По дороге домой я купил бутылку пива и пельменей – обычная холостяцкая трапеза. Готовить что-то сложнее настроение отсутствовало.
После ужина я позвонил Соне. Она не взяла трубку. Я позвонил несколько раз, но результат остался прежним. Все-таки плохо быть психологом, если не можешь решить даже личные проблемы.
А может, просто я плохой психолог?
Впрочем, какая разница. Думать об этом не хотелось.
Я сел на диван и окинул взглядом свое жалкое пристанище. Я не знал, сколько точно в нем квадратных метров, но было очевидно, что немного. Часто, в шутку, я говорил, что живу на кухне.
И, как не печально, это было недалеко от правды.
Все мое жилье являло собой одну небольшую комнату со смежной каморкой совмещенного санузла. Ушлые риэлторы именовали подобные квартирки модным словом «студия». Большую часть полезного пространства занимал старенький кухонный гарнитур. В полушаге от раковины, у стены, помещался допотопный холодильник – по ночам он обычно заходился в чем-то, что напоминало эпилептический припадок, оглашая жалкие кубометры моей квартиры громогласным дребезжанием. У окна стоял стол. Слева от двери безмолвным сторожем высился шкаф.
Спал я на стоявшем у дальней стены диване, который привез от родителей.
На этом короткий перечень внутреннего убранства исчерпывался. Но большего мне было и не нужно.
В подобной спартанской строгости мне виделся своеобразный уют.
А вот Соне квартира никогда не нравилась. Она называла ее берлогой.
– Прячешься там вечно, как медведь, – укоризненно говорила она.
Я не спорил.
На самом деле, когда я только сюда перебрался, квартира тоже не произвела на меня феерического впечатления. Да этого и не было нужно. Я рассчитывал, что поселюсь в ней временно, пока не подыщу себе что-нибудь приличнее. Но, как случается, прижился. И если говорить прямо, теперь мне даже нравилось мое неприглядное холостяцкое логово.
Однако этим вечером его вид отчего-то вгонял меня в уныние.
Стены давили. Нужен был воздух.
Я накинул куртку…
Улица встретила меня освежающей прохладой.
Выйдя из подъезда, я направился наугад. Хотелось просто идти, далеко и бесцельно. Движение помогало привести в порядок мысли.
Город притих, но не спал.
В темных массивах домов горели разноцветные прямоугольники окон. Кто-то кашлял и курил на балконе. У дымящихся люков, сбившись в кучу, грелись бродячие псы.
С тающим шелестом где-то рядом проносились машины.
В сумерках окружающий мир казался не совсем реальным. Было в нем что-то призрачное, ускользающее, немного тревожное.
Ноги несли меня сами, выбирая им одним известное направление. Пройдя темными дворами, я вышел к свету центральных улиц.
Я шел долго, и сам не заметил, как оказался в знакомом квартале. Свернул в неосвещенный проулок и попал в вытянутый двор, ограниченный рядами одинаковых пятиэтажек. Из-за их одинаковости у нас с Соней вышел глупый случай: когда я проводил ее в первый раз, то, казалось, запомнил дорогу. Но на втором свидании пришел не к тому дому. Я бы так и стоял там с разряженным телефоном в кармане, как потерявшийся щенок, если бы она не сообразила в чем дело, и сама не нашла меня.
Глупо, но забавно.
А вот и ее дом. Вот железная дверь со сломанным кодовым замком. Здесь, рядом с ней, мы в первый раз поцеловались.
Вдруг память ожила, и голова закружилась от нахлынувших разом воспоминаний. Слова, прикосновения, запахи, звуки… Картины и кадры.
Неужели, все это теперь в прошлом?
От этой мысли мне стало мучительно грустно.
Я открыл тяжелую дверь и вошел в подъезд. Внутри пахло канализацией. На большинстве площадок не горел свет. Я медленно поднялся в темноте на пятый этаж. Сердце в груди бухало часто и сильно, тараном ударяясь изнутри о грудную клетку.
На последнем этаже я остановился. Что дальше? Позвонить? Постучать?
Я посмотрел на часы. Начало двенадцатого. Поздно.
Да и что сказать? Привычные банальности насчет любви?
Я тебя люблю. Давай попробуем еще раз.
Все это походило на какую-то дешевую мелодраму. Любовь? Что такое любовь? Я не знал. Знал лишь, что без Сони мне плохо. Вот только любовь ли это?
Может, все дело просто в привычке?
Слишком сложно для размышлений на лестничной клетке.
Я подошел к нужной двери, поднял руку, замер. Отошел, подошел снова.
…ацкие метания. А, к черту!
Спустившись на пролет, достал сигареты и закурил. За большим обзорным окном застыл ночной двор. Фонарь. Угол детской площадки. Оставленные до утра машины. Печальное черно-белое фото в белой, осыпающейся хлопьями краски раме.
Я докурил и выбросил окурок в приоткрытую фрамугу. Написал Соне смс: «Скучаю. Спокойной ночи». Постоял еще недолго, ожидая сам не зная чего, и начал спускаться вниз.
Когда я уже почти дошел до первого этажа, мне показалось, что где-то наверху отворилась и через несколько секунд захлопнулась дверь…
Внутри шевельнулась слабая и глупая надежда. Но я тут же ее отогнал. Пустые надежды рождают страдание.
Идти обратно пешком не хотелось. Я вышел на улицу и вызвал такси.
***
Сказать по правде, с женщинами мне никогда не везло. Да и было их не так много. Впрочем, не знаю, можно ли говорить тут о невезении. Скорее всего, проблема состояла в том, что я всегда пытался понять их умом, а это так же бессмысленно, как вскрывать консервную банку ломом.
Женщины питаются эмоциями. Чтобы чувствовать себя живыми, им требуется буря страстей, карнавал чувств. Все то, что как раз обычно выводит меня из равновесия.
– Ты какой-то каменный, – сказала мне одна из подруг. – Холодный. Как змея. Каменная змея.
И хотя сказано это было в сердцах и сгоряча, я не обиделся. Наоборот, образ мне приглянулся. Я представил себе буддийский храм где-нибудь в горах Тибета, украшенный статуями нефритовых змей, внутри пустых тел которых низкой нотой поет ветер.
С Соней нас свела работа. Она тоже училась на психолога. Пятый курс, преддипломная практика. С этой целью их и направили к нам в приют. Меня приставили к группе куратором. Такая вот разновидность служебного романа. Она была красива и умна, я пытался казаться обаятельным. Я много шутил, она много смеялась. Потом были кафе, кино, какая-то нелепая выставка современного искусства. Первый поцелуй. Долгие прогулки и разговоры. Через две недели она в первый раз осталась у меня на ночь.
Мир казался простым и прекрасным. Мир всегда кажется простым и прекрасным, когда влюблен…
Летом на неделю мы поехали в Питер. Остановились у маминой подруги. Жили практически в центре. Гуляли по Невскому. Кормили голубей.
Целовались в гулких арках подворотен. Мочили ноги в прохладе каналов. За несколько дней до отъезда даже выбрались в Петергоф. Я помнил, как весело вскрикивала и смеялась Соня, когда нас в очередной раз обдавало внезапной струей из потешного фонтана.
И солнце светило радостно и ярко…
Да, вначале все было хорошо.
А что потом пошло не так, я сам не понимал до сих пор.
Какие-то глупые и мелкие ссоры. Сперва редко, но чем дальше, тем чаще. Раздражение. Взаимные претензии.
– Ты просто не слышишь, не хочешь меня понять!
– Да брось, это все ерунда!
Мы как две плохо обработанных детали одного механизма, терлись друг об друга краями, но никак не могли притереться.
И все-таки оставались вместе. Потому что, когда мы не ссорились, нам было хорошо друг с другом.
Но последнее время ссоры разгорались все чаще. И вот, месяц назад Соня сказала мне:
– Я так больше не хочу.
Собрала то немногое из вещей, что хранила у меня, и ушла. А я сидел, как дурак. Сидел и смотрел, как она уходит. Отпустил ее. Может, так будет лучше, думал я. Может, это правильно.
Но это было неправильно. Правда, понял я это не сразу. Слишком часто лишь время дает осознать настоящую ценность привычных вещей.
Она ушла, ушла насовсем, но я не оставлял надежды.
***
Вечером в среду пришел Олег. Заявился неожиданно, после внезапного звонка. Олегу я всегда рад, Олег друг, хотя последнее время мы и виделись редко. Ему тоже не нравилось мое съемное жилье, но несколько по другим причинам, чем Соне.
– Забрался в задницу мира, – незлобно ворчал он.
Раньше мы жили по соседству, а теперь нас разделял целый город. Но разве для дружбы существуют географические преграды?
Пройдя в квартиру, Олег разулся и сел на диван. На предложение чая отмахнулся рукой.
– Как у тебя дела? – спросил он.
И вдруг я ощутил всю сложность этого банального вопроса. Действительно, как у меня дела? Относительно молод, относительно здоров. Денег не то, чтобы много, но вроде хватает. Короче говоря, не изюм, но жить можно. Но отчего же тогда по вечерам так хочется лезть на стену? Откуда в душе эта черная дыра?
И почему каждый раз, засыпая ночью, я искренне надеюсь, что утро не наступит?
Впрочем, стоит ли ему об этом говорить. По правилам социального этикета банальный вопрос заслуживает банальный ответ.
– Нормально, – отозвался я.
У меня все нормально – я знал, если повторять эту мантру достаточно часто, то, в конце концов, можно поверить самому.
Но – я видел – Олег не поверил.
– Звонила твоя мама, – сказал он. – Ты давно к ним не заезжал. Она беспокоится.
Я невесело ухмыльнулся.
Мама…
Мама всегда беспокоится о своем маленьком мальчике, даже если ему уже почти тридцать лет. Такова природа материнского сердца.
– Так ты приехал за этим? – спросил я. – Проверить, все ли со мной в порядке?
– Да… Вернее, нет… Родители Сони… – Олег хотел что-то сказать, но окончательно смешался, и мне было странно наблюдать его таким.
Прежде он никогда не боялся со мной говорить, а сейчас словно бы специально подбирал слова, страшась произнести что-то запретное. И я не понимал, в чем причина.
– Зачем ты делаешь это? – наконец спросил Олег.
– Делаю что?
– Все! Зачем, приезжаешь к ней? Стоишь под дверями?
Что я мог ему ответить? Рассказать про слабый огонек надежды, который не оставлял меня до сих пор. Надежды на то, что все еще можно вернуть, как-то исправить.
Я не был уверен, что он поймет, и поэтому промолчал. Глядя на меня, Олег сокрушенно покачал головой.
– Знаешь, – произнес он, – они говорят, что с тобой что-то произошло. Что ты сошел с ума или вроде того. Я не верил в это, а сейчас…
– Сошел с ума? – усмехнулся я. Какая ерунда!
Но отчего-то на мгновение мне стало страшно.
– Да! Сошел с ума! Потому что не хочешь поверить, не хочешь принять то, что случилось!
Мне показалось, что я окончательно потерял нить разговора.
– Поверить во что? – спросил я.
– В то, что Соня умерла! Ее больше нет!
От его слов пол под ногами предательски качнулся, и я тяжело оперся рукой о край стола.
Умерла?
– Хватит! – крикнул Олег. – Перестань изображать из себя сумасшедшего!
Но я ничего не изображал, я на самом деле не понимал, о чем он говорит. Так кто же из нас двоих сумасшедший?
И вдруг, на какое-то мгновение, мне показалось, что я действительно вспомнил. Авария. Похороны. Прямоугольная яма могилы. Закрытый гроб.
Соня… Соня…
Соня умерла, подумал я. Но это же не может быть правдой!
Не может!
Она просто ушла, повторял я себе, мы расстались.
Мир вокруг меня замер, остановился, сузился до крохотной точки, и минуты растянулись в года.
Когда я пришел в себя, Олега в квартире уже не было.
***
Подгоняемый ветром, я долго шел по улице, пока не набрел на первый попавшийся бар. Мне хотелось напиться и набить кому-нибудь морду. Или чтобы морду набили мне. Разница виделась несущественной.
Что-то внутри меня умерло. И я просто хотел снова почувствовать себя живым.
Пил я долго и целенаправленно, но алкоголь проваливался внутрь без особого эффекта. Приятная дымка опьянения не торопилась прийти. И мир продолжал окружать меня в своей тошнотворной и отталкивающей резкости.
Играла музыка. Шумели голоса. Звенел смех.
Все это казалось мне каким-то неуместным, неправильным.
Я не знал, сколько прошло времени, когда я допил последнюю рюмку, отдал последние деньги и, наконец, вышел из бара.
Улица пустела в фиолетовых сумерках. Я зашагал в сторону дома.
Голова оставалась ясной, но ноги, вопреки этому, вели себя предательски. Петляли, путались, и несколько раз я позорно проиграл схватку с земным притяжением.
Но до дома все-таки добрался.
Фонари во дворе не горели. Уличная дверь с магнитным замком оказалось открыта. В подъезде царил мрак. Похоже, во всем квартале отрубили электричество.
Наощупь я поднялся на свой этаж, кое-как справился с ключом.
Вошел, стянул ботинки, скинул куртку и бухнулся на диван. В темноте квартиры серела лишь плоскость окна. За ним, на синем, как копировальная бумага, небе, виднелся чуть надкусанный блин луны.
Мне хотелось завыть от одиночества, но вместо этого я достал телефон и набрал смс Соне.
«Я скучаю».
Шли минуты, телефон молчал. Меня окружала темнота. По лицу крупными каплями бежали слезы.
И лишь в опьяненном сознании теплилась слабая искра надежды.
