Все началось, когда у нас с женой родился наш второй сын Никита. До этого я не замечал, чтобы у нас что-то было не так. Жили нормально, как все. Разве что, поддавшись сильному влечению друг к другу, мы зачали нашего первенца Ваню немного ранее положенного, а именно еще до свадьбы.
Естественно, Ася была тогда еще довольна молода для того, чтобы становиться матерью, когда родился Ваня, ей едва исполнилось двадцать лет. Но, несмотря на это, сын наш рос в любви и заботе. По крайней мере, так мне всегда казалось.
Однако с тех пор, как родился Никита, я стал замечать то, что Ася стала относиться к Ване как-то уж чрезмерно строго. Будто бы он уже совсем взрослый. Хотя Ивану в то время было всего шесть лет. Я еще мог понять то, что Ася устает с новорожденным ребенком, и шалости старшего сына, какими бы они не были безобидными, иногда раздражают ее. Но дело доходило до того, что жена могла отшлепать Ваньку за то, что он шепотом обратился к ней с каким-нибудь вопросом в то время, когда Никита спал.
До того дня я просто молчал, стараясь, насколько это было возможно, сглаживать подобные моменты и держать нейтралитет. Но на этот раз мое терпение попросту лопнуло.
Вернувшись вечером с работы, я увидел на голове у сына запекшуюся кровь.
— Что это, Вань, ты с кем-то подрался? — спросил я, пытаясь оценить, насколько глубоко он поранился.
— Не, — ответил сын, однако объяснять, что случилось, не спешил.
Я отвел Ивана на кухню и, достав из шкафа аптечку, обработал рану. Порез был небольшой, но все равно удар головы, в моем понимании это не шутки. Следовало бы обратиться к врачу, подумал я, и для начала решил выяснить у жены, что случилось. Сам Ваня молчал об этом, словно воды в рот набрал.
— Ася, что там с Ванькой? У него кровь на затылке, — спросил я, обращаясь к жене.
— Нажаловался уже? Крысеныш!
— Ася, что такое? Почему ты вообще так говоришь о сыне?
— Ничего! Просто уже невозможно с ним! Он стал совершенно неуправляемым. Врет мне!
— И в чем же он тебе соврал?
— Сказал, будто Никитка сам расплакался. А он стоял рядом и наверняка что-то сделал ребенку. Не удивлюсь, даже если специально!
— Да с чего ты взяла? Иван дышать рядом с Никитой боится, так ты его запугала. А ведь они братья, и если так обращаться со старшим, то он вскоре возненавидит младшего брата.
— Вот об этом я и говорю! Он все делает назло! Не знаю, может это ревность у него или еще что, но только мне невыносимо в его присутствии растить ребенка!
— В чьем присутствии? Ты о Ване говоришь?
— Я говорю о твоем сыне! О ком еще! Ты все ему позволяешь, не даешь мне его воспитывать. Подумаешь, я его толкнула, он по другому не понимает.
— Как это толкнула? Он что, ударился головой благодаря тебе? Обо что он ударился? Ты вообще соображаешь, что делаешь? Иван тоже ребенок, нельзя так относиться к нему.
Я машинально оглядывал комнату пытаясь понять, обо что ударился сын. Тут я заметил испачканную кровью тумбу под телевизор. Она была сделана из светлого дерева и следы крови на ней были хорошо видны.
— Посмотри на это! Ася! Это кровь твоего ребенка! Как ты можешь быть так спокойна и еще и продолжаешь обвинять его!
— Конечно! Теперь ты будешь считать меня жестокой, а на самом деле у меня просто сдают нервы рядом с ним!
— Да почему ты постоянно говоришь об Иване в третьем лице? Ты даже перестала называть его по имени! Что с тобой? Это послеродовая депрессия или как?
— То есть я по твоему депрессивная, жестокая и прочее, а этот твой сын просто ангел?
Ася начала кричать, и я испугался, что Ванька, хотя я и оставил его в детской комнате и плотно закрыл дверь спальни, где мы разговаривали с женой, услышит ее слова.
— Ася! Иван не только мой сын, но и твой. Если ты вдруг об этом забыла. Он точно так же нуждается в твоей любви, как и прежде.
— Нет у меня на него любви, — на выдохе произнесла жена и, присев на кровать, закрыла лицо руками.
Я стоял и смотрел на нее сверху вниз. Изнутри меня раздирали противоречивые чувства. Злость на жену за все, что она сейчас наговорила, сменялась жалостью к ней. Вероятно, Ася на самом деле еще не отошла от родов и ей просто тяжело дается уход за младенцем. Хотя я пытался всячески помогать жене и заботу о Ваньке полностью взял на себя. Отводил его в детский сад и вечером забирал оттуда. Водил на секции и даже завтраками и ужинами кормил Ваню сам, чтобы оградить жену от дополнительной работы. Но, и я это понимал, все равно Асе было непросто. Вероятно, она просто устала, и ей нужно время, чтобы привыкнуть ко всему. Растить двоих детей, конечно же, намного сложнее, чем одного.
— Знаешь что, я все понимаю, но попрошу тебя больше никогда не говорить таких слов относительно нашего старшего сына! — с трудом взяв себя в руки, проговорил я. — И постарайся взять себя в руки. Тебе же потом самой будет стыдно за то, что ты так вела себя с Ванькой.
Я повернулся, чтобы выйти из комнаты. Утешать жену, как я сделал бы это раньше, мне не хотелось. Внутри уже разлилась некая обида за все происходящее, как будто слова Аси о том, что у нее больше нет любви к старшему сыну, относились и ко мне самому.
— Миша, постой, — сказала жена, заставив меня задержаться, — может быть, вам с Иваном пока пожить где-нибудь? Снять квартиру или у родителей твоих…
— Что? — мне показалось, что я ослышался или не так понял жену. Разве в нормальной семье такое бывает? Я никогда не слышал, чтобы после рождения второго ребенка муж и первый ребенок вынужденны были жить отдельно, чтобы, так сказать, не мешать матери нянчить дитя.
— Миша, я не знаю, как еще быть! Я попросту не могу так больше! Никита отнимает все мои силы, а присутствие в доме шестилетнего мальчика, который постоянно что-то роняет и еще и вредничает, хотя ты этому и не веришь, просто невыносимо для меня!
Во мне вдруг взыграла такая обида, что я расхотел продолжать этот разговор. Чего доброго, следующей ее фразой станет то, что и мое присутствие рядом для нее тоже невыносимо.
— Если тебе от этого станет легче, мы с Иваном завтра же подыщем себе другое жилье, — буркнул я и вышел за дверь.
На душе скребли кошки. Помню, как одна из моих коллег сетовала, что пока она сидела в декрете со своим ребенком, ее муж постоянно сбегал из дома. Коллегу это очень расстраивало, и она произнесла тогда пламенную речь о том, какие мы, мужчины, слабые личности и как мы любим бежать от сложностей. А растить маленького ребенка — это, безусловно, испытание. «И испытание для всей семьи!» — задрав палец вверх, говорила коллега. А вот в нашей семье ерунда какая-то получается. Отец ребенка, напротив, стремится поскорее вернуться домой и помочь жене с детьми, а жена при этом решает, что ей будет намного проще без его помощи. И без его присутствия заодно.
Размышлять о том, что дело только лишь в нашем старшем сыне, я никак не мог себе позволить. Ася его мать, она не может настолько возненавидеть своего ребенка, чтобы желать избавиться от него. Скорее всего, ей просто захотелось побыть наедине с собой. Что ж, хорошо, пусть будет, как она хочет. Подозреваю, что уже дня через три Ася сама будет настаивать на том, чтобы мы с Иваном скорее вернулись домой.
Хотя мне было жутко странно и еще более страшно обидно, но я все равно продолжал списывать желание жены пожить некоторое время раздельно на послеродовую депрессию. Даже прочитал об этом несколько статей в интернете. Оказывается, молодые мамочки и не такое вытворяют. Однако в скором времени мне пришлось убедиться в том, что причина, по которой Асе было «невыносимо» видеть нас с сыном, гораздо глубже и кроется абсолютно в другом.
Как я и обещал, уже на следующий день я снял для нас с Ванькой уютную квартирку неподалеку от моей работы. В детский сад будем ездить на машине, а в остальном… Ничего, проживем как-нибудь! У родителей я, конечно же, селиться не собирался. Зачем расстраивать стариков? Они уж точно не поймут, что такого могло случиться, чтобы семья вдруг разделилась пополам и дети в ней стали настолько мешать друг другу, что им пришлось жить по разным квартирам. Рассказывать про послеродовую депрессию моим родителям тоже было бесполезно. Мать вышла на работу, когда мне было десять месяцев от роду, и мою старшую сестру, которой, между прочим, тогда было немногим больше лет, чем сейчас Ваньке, мама воспринимала не как помеху моему существованию, а как прекрасную няньку на случай если я заболею и меня высадят из ясельной группы.
Мы с сестрой, кстати, от этого только еще больше сблизились и теперь просто немыслим жизни друг без друга.
Светка была единственной из всех, кто знал о том, что случилось, и о том, что мы с Иваном находимся во временном изгнании. Правда, сестра никак не прокомментировала происходящее, лишь как-то грустно посмотрела на меня.
Перед тем как мы со старшим сыном покинули нашу квартиру, я взял на руки Никиту и долго-долго вдыхал его запах. Мне и Ваньку нравилось таскать на руках, когда он был младенцем. Помню, тогда Ася, начитавшись каких-то модных журналов, твердила, будто малышу полезнее находиться в своей кроватке, даже если он плачет. Я же не мог спокойно наблюдать, как краснеет лицо кричащего на всю квартиру сына, и все равно брал его на руки. Ванька после этого почти сразу прекращал свою истерику, и Ася перестала возражать против моих методов укрощения плачущих младенцев.
С Никитой же дела обстояли несколько иначе. Жена, напротив, сама постоянно носила его на руках и при малейшем звуке, издаваемом младшим сыном, спешила успокоить его. Когда же я брал Никиту на руки, Ася вся как будто внутренне сжималась и спешила забрать у меня ребенка, аргументируя свои действия тем, что будто я могу нечаянно навредить ему.
— До скорой встречи, сын, — проговорил я, осторожно коснувшись реденьких волос на голове Никиты, — веди себя хорошо и не беспокой особо сильно мамочку.
Я бросил быстрый взгляд на жену. Ася не смотрела на меня, опустив глаза в пол. Наверное, ей тоже было не по себе от того, что из-за ее капризов наша семья вынуждена разделиться.
Так мы с сыном стали жить отдельно. Ванька быстро привык к нашему новому существованию и даже как будто повеселел. Я все ждал, что со дня на день мне позвонит жена и, извинившись за все происходящее, попросит нас с Иваном поскорее вернуться домой. В былые времена, которые я еще не успел позабыть, Ася не терпела, когда я куда-нибудь отлучался. Из-за этого я даже отказался от рабочих командировок, потеряв при этом немалую часть зарплаты.
Тот день я запомнил во всех подробностях. Я проснулся с мыслью о том, почему же все-таки жена до сих пор продолжает вести себя как чужая? Прошел уже почти месяц, как мы жили с Ваней отдельно, а Ася так ни разу и не предложила нам завершить наше изгнание. Мы даже общались не так часто, как мне того хотелось бы. Мне, к примеру, уже стало сниться по ночам то, что по логике должно было происходить между мужем и женой наяву.
Я встал с постели и, тихонько заглянув в комнату сына и убедившись, что Ванька еще сладко спит, отправился умываться. Я твердо решил, что это шоу пора заканчивать. Либо мы с сыном возвращаемся и живем все вместе, как нормальная семья, решая возникающие сложности вместе, либо… Думать об альтернативном варианте мне не хотелось. Асю я любил и всегда считал, что мои чувства взаимны.
Пока я чистил зубы и умывался, в голове сами собой рождались нужные слова, способные вернуть нашу семейную жизнь в ее обычное русло. Я даже невольно улыбнулся, представляя, как Ася, выслушав меня, прослезиться (уж слишком проникновенный разговор я спланировал тем утром) и бросится мне на шею. А после…, после мне, наконец достанется то, о чем я там грезил, лежа в одинокой постели в съемной квартире.
В дверь позвонили, и я очень удивился, подумав, кто бы мог пожаловать к нам в гости в такую рань. За дверью стояла моя сестра Света. Вид у нее был очень угрюмый, и я сразу всполошился.
— Свет, ты как здесь? Что-то случилось?
— Случилось, Миша… у нас с тобой кое-что произошло.
Сестра, посмотрев мне в глаза, сняла обувь и босиком прошла в кухню, проигнорировав предложенные мною домашние тапочки.
— Что? Говори уже! — я последовал за сестрой, начиная в голове прокручивать различные варианты того, что у нас с ней могло случиться. — С мамой или с папой что-то?
Света покрутила головой.
— Нет. Присядь.
Я послушно сел на стул. Сестра не отводила от меня глаз, так что мне даже стало неуютно под ее взглядом.
— Миша, скажи, ты и правда ничего не замечаешь?
— Чего?
Света вздохнула и, отведя взор, посмотрела в окно. Там, за окном, падали желтые листья, хотя календарная осень еще только-только вступила в свои права. Природа как будто спешила сменить краски, непонятно когда успев устать от однообразия всего зеленого вокруг. А вот горожанам от этого было немного грустно. Не готовы мы были прощаться с летом, слишком коротким оно нам кажется, ведь все хорошее всегда кажется нам быстротечным. Это ненастье имеет свойство тянуться, словно вечность.
— А я замечала, братик! — тихим голосом проговорила Света. — Вот только мне всегда казалось, что это мое воображение так разыгралось. Не хотелось верить, да и представить себе было страшно.
— Да говори уже прямо! Что ты ходишь вокруг да около! Чего ты там себе не могла представить?
— То, что мой муж Семен и твоя жена Ася будут встречаться за спиной у нас с тобой.
— Стоп, стоп, стоп! Это ты реально не туда свернула! — чуть было не рассмеялся я. Большего бреда я и представить себе не мог. Семен даже мне казался старым. А представить то, что Ася может обратить внимание на этого почти пожилого и, сказать по правде, ничем не примечательного мужчину, я попросту не мог. Увольте. Чушь собачья!
— Семен сегодня ночевал в твоей квартире, — печально усмехнулась сестра.
— Свет, ты что-то путаешь. Давай ты изложишь мне все факты, а я попытаюсь распутать эту головоломку.
— Мне очень жаль, братик, но так и придется сделать. Все равно все к этому идет, — Света сделала небольшую паузу. А потом, видимо, собравшись с духом, продолжила. — Я давно подозревала, что между ними что-то есть. Вероятно, у женщин более тонкое чутье в этом направлении. Только мне хотелось верить, что это что-то — обычная симпатия. Такое бывает. Людей как бы притягивает друг к другу, но это вовсе не значит, что они зайдут дальше этой своей привязанности.
— Положим, это я тоже замечал. Просто Ася любит слушать рассказы Семена о его бурной молодости, про походы в горы, песни у костра и прочее. Но это вовсе не значит, что ей нравится сам Семен. Ты уж прости, Свет, но твой муж для нее слишком старый.
— Разница в возрасте у них составляет всего тринадцать лет, и это вовсе не помеха.
— Не помеха, для чего?
— Миш, — сестра снова внимательно посмотрела на меня, — они оба только что признались мне во всем. Говорю, я давно подозревала об их связи. Но либо настолько не хотела верить очевидному, либо они очень тщательно скрывались. А когда вы с Ванькой переехали сюда, я все сразу поняла. Семен несколько раз за последнее время не ночевал дома. Сегодня же я, прождав его целую ночь, решилась и поехала в вашу квартиру. Как я и думала, Семен был там. Они оба даже как будто обрадовались моему приходу. Даже не выглядели виноватыми.
— Свет, — процедил я, сжав челюсти, — ты уверена, что все правильно поняла?
Я понимал, что несу полную чушь. Но в этот миг мой привычный мир рушился, и я хватался за соломинку, не желая опускаться на дно пропасти.
— Семен сказал, что любит твою жену, а она любит его. И еще… Миша, это самое сложное для тебя, но…, Никита не твой ребенок. Он сын Семена, так сказала мне только что Ася.
Я сделал шаг к окну и вцепился обеими руками в подоконник. Мир вокруг меня завертелся как волчок. Мимо проплывали дома, деревья, смешиваясь с событиями прошлых лет. Наша свадьба, рождение Вани, моя радость от того, что я вторично стал отцом и прочее. Помимо этого, в голову лезла назойливая мысль, твердившая о том, что теперь все встало на свои места. Теперь у меня появились ответы на все вопросы, и я совершенно точно осознал, отчего Ася так вела себя с Ваней. Она вымещала на сыне свое нежелание жить со мной.
— Миш, прости, что мне пришлось тебе все это выложить, — всхлипнула сестра, и я, взяв себя в руки, обернулся к ней.
— Не думай даже себя винить. Скорее тебе нужно было сделать это раньше. Поделиться со мной своими подозрениями.
Света покачала головой.
— Я не могла. Думала, что это все мои фантазии. Мне, как и тебе, они оба казались слишком разными.
Я вдруг подумал, каково должно быть сейчас Светке? Сестра всю жизнь боготворила своего мужа, пылинки с него сдувала. А теперь ей еще приходится не только переживать собственное горе, но и пытаться утешить меня.
— Знаешь что, Светка! Давай-ка мы с тобой выпьем по рюмке коньяка! Неважно, что еще раннее утро, имеем право!
Сестра печально усмехнулась, наблюдая, как я достаю из шкафа непочатую бутылку, привезенную мне шефом из очередной его поездки куда-то там, и разливаю коньяк в бокалы.
Когда проснулся Ванька, мы сидели на кухне и хохотали, вспоминая наше детство. Бутылка была почти наполовину пустой. На душе скреблась целая куча диких кошек, но ради сестры я старался сдерживать орущих животных. Если бы меня попросили описать, что я испытывал в тот момент, у меня не хватило бы никаких слов. Как можно словами описать раздирающую тебя изнутри боль? Или как передать ощущения того, что твоя жизнь больше не твоя? Но я изо всех сил держал это все в себе, не смея даже показать вида перед сестрой, чтобы только ей самой не стало еще хуже.
Увидев заспанную мордашку сына, мои глаза защипало. Я еще не успел подумать над тем, что придется объяснять Ивану сложившуюся ситуацию.
— Пап, а что на завтрак? — спросил Ваня.
Правильно! Насущные потребности — это порой самое спасительное средство! Не мог же я ответить ребенку, что в связи со всем тем, что только что выяснилось, на завтрак у нас теперь коньяк.
— А что бы ты хотел?
— Оладушки со сметаной.
— Договорились. Будут тебе сейчас оладушки!
Мы с сестрой переглянулись и, не сговариваясь, принялись готовить завтрак. Бутылка с коньяком перекочевала обратно в шкаф. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что. Даже несмотря на то, что больше всего на свете мне в тот момент хотелось избить до полусмерти Семена, по всему выходило, уже бывшего мужа моей сестры. Вот только моя сестра явно не одобрила бы такое мое поведение. Да и сын бы мой меня не понял.
Спустя некоторое время, уже после того, как были решены все юридические стороны нашего расставания с Асей, они с Семеном переехали жить в другой город. Естественно, забрав с собой Никиту, который оказался вовсе не моим сыном, но был записан под моей фамилией. К моей великой радости, Ася не стала настаивать на том, чтобы Ваня поехал с ними, так что мой сын остался со мной.
Перед их отъездом я спросил свою бывшую жену.
— Почему ты сразу не сказала мне обо всем? Зачем выдавала Никиту за моего ребенка? Тем самым ты мучила всех нас и даже Ивана.
— Знаю, Миша. Я просто струсила тогда. Испугалась что-либо менять в своей жизни. Подумала, что так будет лучше для всех, но не смогла справиться со своими чувствами. Я и Семену не сразу об этом сказала, надеялась, что таким образом наши чувства остынут. Но перед самыми родами неожиданно очень испугалась, подумала, вдруг со мной что-то случиться и Семен так и не узнает о своем сыне.
— Подобное поведение, кажется, называется «и вашим, и нашим», — усмехнулся я. В голове еще крутилась фраза про собаку на сене, но я не стал ее озвучивать, и без того все было ясно. Трусость и боязнь нести ответственность за собственное поведение становится причиной многих катаклизмов, и несет разрушения далеко не только внутри одной ячейки общества.
В нашем случае все это привело к крушению сразу нескольких отношений между людьми. Помимо того, что распались две семьи, оборвались и к тому же родительские связи. Не понятно пока временно или насовсем. Две почти взрослые дочери Светы и Семена напрочь перестали общаться с отцом. Взрослеющие девушки встали на сторону матери и посчитали все произошедшее личным оскорблением. Возможно, виной тому юношеский максимализм, и спустя какое-то время девчонки простят своего отца. Вот только я не уверен в этом, потому что слышал как-то раз от моих племянниц, будто бы более всего их расстроил тот факт, что отец столько времени молчал и обманывал их ни в чем неповинную маму! Женская солидарность — страшная сила, тут ничего не поделаешь.
В случае с моим сыном тоже было не все так просто. Ванька успел переменить свое отношение к собственной матери. И вот это было по-настоящему страшно. Он никогда не скучал по Асе. Вспоминая о ней, говорил с леденящим душу безразличным спокойствием. И вот его чувства уже вряд ли когда-то будут напоминать сыновние. Ваня и сейчас уже относится к своей матери, словно к чужому человеку, и я подозреваю, именно такой Ася станет для нас с ним спустя некоторое время. Чужой женщиной, когда-то жившей рядом с нами…
