепилась в его куртку. – Что ты делаешь со своей жизнью? Вот куда ты поедешь? На работу ведь устроился, так живи в родных краях.
— А для чего жить? Ни детей, ни жены, ничего нет…
— Есть! – Лида со злостью вытерла набежавшие слезы, не хотелось ей плакать, а слезы все равно выступали. – Есть, ради чего жить! Аня – твоя дочь! Слышишь, ты, бродяга, твоя она дочка! Как ты мог подумать, что я могла сразу тебя забыть и с другим остаться?! Миша меня беременной взял, знал, что не его, а считал родной.
Николай прислонился к забору, словно обессиленный. – И многие в деревне знали, что от тебя. Говорю это тебе не потому, что передумала, а потому что есть у тебя шанс внуков дождаться, Анюта замуж выходит. Дочку не растил, так хоть на внуков посмотри. Вот и решай, бежать тебе от всего и от самого себя, или иной раз дочь навестить.
— А как же она? Она ведь боится меня.
— Она знает, я ей рассказала. Да она и раньше знала, что Миша ей не родной отец. Просто хороший он был, вот и все.
_____________________
Николай ехал на автобусе ошеломленный, смотрел в окно и думал только о дочери, сожалея, как много в жизни он упустил, как много потеряно, чего уже не наверстаешь. Он вышел в райцентре на своей остановке, пошел по тротуару, наступая на осенние листья, прилипшие после дождя к асфальту.
— Подождите, Николай, подождите, — Вера, в пальто бежевого цвета, держа в руках, спавший с головы берет, бежала за ним. – Николай, как хорошо, что я вас встретила! Вы сдачу тогда забыли, — она протянула деньги.
— Я же тебе на конфеты дал.
— Тут много, я уже купила конфеты, а это ваши деньги.
— Что ты все на «ты»? Подумаешь, моложе меня лет на пятнадцать. Мне сорок пять, тебе, наверное, тридцать.
— Мне уже тридцать восемь, — сказала Вера.
— Я бы не подумал. Тем более, зови на «ты». – Он взял деньги из ее рук, — Пойдем, я тебя сладким угощу. – И он взял ее за руку, как ребенка.
Маленькое кафе с ароматной выпечкой было почти безлюдным. – Ну вот, я тебе все рассказал.
— Значит, ты передумал уезжать?
— Передумал, Вера. И честно сказать, никакого желания ехать куда-то нет.
— Знаете, вы мне нравитесь, — призналась Вера, — еще в парикмахерской обратила на вас внимание, еще до того, как подстригла. Если не уедешь, может быть, я за тебя замуж выйду.
Николай от удивления выпрямился, не зная, шутит ли или всерьез говорит. – Так я вроде не сватался к тебе.
— Ну и что, а я заочно говорю, на тот случай, если надумаешь, то я согласна.
Он рассмеялся, и было заметно, что удивлен и рад этому разговору.
— Торопиться я не буду, — продолжила Вера, — посмотрю еще на тебя… И знаешь, меня два раза бросали. Сначала муж бросил нас сыном, ушел к другой, потом сходилась с одним, он тоже уехал. А вот, думаю, третий раз повезет. Не уедешь от меня?
Николай растрогался от такой искренности, взял Веру за руку: — Ничего я тебе не обещаю, Верочка, а потому как лучше делать, а не обещать. У меня ведь теперь три причины остаться: родина моя здесь и могила матери, дочка, хоть и взрослая, но живет поблизости, внук скоро родится. И теперь ты, такая хорошая, добрая. Дай мне только время доказать, что ты не ошиблась.
__________________________
Дружная весна за несколько дней избавила землю от снега. Николай ходил по огороду, с жадностью глядя на оттаявшую землю, представляя, как он будет копаться здесь, выращивая урожай для Веры, которая недавно стала ему женой, и ее сына Антона. «К осени Анюта родит, надо урожаем поделиться», — подумал он, и от этой мысли растеклось по телу спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. И еще он помнил, как недавно, дочь Аня впервые назвала его папой: — Понимаешь, мне рожать скоро, ни на кого не хочу обижаться. И на тебя тоже, папа.
Он тогда бормотал ей слова прощения и гладил по голове, как маленькую, благодарил за это простое, но такое сердечное слово «папа», ощущая, как хочется ему жить на родной земле и видеть родные лица, которых так мало у него осталось.
