Мам, какого черта?! Ключ не подходит! — Андрей дергал ручку двери, его голос эхом отзывался в подъездной лестничной клетке.
— Галина Петровна, откройте! — присоединилась Ольга, стуча кулаком по металлической двери. — Мы же договаривались!
За дверью послышались неторопливые шаги, звяканье цепочки, и наконец дверь приоткрылась на ширину дверной цепи. В щели показалось лицо Галины Петровны — спокойное, почти торжественное.
— А зачем вам ключи от моей квартиры? — тихо спросила она.
— Как зачем?! — взорвался Андрей. — Мы же всегда заходили! Ты что, совсем того?
— Галина Петровна, ну что вы делаете, — зашептала Ольга, оглядываясь на соседские двери. — Мы же практически тут живем, у нас вещи лежат!
— Мои вещи в моей квартире, — ответила Галина Петровна. — А ваши где?
Андрей потянул дверь на себя, но цепочка не поддавалась.
— Мать, ты издеваешься? Открывай немедленно! У меня документы там лежат, да и вообще…
— Документы? — переспросила Галина Петровна. — А деньги с моего счета тоже там лежат?
Ольга побледнела и схватила мужа за руку.
— Андрюша, пойдем, поговорим с ней позже, когда она успокоится.
— Да я спокойная, милая, — усмехнулась Галина Петровна. — Впервые за пять лет такая спокойная.
— Мам, ну хватит дурака валять! — повысил голос сын. — Мне завтра на работу, рубашки все у тебя!
— А мне завтра на пенсию, и пенсия тоже у меня, — парировала мать. — Только почему-то каждый раз, когда вы приходите, она почему-то становится общей.
Из соседней квартиры выглянула Вера Ивановна, явно заинтригованная происходящим.
— Галя, что случилось? — тихо спросила она.
— Ничего особенного, Верочка, — ответила Галина Петровна, не убирая лица из дверной щели. — Просто решила, что в шестьдесят два года пора жить для себя.
— Мать, ты это серьезно? — голос Андрея дрожал от возмущения. — Ты же понимаешь, что мы семья!
— Семья? — Галина Петровна задумалась. — А когда ты в последний раз спросил, как мои дела? Не про деньги, не про то, можешь ли взять что-то из холодильника, а просто — как дела?
Андрей растерянно замолчал, а Ольга вновь дернула его за рукав.
— Галина Петровна, мы же не специально… Просто привыкли, что вы всегда готовы помочь.
— Помочь? — смешок за дверью звучал как-то особенно горько. — Помочь — это когда просят. А когда берут без спроса, это называется по-другому.
— Да что мы такого взяли?! — не выдержал Андрей. — Картошку там, макароны какие-то!
— Двадцать тысяч с карты на прошлой неделе — это тоже картошка? — тихо спросила мать.
Повисла тишина. Даже Вера Ивановна притихла, прислушиваясь к разговору.
— Мам, ну мы же сказали, что вернем, — начал было Андрей.
— Сказали, — кивнула Галина Петровна. — Пять месяцев назад сказали. И четыре месяца назад. И три. А я все жду.
— Ну нет пока денег! — вспылил сын. — Кредиты, ремонт, ребенок растет!
— А у меня что растет? Долги, что ли? — в голосе матери впервые прозвучала сталь. — Или вы думаете, что пенсии мне на все хватает?
Ольга попыталась вмешаться:
— Мы же не знали, что вам тяжело! Вы никогда не говорили!
— А зачем говорить? — Галина Петровна прищурилась. — Вы и так прекрасно знаете, сколько я получаю. Тринадцать тысяч восемьсот. Коммуналка — шесть, лекарства — три, еда — ну тысячи четыре, если экономить. Остается ничего. А вы каждый месяц что-то просите.
— Так мы же возвращаем! — начал Андрей, но тут же осекся.
— Когда? — просто спросила мать.
Молчание затягивалось, и только тиканье старинных часов за дверью отсчитывало секунды этой неловкой паузы.
— Знаешь, Андрюша, — тихо произнесла Галина Петровна, — я вчера пересчитала. За два года вы взяли у меня сто сорок семь тысяч рублей. Помнишь, как это началось?
Андрей неуверенно переминался с ноги на ногу.
— Мам, ну это же было…
— Это было когда Олечка была беременна, — перебила его мать. — Ты пришел весь растерянный, сказал: «Мам, нам на роды не хватает». Я тогда все свои сбережения отдала. Семьдесят тысяч. Помнишь?
Ольга виновато опустила голову.
— Галина Петровна, мы же собирались…
— Собирались, — кивнула та. — А потом Ленка родилась, и вы снова пришли. «Коляска нужна, кроватка, памперсы дорогие». И я опять дала. Из пенсии, по тысячи, по две. А потом вы привыкли.
Вера Ивановна не выдержала:
— Галя, а может, все-таки впустишь их? Поговорите спокойно…
— Верочка, — обратилась к соседке Галина Петровна, не убирая лица из щели, — а ты помнишь, как я полгода на одной картошке сидела? Когда у меня зубы разболелись, а на лечение не было денег?
— Помню, — тихо ответила Вера Ивановна.
— А где тогда была моя «семья»? — горько усмехнулась Галина Петровна. — Андрюша тогда в Турцию ездил. С женой. На мои деньги, кстати.
Андрей вспыхнул:
— Мы же тебя звали с собой!
— Звали? — мать рассмеялась, но смех этот был совсем не веселый. — «Мам, ты же в самолете боишься, да и жарко там». Помнишь?
— Ну мы же думали…
— Думали, что старушке дома лучше, чем на море, — закончила за него Галина Петровна. — А сами три недели загорали. На мои деньги.
Ольга попыталась оправдаться:
— Мы же потом привезли вам подарки!
— Магнитик и мыло, — уточнила свекровь. — За сто тысяч рублей.
Андрей начал терять терпение:
— Мать, хватит считать каждую копейку! Мы же не чужие!
— Не чужие? — переспросила Галина Петровна. — А когда я лежала с температурой под сорок в прошлом месяце, кто ко мне пришел? Верочка пришла. Соседка. А вы где были?
— У нас Ленка болела! — возмутилась Ольга.
— И у меня болела. Только мне некому было температуру сбивать, — тихо ответила мать.
Наступила пауза. В подъезде слышались только отдаленные звуки — где-то хлопнула дверь, проехала машина во дворе.
— Мам, — Андрей попытался изменить тон, — ну мы же исправимся. Давай обсудим все спокойно.
— Спокойно? — Галина Петровна усмехнулась. — А зачем мне теперь спокойствие? Я уже приняла решение.
— Какое решение? — настороженно спросила Ольга.
— Жить для себя, — просто ответила Галина Петровна. — Наконец-то.
— Мам, послушай, — Андрей вдруг сменил тактику, заговорив вкрадчиво, — а как же внучка? Ленка же тебя любит, скучает. Ты что, и ее лишишь бабушки?
Галина Петровна помолчала. За дверью что-то тихонько скрипнуло.
— Ленку ты вспомнил, — наконец произнесла она. — А когда две недели назад она плакала и просила остаться у бабушки, что ты сказал? «Бабушка старая, ей трудно с детьми».
— Ну мы же не хотели тебя обременять! — встряла Ольга.
— Обременять? — в голосе Галины Петровны прозвучала какая-то новая нота. — А складировать у меня ваши коробки с хламом — это не обременение? Половина моей кладовки забита вашими старыми вещами!
— Мам, ну это временно…
— Временно?! — мать повысила голос. — Андрей, там лежат твои старые учебники! Тебе сорок скоро, а они все лежат!
Вера Ивановна кашлянула:
— Галя, может, и правда впустишь их?
— Верочка, а ты знаешь, что они мне на прошлой неделе сказали? — обратилась к соседке Галина Петровна. — Что когда я умру, они продадут квартиру и купят дом за городом. При мне сказали. Я, оказывается, долго живу.
Андрей и Ольга переглянулись. В их взглядах мелькнула паника.
— Мы же не так говорили! — начал Андрей.
— А как? — тихо спросила мать. — «Мам, ты не думала о том, чтобы продать эту старую квартиру? Мы бы могли купить что-то побольше, всем вместе жить». Так говорили?
— Ну мы же думали о твоем удобстве! — Ольга попыталась оправдаться. — Тебе одной тяжело, а с нами…
— С вами мне было бы легче? — мать засмеялась. — Олечка, милая, ты же знаешь, сколько раз я стирала за вами, готовила, убирала? А вы даже спасибо не говорили.
Андрей попытался перебить:
— Мам, мы же семья, в семье не считают…
— В семье не считают? — голос Галины Петровны стал металлическим. — А когда вы приводили сюда своих друзей и устраивали посиделки на моей кухне, не предупредив меня, — это тоже семейное?
— Один раз было! — возмутилась Ольга.
— Один? — переспросила свекровь. — Вера, ты же помнишь, как к нам Толик приходил с женой? И Серега? И этот… как его… Максим?
— Помню, — тихо кивнула соседка. — Шумели до поздна.
— А я где была? — продолжала Галина Петровна. — Сидела в спальне, как изгой в собственной квартире. А вы веселились.
Андрей начал нервничать:
— Мам, ну мы же тебя не выгоняли!
— Не выгоняли? — в голосе матери прозвучала горечь. — «Мам, ты не могла бы пойти прилечь? Мы тут деловые вопросы обсуждаем». Помнишь?
— Это было важно! — Ольга попыталась защитить мужа.
— Важнее меня в моей же квартире? — спросила Галина Петровна.
Вера Ивановна не выдержала:
— Ребята, вы и правда того… Галя же вас любит, а вы…
— Любила, — поправила Галина Петровна. — Любила, пока не поняла, что для вас я — банкомат с ногами.
— Мам, это несправедливо! — вспылил Андрей.
— Несправедливо? — мать помолчала. — А справедливо было приходить ко мне каждый раз, когда у вас денег не хватало? Справедливо было обещать вернуть и исчезать на месяцы?
— Мы же не исчезали! — возразила Ольга.
— А как это называется? — Галина Петровна вздохнула. — Месяц назад вы взяли пятнадцать тысяч «на срочные нужды». С тех пор вы ни разу не позвонили просто так, чтобы узнать, как дела.
Повисла тишина. За окном завыл ветер, где-то внизу хлопнула дверца машины.
— И знаете, что я поняла? — тихо продолжила мать. — Что я для вас не человек. Я — ресурс.
— Ресурс? — Андрей побагровел. — Мать, ты что несешь? Мы тебя любим!
— Любите? — дверная щель немного расширилась, и стало видно, как Галина Петровна качает головой. — Андрей, а ты помнишь мой день рождения?
— Какой день рождения? — растерянно переспросил сын.
— Вот именно, — тихо сказала мать. — Месяц назад мне исполнилось шестьдесят два. Я весь день ждала звонка. Купила торт, накрыла стол. Думала, вдруг придете.
Ольга схватилась за голову:
— Галина Петровна, мы же забыли! У нас тогда такие проблемы были…
— Забыли, — эхом повторила мать. — А знаете, что я делала в тот вечер? Сидела одна, ела торт и плакала. В шестьдесят два года плакала от одиночества.
— Мам, мы же не специально! — Андрей попытался оправдаться.
— Не специально? — голос Галины Петровны дрожал. — А на следующий день что случилось? Помнишь? Ты пришел и сказал: «Мам, нам срочно нужно пятнадцать тысяч на садик для Ленки».
— Ну нужно было! — взорвался Андрей.
— И я дала! — крикнула мать. — Дала, хотя это были мои последние деньги! Дала, потому что думала: может, теперь они поймут, что я не просто кошелек!
Вера Ивановна всплеснула руками:
— Галечка, успокойся…
— Не успокоюсь! — Галина Петровна распахнула дверь настежь, и все увидели ее лицо — красное от слез и гнева. — Знаете, что я поняла в тот день? Что для вас я умерла в тот момент, когда перестала быть полезной!
На лестничной площадке стало так тихо, что слышно было, как капает кран в соседской квартире.
— Мам, ты что говоришь… — начал Андрей, но мать его перебила:
— А хотите, расскажу, как я жила эти два года? — она вытерла глаза рукавом халата. — Утром встаю, завтракаю одна. Днем сижу одна. Вечером ложусь одна. И только когда вам что-то нужно — тогда я существую!
— Но мы же работаем, у нас дела… — пролепетала Ольга.
— Дела! — Галина Петровна рассмеялась истерически. — А у меня что, курорт? Я каждый день думаю о том, как дожить до пенсии, как заплатить за лекарства, как не умереть в одиночестве!
Андрей попытался подойти ближе:
— Мам, мы же рядом…
— Рядом? — мать отшатнулась. — Вы в десяти минутах ходьбы, а для меня это как до Луны! Когда мне плохо — вас нет. Когда мне страшно — вас нет. Но когда вам нужны деньги — о, тогда я самая родная!
— Галина Петровна, мы исправимся! — Ольга протянула руки. — Давайте все забудем, начнем сначала!
— Сначала? — мать посмотрела на невестку так, что та вздрогнула. — А знаешь, Олечка, что ты мне сказала на прошлой неделе? Когда я попросила помочь донести сумки из магазина?
Ольга побледнела.
— Я не помню…
— Я помню, — тихо сказала Галина Петровна. — «Галина Петровна, у меня спина болит, а вы же еще ничего, крепкая». А сумки были тяжелые. Я тащила их, задыхаясь, а думала: дочь родная сказала бы по-другому.
— Мы же не родные! — выпалила Ольга и тут же прикрыла рот рукой.
Наступила мертвая тишина. Даже Вера Ивановна ахнула.
— Вот именно, — очень тихо сказала Галина Петровна. — Не родные. А я-то думала, что стала вам матерью.
Андрей схватился за голову:
— Мам, она не то хотела сказать!
— Нет, именно то, — мать качнула головой. — И знаете что? Вы правы. Мы не родные. Потому что родные так не поступают.
— Мам, ну хватит! — взорвался Андрей. — Что ты хочешь? Извинений? Денег? Чего?!
Галина Петровна посмотрела на сына долгим взглядом, и в этом взгляде было столько боли, что даже Вера Ивановна всплакнула.
— Я хочу достоинства, — тихо сказала она. — Своего достоинства. Которое я потеряла, когда позволила вам превратить себя в дойную корову.
— Мать…
— Я хочу уважения. К моему возрасту, к моим чувствам, к моей жизни.
— Мам, мы тебя уважаем!
— Нет, — Галина Петровна покачала головой. — Не уважаете. Иначе не относились бы ко мне как к банкомату.
Она сделала шаг назад, готовясь закрыть дверь.
— И знаете что? Замки я поменяла не от злости. Я их поменяла от любви. К себе.
— От любви к себе? — переспросил Андрей, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
— Да, — твердо ответила Галина Петровна. — Я наконец поняла, что если я не буду любить и уважать себя, то никто не будет.
Ольга всхлипнула:
— А как же мы? Что нам теперь делать?
— Жить, — просто ответила свекровь. — Самостоятельно. Как взрослые люди.
— Но мы же привыкли… — начал Андрей.
— Отвыкнете, — перебила его мать. — Как я отвыкла от надежды, что у меня есть семья.
Вера Ивановна не выдержала:
— Галя, может, не стоит так резко?
— Верочка, — обернулась к соседке Галина Петровна, — а ты помнишь, как они мне в прошлом году на Новый год подарили? Набор полотенец. Самых дешевых. А сами купили себе телевизор. На мои деньги.
— Мы же думали, что тебе полотенца нужны! — оправдывалась Ольга.
— Нужны, — кивнула Галина Петровна. — Как и уважение. Как и благодарность. Как и простое человеческое внимание.
Андрей сделал последнюю попытку:
— Мам, ну дай нам шанс! Мы все изменим!
— Изменим? — мать посмотрела на сына печально. — Андрюша, тебе тридцать пять лет. Если ты до сих пор не понял, что родителей нужно любить, а не использовать, то уже не поймешь.
— Но мы же любим тебя! — воскликнула Ольга.
— Любите? — Галина Петровна усмехнулась. — Тогда докажите. Живите без моих денег. Хотя бы полгода.
— Мам…
— Хватит «мамкать», — устало сказала Галина Петровна. — Я устала быть мамой-банкоматом. Хочу просто быть человеком.
Она начала закрывать дверь, но Андрей успел сунуть ногу в щель:
— Мам, а как же внучка? Лена же тебя любит!
— Леночку я тоже люблю, — тихо ответила бабушка. — Поэтому буду с ней видеться. Но не у себя дома. И не за ваш счет.
— За наш счет?! — возмутился Андрей.
— А как еще это назвать? — мать пожала плечами. — Приводите ребенка, я ее кормлю, покупаю игрушки, конфеты. На свою пенсию. А вы экономите.
Ольга заплакала:
— Мы же не думали…
— Вот именно — не думали, — согласилась Галина Петровна. — А я думала. Каждый день. И надумала.
Она аккуратно убрала ногу сына из дверного проема.
— Верочка, — обратилась она к соседке, — если что — ты знаешь, где меня найти. А вас, — она посмотрела на Андрея и Ольгу, — попрошу больше не беспокоить. У меня теперь новая жизнь.
— Какая новая жизнь?! — не понял Андрей.
— Моя, — просто ответила Галина Петровна. — Впервые за много лет — моя.
Дверь закрылась с тихим щелчком. За ней послышались шаги, удаляющиеся вглубь квартиры, потом — звук включенного телевизора.
Андрей и Ольга стояли на лестничной площадке, растерянно глядя на новый замок.
— Галя все правильно сделала, — тихо сказала Вера Ивановна и скрылась у себя в квартире.
А за дверью Галина Петровна заварила себе чай, достала из холодильника пирожное, которое давно хотела съесть, но экономила для внуков, и впервые за много лет улыбнулась — по-настоящему, от души.
Замки и правда лучше менять вовремя. И не только на дверях.
