– Здравствуйте. Горячая линия? Алексей Петрович меня зовут. Не думал, что придется на старости лет просить чужих людей о помощи, но сил моих больше нет. Мне 85, и я один. Совершенно один, понимаете? Нужно, чтобы кто-то иногда в магазин сходил, в квартире прибрал, да хоть бы и суп сварил…
Слушая пожилого человека, привычно ищу телефоны социальных служб – чтобы сразу подсказать ему куда обращаться. Разговорами в такой ситуации не поможешь. Ну не знает старик своих возможностей, обычное дело. Есть ведь много вариантов: от соцработника до интерната, если уж совсем нет здоровья жить самостоятельно.
И вдруг собеседник начинает говорить с надрывом, почти срывается на слезы:
– А знаете, что самое обидное? Вместе со мной, в одной квартире, живет сын! Родной человек! Сергей и сам уже не молод, седой совсем, скоро 60 стукнет. Но ведет себя как чужой, словно мы не знакомы.
Всякое, знаете ли, можно, предположить, когда такое слышишь. Причем и о сыне, и об отце. Но для того и создана была в редакции еженедельная «горячая линия», чтобы помогать читателям в житейских трудностях. А еще, конечно, истории интересные собирать. Уточняю адрес, договариваюсь с дедушкой о встрече – мол, прежде чем искать самый простой выход, надо бы лучше изучить ситуацию.
На следующий день я уже звонила в дверь квартиры, которая расположена в центре, где в свое время жили, скажем так, не последние люди в городе.
Неприятный запах затхлости, грязи и старости, к которому так и не удалось привыкнуть, с порога ударил в нос. Алексей Петрович передвигался с трудом, слышал плохо, но моему визиту шумно обрадовался:
– Дорогая редакция? Здравствуйте, здравствуйте! А я ведь когда-то печатался в областной газете и даже давал интервью. Пойдемте, покажу вам вырезки, я подготовил.
– Вот как! Это многое объясняет.
– Что вы имеете в виду?
– Нечасто люди ищут помощи газет в личных проблемах, теперь для этого много других возможностей.
– Ой, я компьютером не пользуюсь, плохо вижу, а вот газету вашу мы с Галей моей покойной всю жизнь выписывали.
Тут же хозяин достал фото супруги, и прижимая ее к груди, стал рассказывать историю знакомства, а потом и всей своей прошлой жизни…
Как и многие в его возрасте, Алексей Петрович, жил воспоминаниями. Тем более, ему было что вспомнить: научная работа, ученики, симпозиумы, конференции, выступления, поездки…
Дела семейные – читай быт и отношения – целиком и полностью лежали на супруге, и это вроде как всех устраивало. А после ухода Галины уютная квартира быстро превратилась в пустую и холодную.
Сын хозяина, кстати, был дома. Буркнул мне «здрасьте» и тут же скрылся за дверью своей комнаты. Было слышно, что там работает телевизор. Ни больным, ни немощным Сергей не выглядел. Мог бы, совершенно точно, и в магазин сходить, да и, чего уж, пол помыть, чтобы ноги к нему не прилипали.
Про грязный пол Алексей Петрович, кстати, сразу все рассказал:
– Это, знаете, месяц назад или больше уже, Сергей так на меня разозлился, что запустил банкой компота. Чуть не пришиб! Я тогда даже милицию вызвал, но писать заявление не стал. Посоветовали они конфликт разрешить, так сказать, по-родственному… с тех пор мы и не разговариваем.
– И за хлебом с тех пор сходить некому, так?
Старик горько закивал, развел руками – вот, мол, видите, как сильно мы поссорились. И вдруг признался:
– А ведь у меня еще один сын есть. И невестка, и два внука, и даже правнучка. А в магазин сходить все равно некому, хоть плачь. Хотя пока Галя была жива, все было иначе. Она ведь болела три года, почти не вставала. Так невестка с сыном у ее постели едва ли не каждый день дежурили, продукты привозили, убирали, стирали, еду варили… а как похоронили Галину, так они все забыли к нам дорогу.
– Что-то случилось?
– Не знаю, что им не так, – пожал плечами старик. – Я ведь даже квартиру обещал внуку отписать, так он позвонил – не пришел даже – и отказался от такого подарка. И библиотека моя никому не нужна, а ведь я всю жизнь собирал редкие издания…
И Алексей Петрович снова погрузился в воспоминания, где он был востребован, решал сложные задачи, служил своему институту, трудился во имя великой идеи… Казалось, он даже помолодел, расписывая свои многочисленные заслуги, демонстрируя грамоты и благодарности.
Постепенно многое стало проясняться.
Ни о ком из близких Алексей Петрович не говорил так много и хорошо, как о самом себе и своем институте. Там прошли не только его лучшие годы. Там прошла вся его жизнь. Все свои силы, талант, время он вкладывал в работу. Домой приносил зарплату.
В конце концов, он и сам признал, что прежде из-за вечной занятости почти и не бывал в этих стенах. И вот теперь они, стены родного дома, сдавили его со всех сторон одиночеством. А дети… выросли незнакомыми людьми. Он им неинтересен.
… Разговаривать с взрослыми сыновьями и проводить воспитательные беседы с седыми уже людьми не было никакого желания. Они прекрасно знают о возрасте и состоянии своего отца. Мало ли что там еще, помимо равнодушия?
Зато в институте мне дали телефон 88-летней бывшей коллеги Алексея Петровича. В конце нашей телефонной беседы она сказала фразу, после которой мне захотелось пересмотреть и собственную жизнь:
– Я много в своей жизни повидала… И кое-что поняла про тот самый стакан воды, который, мы надеемся получить из рук детей перед свиданием с вечностью. Так вот, чтобы стакан не оказался пустым, всю жизнь, каждый день наполняйте его сами – той заботой и вниманием, которое хотите получить от других.
… Алексею Петровичу не понравилась идея взять соцработника. Как можно? При живых детях! Они же должны…
Спорить не стала. Просто позвонила сама в отдел соцобслуживания, объяснила ситуацию. Там все поняли, ничему не удивились, сказали, что отправят к нему лучшего специалиста.
Через три дня получила ответ: не сразу, но соцработник нашла с Алексеем Петровичем общий язык, теперь можно поставить точку на бытовых проблемах уважаемого пенсионера.
А личное… тут можно только посочувствовать.
