В наглаженных брюках, в рубашке с отложным воротничком, в начищенных до блеска туфлях, да так, что в них смотреться можно, причёсанный на правый бок, идёт Григорий по селу.
Да не просто идёт, а жениться, ну как жениться…свататься.
-Что это ты, Гринька, никак на каку гулянку?- спрашивает соседка, бабка Лущиха, старая, но любопытная, что страсть господня.
Вот кого ей, старой надо, думает Гришка, на погосте давно прогулы ставят, а туды же от любопытства, аж сикатит сухими ножонками, моргает подслеповатыми красными глазками своими, с нависшими веками.
Бил Петрович, мужик еённый, смертным боем Петровну за это, в своё время, да видно так и не выбил дурь-то, из неё, всё бегает, любопытствовает.
Побежит потом, понесёт на своих сухих плечиках тяжесть новости, в головёшке старой всё перепутается, такого набрешет, что соседские петухи от такой д у р и и несправедливости, в оммараке валяться будут…
Думает Григорий, он вообще, Гриша, не такой, как все, философский склад ума у него, а ещё…
Ещё любовь — любовная, неразделённая…
Плохо Грише, от той любви, язви её, ну.
Ни спать, ни есть, ни работать не может, от любови -то этой, проклятущей.
Да никтошеньки не понимает его, никто, что он тонкой душевной организации и нежного склада характеру, между прочим, человек.
Да, никто.
Вот и председатель, Иван Васильевич, не понимает и всё ты тут, так и сказал, мол, не понимаю я тебя, Григорий, как ты, молодой, здоровый мужик, можешь таким трутнем быть.
А он разве трутень? Никакой он не трутень, у него, у Григория, эт самая, организация душевная, того…тонкая, ещё любовь любовная, вот.
Да, что там председатель, вон, матушка родная и то, кричит, ругается, дерётся даже, ну…
Иродом, тараканом запечным и дун ду ком обзывается матушка, не понимает она его, сыночка своего, кровиночку.
А он, Гриша, разве такой?
Совсем не такой.
Идёт себе Григорий спокойно, никого не трогает, вдруг откуда не возьмись, фу ты, чёрт, кошка чёрная, ну надо же…придётся переходить на ту сторону улицы и в проулок идти, тьфу.
Пошёл быстрым шагом Григорий, чтобы значит кошку опередить, а она подлая, села около дороги, только Григорий шаг сделает и она бежать остановится и она, подлая такая, сядет и сидит, умываться ещё надумала.
Делает вид, Григорий, что стоять будет, обмануть кошку решил, та расслабилась, а Григорий кааак прыгнет, как припустит бежать в сторону, фух, обманул кошака…
Идёт, довольный собой, рубашечку одёрнул, волосы пригладил, с туфлей пыль стряхнул и пошагал, смотрит, бабка Куделиха, цветы выпалывает.
Цветы, аж присел Григорий, как -то некрасиво, без цветов идти свататься…
Решил пойти и у Куделихи попросить цветов, спросит зачем, скажу что надо.
-Здорово, баб Фрося.
-Здорово, а ты чей? Нечаявых что ли?
-Не, баб Фрося, я же Гриша Казанаков.
-Аааа, энто чей? Микишкин что ли?
-Не, Фёдора.
-Федькин? Ты надааадоть? О, как время идёть, от только Федьку гоняла, цветы воровал, да Нюрке таскал, любоффф у их, с Нюркой -то была. От, чёрт, как же хвамилия -то у её, у Нюрки -то, тьфу ты, совсем беспамятая стала…недавно ж было, годов тридцать пять тому назад…аль сорок.
-Баб Фрося, мне бы это…цветочков бы.
-Ково? Цветов, так осенью приходи накопаю, али весной ежели доживу, а не доживу, так Людка накопат племянница моя…
-Да нееее, баба Фрося, мне сейчас надо, не копать…букет.
-Букееет, а для чего тебе?
-Да это…
-На поминки чё ли?
-Ага.
-А кого поминають?
-Да этого как его…ну этот, товарищ Лопес Хлопес Сунь высунь, вот.
-Ух тыыыы, а кто же ето?
-Известный французский борец за права лежать без дела, испанского происхождения жил и работал в Китае…
-Коммунист?- с уважением спросила старуха.
-Коммунист конечно, баб Фрося, что вы? Нечто я не коммуниста бы пошёл…поминать.
-Энто так.
Я тебе щас, я тебе самых это цветов для поминок найду, вот…держи сынок, самое то.
-Это что же, баб Фрося, а?
-Ну как же, самое то, товаришша — то поминать , как его, чёрт, я не выговорю, — держит в руках Гриша какие -то сухие цветы, пригляделся, а это искусственные розы, поблёкшие какие-то, жухлые.
-Ты что же, баба Фрося.
-А вот нечего брехать, Гришка, ахахахаха — заржала вдруг старуха страшным голосом, упала на землю и превратилась в ту самую кошку, что бегала через дорогу Грише, туда- сюда.
-Ах ты же ведьма, — заорал Гриша и…проснулся.
-Кто ведьма, я ? Ах, ты ж п о д л е ц, и р о д окаянный, пустобрех, так-то ты мать родную, на тебе на тебе…я тебя куда отправила, трутень ты?
-К Насте, — ещё не отойдя ото сна говорит Григорий.
-К какой Насте, остолоп?
-К Малютиной.
-Зачем, — опешила мать.
-Ну дык…это…жениться, то есть свататься, я вот и цветы у бабки…а она в кошку превратилась…
-Тьфу ты, ой дундууук, — покачала головой мать, — иди, яблоки собери, разлёгся тут.
Я что, спал? -Думает Григорий, — о, дела, а как же сватовство, Настя…
-Сдался ты ей, как собаке пятая нога, — будто подслушав его мысли кричит мать, — она вообще за Мишку замуж собралась.
Как это за Мишку, думает Григорий, а как же я? У меня же любовь — любовная, а ещё эта, маета в сердце и в душе огонь…
-Ты на работу, ирод, собираешься устраиваться? — спросила на всякий случай мать, — вот выселят тебя, за тунеядство, за твоё…
Куда Гришу могут выселить мать не придумала, поэтому махнув рукой, ушла в дом, крутить компоты, из яблок.
Ох, и вкусные компоты мамка крутит из тех яблочек, мммм, зимой -то придёшь с баньки, — размечтался Гриша, укладываясь под яблоньку, но тут же получил полотенцем от матери.
-Ты что, совсем обнаглел, я что сказала тебе делать? Уууу, кровопивец…
Взяв ведро, пошёл Григорий яблочки собирать, сон у него не шёл из головы, а может то знак, что надо сходить к Насте и попробовать посвататься, ну не то, чтобы посвататься, а поговорить с ней.
А то получится как с Людой или с Тамаркой, та то вообще, драться кинулась…ну и что же, что мужик у её есть, смотрите -ка, цаца какая, неземная…А он может с серьёзными намерениями..
Нет, пойду — таки к Насте, поговорю, решает Григорий и, чтобы не видела мамка, лезет в дом в окно, там переодевается, таким же образом попадает на улицу.
Перескочив через небольшой заборчик палисадника, Григорий рысью припустил в сторону центра, там нырнул в переулок и почистив пёрышки, нарвав по дороге ромашек, что растут у каждого дома, пошёл Григорий к своей любови любовной, объясняться.
-О, Григорий Фёдорович, — фу ты, откуда этого председателя нелёгкая вынесла, рабочий день на дворе, страда, так сказать, а он по улицам разгуливает, — а что это вы, позвольте спросить, Григорий Фёдорович, в рабочий день по улицам разгуливаете?
-А то же самое, я у вас, Павел Пафнутьевич узнать хотел, что же вы, голубчик не на работе вы же глава, кхе- кхе, всего нашего, так сказать, рабочего люда.
От такой наглости председатель обалдел и замолчал, а Григорий отправился дальше, по своим любовным делам.
Председатель, покрутив головой, пошёл в другую сторону не туда куда шёл.
Поговорить с Настей не получилось, потому что стояла она у машины, в которой сидел Мишка, увидел Григорий, как она на цыпочках поднялась и в открытую дверцу машины наполовину залезла, вот никакого стыда нет у девушек…
А этот, тоже, разгар рабочего дня, а он технику колхозную по своим нуждам гоняет…
Постоял Григорий, постоял, да пошёл назад.
Зачем ему такая?
Пусть Мишка с ней мучается и нет, не пудовых кулаков Михаила, Гриша напугался, вот ещё…просто любовь прошла, мигом, улетучилась…
А он, стихи писал ей…
Ну как писал, в тетрадочку, химическим карандашом, так и подписывал для Насти, мол.
Были там и для Лены, и для Светы, для Людмилы и Томарки, даже для Ульяны…не оценили, ну… не достойны, знать…
Отправился он обратно домой, прокрался таким же образом в хату, переоделся и пошёл в сад собирать яблоки.
Слышал, что мать с кем -то разговаривает, смотрит, мать на крыльцо вышла, руку козырьком ко лбу прислонила, смотрит в его сторону.
-Чего, ты ма?
-Гришка, ты иде был?
— Тю, яблоки собираю, сама же велела…
-Вот, Павел Пафнутьич, говорю же вам, дома он, яблоки собирает, иде же ему быть, ну?
Покрутил председатель головой, видно правда заработался.
-А ты чего, пёхом-то, Пал Пафнутьич?
-Да что-то там барахлить мотор начал, Егор починит к обеду, я собственно что пришёл, Анна…
Лежит Григорий под деревом, думу думает, стихи сочиняет, для кого стихи?
Да не для кого, просто так.
И мою любовь вы отринули
Лучше бы в болте вы сгинули
Надели вы кольцо обручальное
Чем сердце моё опечалили…
Сидит Григорий, слёзы набежавшие на глаза, рукой вытирает, пойти надо, записать стихотворение…
Эх, Настяяя…
Идёт в дом, слёзы капают, тонкой душевной организации человек, Григорий.
— Слышь, Гриш, а ты же это, на гармошке играть умеешь, — вернулся от калитки председатель.
-На баяне, — говорит Григорий, шмыгая носом и загоняя назад слёзы, ну что такое, всё настроение лирическое испортили.
-Ты знаешь чего, а давай агитбригаду устроим, а? Я видел, в Пути Ильича, у них там по полям ездят, песни поют, боевой дух комбайнёров подымают, так сказать, а? Гриш.
-Я что, один буду ездить?
-Почему Гриша, мы тебе девушек наберём, а? Я сейчас с Карпычем переговорю, председателем сельсовета, мы тебе вмиг организуем и это, Гриш…зарплату выбью…
А через два дня, репетировал Гриша в клубе с девчатами песни.
Поехали по полям, представление своё показывать.
Думал скажут мужики, мол устаём, нам не до ваших песенок и плясок, ан нет, не скажи…
Как ждали их, а Гриша ещё придумал и сценки разные, бабок подтянул, те в народны костюмы одеваются, песни поют…
Ух, как хлопали, да хохотали все.
В соседние колхозы, на поля стали приглашать, да так понравилось Григорию, что мать ругать стала, истощал весь, на этой работе своей…
-Может полежишь, а Гриша?
— Некогда лежать, мама, страда на дворе, а ты…Несознательно это…
А вскоре, предложили Григорию и должность постоянную, при клубе, вот так -то, второй человек после директора клуба, а директором там был старый дед, что ещё с Кочубеем за руку здоровался, образно конечно, он же Григорий, человек -то творческий, тонкой душевной организации и шутки у него такие, вооот.
Концерты такие организовывал Гриша, что с района приехали и премию дали, во как, премию и грамоту конечно, а как же…и председателям тоже, обоим, по граммоте вручили и колхозному и седьскому, директора на пенсию проводили с почётом, а Гришу на его место.
Работает Гриша, не покладая рук, а по ночам стихи пишет…
Лиле…
Как светом озарила ты окно
Моя нежданная любовь, моя принцесса…
Дальше не идёт что-то, засыпает Гриша, устаёт больно.
Придёт мама, возьмёт тихонечко тетрадку, почитает при свете лампы стихи Гришины.
Поплачет над строчками жалостивыми и положит на место…
Тонкой, душевной организации сын, Григорий, уродился в кого только? Разве в тётку Марью, от та певунья была, да плясунья…
А Гриша пляшёт во сне, с Лилей…
Ай, тирда опа, да опа, опа тида ай, — выписывает Гриша ногами кренделя.
-Артист, -улыбнётся мама и накроет Гришу одеялом, — с тонкой душевной организацией…
