На кухне воцарилась напряженная тишина. Максим сидел напротив своего отца, Андрея, за узким деревянным столом в их загородном доме. Он смотрел на отца, и слова с трудом складывались на его губах.
Максим: Отец, я… я должен рассказать тебе то, что покажется невероятным. Вчера, когда я пошел убирать вещи Марины… я кое-что нашел.
(Андрей беспокойно сдвинулся с места, вглядываясь в лицо сына. Он знал Максима как уравновешенного, непоколебимого человека, но сейчас тот выглядел разбитым, его взгляд был отрешенным, однако, это можно было понять, не так давно его жены не стало из-за катастрофы. Плюс ко всему его сын сильно болел последние годы).
Андрей: Что ты нашел, Максим?
Максим: Это была старая шкатулка, которую я никогда раньше не видел. Она была под кроватью, спрятана. Знаешь, мне казалось, что я знаю о Марине все. Она была тихой, да, и, может быть, немного отстраненной, но… Я думал, что она просто такая.
(Руки Максима сжимались и разжимались, когда он продолжал, его голос понизился до шепота).
Максим: Внутри шкатулки были… дневники. Страницы исписанные ее почерком. Я думал, что это просто ее рассуждения, небольшие заметки о ее жизни. Но это было… Это была… исповедь. И то, в чем она призналась, отец… Это превосходит все, что я мог себе представить. Я даже не знаю, стоит ли говорить тебе об этом, но я не могу держать это все в себе.
Андрей: Продолжай, сынок. Я слушаю.
Максим: Она записывала все, что делала… как она медленно отравляла меня. Это все написано ее почерком, как научный эксперимент. Она записывала, как подделывала мою еду, воду… даже воздух, которым я дышал. Пять лет, отец, пять лет она ослабляла меня, и все это в тайне.
(Руки Андрея крепко вцепились в край стола, пока он впитывал слова сына, выражение его лица — смесь ужаса и неверия).
Андрей: Максим… отравлял тебя? В течение пяти лет? Но почему? Что могло подтолкнуть ее к такому поступку?
Максим: Она считала, что я стою на пути ее судьбы. Она писала об этом… это трудно описать. Я прочитаю тебе один из отрывков. Она писала: «Он не видит этого, дурак. Он верит, что я его жена, его верный партнер. Но каждый день, с каждым глотком и каждым укусом, я отвоевываю у него то, что он у меня украл. Он не заслуживает того, что течет в его крови, и однажды она станет моей».
Андрей: Она… думала, что у нее есть какие-то права на твою… кровь? О чем она говорила, Максим?
Максим: Она была одержима. Здесь есть еще одна запись — ее даже вслух читать страшно. Она писала: «Каждый день я добавляю еще немного, ровно столько, чтобы он был слаб, но не настолько, чтобы убить. Я не хочу, чтобы он умер. Пока не хочу. Он должен страдать, чтобы понять, что украл у меня, забрал то, что принадлежит мне по праву. И когда придет время, от него останется лишь оболочка, и тогда, только тогда, я получу то, что заслужила».
Андрей: Максим… Я не могу поверить… Она действительно думала, что ты ее право? Но что ты взял?
Максим: В этом-то и сложность. У нее была эта… идея, эта вера в то, что она должна унаследовать что-то из моей родословной. Она считала это своей судьбой, каким-то древним правом, которое, по ее мнению, у нее украли. И за это она меня ненавидела.
(Максим сделал глубокий, успокаивающий вдох и стал перелистывать страницы, чтобы найти ту часть, которая больше всего его беспокоила).
Максим: Послушай, отец. Это то, что она написала всего за несколько месяцев до… до того как ее не стало. «Они думают, что он просто болен, угасает от какой-то загадочной болезни. Но я-то знаю. Я знаю, что это потому, что я истощаю его, капля за каплей, его сущность ускользает с каждой дозой, которую я готовлю. Они думают, что это анемия, какая-то редкая болезнь, но это моя работа».
Андрей: И она… она не видела в этом ничего плохого?
Максим: Да, это самое страшное. Она писала об этом так, будто это была миссия всей ее жизни. Она верила, что я — ее препятствие, и была готова на все, чтобы убрать меня, медленно и мучительно. Но она не остановилась на этом.
(Он замешкался, затем снова открыл дневник, найдя отрывок ближе к концу).
Максим: «Однажды он уйдет, и я буду свободна. Свободна, чтобы вернуть себе то, что принадлежит мне по праву. Наследство перейдет ко мне, как и должно было быть с самого начала. И если для этого придется всю жизнь ждать, смотреть, как он страдает, то так тому и быть».
Андрей: Но какое наследство? Она сказала, о чем она говорит?
Максим: Вот это и есть самое страшное. Она была уверена, что я несу в себе нечто могущественное, что она могла бы унаследовать, если бы только я был достаточно ослаблен. Но в последней записи она наконец… наконец объясняет это, и это самая ужасная вещь из всех.
(Максим сделал паузу, его взгляд стал отрешенным).
Максим: «Моя мать была целительницей, — писала она. Но моя кровь была проклята. Максим не знает, но я нуждалась в нем, чтобы снять это проклятие, вытеснить его из меня в него. Мне нужна была его сила, чтобы выжить, и он был достаточно глуп, чтобы позволить мне это. Я специально стала его женой, моя мать выбрала его в качестве сосуда».
(Андрей прикрыл рот рукой, его глаза расширились от ужаса).
Андрей: То есть… она верила, что таким образом избавится от своего проклятия?
Максим: Да, она медленно травила меня, считая, что таким образом она снимает проклятие с себя, полное безумие.
(Максим медленно закрыл дневник).
Максим: Я любил ее, отец. Даже после всего этого какая-то часть меня все еще любила ее. Но теперь… теперь я не знаю, смогу ли я когда-нибудь по-настоящему освободиться от нее или от этого проклятия, которое она оставила после себя.
Андрей: Сын… Я помогу тебе, твоя жена была больна, но теперь ты свободен, теперь мы знаем почему ты болел все это время, это никакое не проклятье, это все твоя жена.
(Спустя пару дней Максим вновь встретился с Отцом, он держал новые страницы из дневника в своей руке).
Максим: Отец, я нашел больше. Больше страниц… она спрятала их в секретном дне шкатулке.
(Андрей, сидящий напротив него, почувствовал, как замирает его сердце. Он надеялся, что они раскопали всю тьму Марины).
Андрей: Что там еще, сынок?
Максим: Все хуже, чем я думал. Она не просто отравила меня. Я думаю… я думаю, она пыталась сделать что-то противоестественное. Она написала, что это был ее «эксперимент». Она описала все в деталях, свои планы… свою ненависть. Я… я прочту.
(Максим вытащил горсть страниц, его руки задрожали).
Максим: Она писала: «Прошло три года с тех пор, как я начала. Он все еще не подозревает, бедный дурак. Он думает, что я его преданная жена, но не догадывается, что с каждым днем я все ближе к своей цели. Каждая доза, которую я подсыпаю ему в еду, каждая щепотка порошка в его чай — все это ведет к очищению».
Андрей: Максим… это ужасно, тебе точно стоит это читать?
Максим: Похоже, она верила… верила, что сможет каким-то образом перенести мою сущность, мою… жизненную силу, в себя. Ей казалось, что, постепенно забирая мою силу, она станет сильнее.
(Максим нашел еще одну страницу. Его лицо побледнело, когда он продолжил).
Максим: Вот… эта часть. Она написала: «Если я хочу добиться успеха, мне нужно, чтобы его тело ослабло, а дух сломался. Тогда, и только тогда, я смогу взять то, что принадлежит мне. Недостаточно просто отравить его — нужно, чтобы он сломался, потерял желание сопротивляться. Он должен стать пустой оболочкой, чтобы я мог наполнить ее своей собственной жизненной силой».
Андрей: Она… она пыталась украсть твою жизнь, Максим. Это… чудовищно.
Максим: Я знаю. Но она так не считала. Она считала, что это ее право. Она видела во мне какой-то… какой-то сосуд, отец. Она видела во мне препятствие, стоящее между ней и властью, которую, по ее мнению, она заслуживала. Под конец, она вдруг поняла, что вскоре с ней произойдет что-то страшное… она впала в отчаяние.
(Максим перелистнул несколько последних страниц. Ее почерк был неровным, буквы расползались по странице в беспорядке).
Максим: Она писала: «Время на исходе. Это тело… оно подводит меня быстрее, чем я думала. Я не могу позволить себе ждать окончательной трансформации. Мне нужна его сила сейчас, вся и сразу. Если его не станет в процессе, так тому и быть. Что толку от слабака? Я закончу это все в ближайшее время, с его помощью или без нее».
Андрей: Это ужасно, сын, все это какой-то кошмар. Я так рад, что ты теперь свободен.
Максим: Она даже начала проводить ритуалы, странные обряды, которые, по ее мнению, должны были помочь трансформации.
(Он достает страницу с символами и диаграммами, записи Марины, заполненные арканными символами и описаниями песнопений).
Максим: Вот, — написала она, — сегодня я провожу последний обряд. Если я сделаю это правильно, его жизнь перейдет в меня, его сущность станет моей. Я почувствую его силу, его жизненную энергию, наполняющую мои вены. И когда все закончится, я наконец-то стану свободной. Свободен от этой проклятой крови, которая так долго сковывала меня».
Андрей: Она действительно верила в это… превращение. Но Максим, откуда у нее вообще такие идеи? Она не говорила о том… как она во все это поверила?
Максим: Это последняя часть. В одной из последних записей она упомянула о посетителе — человеке, с которым познакомилась до нашей свадьбы. Она называла его «Проводник». Судя по всему, он был кем-то вроде спиритуалиста, который убедил ее, что у нее есть «темный потенциал», который может быть раскрыт, только если она принесет в жертву кого-то из близких. Ей сказали, что только забрав жизненную силу любимого человека, она сможет обрести силу, которая, по ее мнению, принадлежит ей по праву рождения. Ну и плюс ко всему ее мать, она тоже была ведьмой, тоже рассказывала про эту дурную кровь ей и про очищение.
Андрей: Максим… все кончено. Она ушла, и ее безумие вместе с ней. Теперь ты свободен. Какую бы тьму она ни пыталась оставить в тебе, мы найдем способ ее развеять.
Максим лишь улыбнулся в ответ, предлагая Отцу ужин. Андрей так и не понял, что перед ним уже давно не его сын. Марина нашла себе новый сосуд, новую жертву.
Напишите, что вы думаете об этой истории! Мне будет приятно!
Если вам понравилось, поставьте лайк и подпишитесь на канал. С вами был Джесси Джеймс.
