Раньше её звали Ирина, Ира, Ирочка, Ируська.
Это раньше…
А теперь она старая совсем, её так уже никто не зовёт, она прабабка и ей нет смысла жить дальше, да это разве жизнь?
Да и защитить её теперь уже некому…
В сорок первом Ируся сразу после школьного выпускного проводила своего любимого Колю. Он ей обещал скоро вернуться, а она ждала, ждала.
Учёбу пришлось отложить, Ира пошла на оборенный завод, как и многие девчонки из класса. А в свободное время бежала в госпиталь ухаживать за ранеными. Читала им письма, помогала во всём и тайно надеялась — если что, вдруг Николая сюда привезут? Ведь писем последнее время нет от него совсем.
Но надежды её были напрасны, его матери вскоре прислали похо ронку…
В сорок седьмом Ирина в сельскохозяйственный техникум поступила, а потом её направили в дальний колхоз, где и мужиков почти не было, одни бабы да дети малые…
Командовал ими всеми председатель колхоза Матвей Степанович, орденоносец, герой, без левой руки и хромой после сквозного ра нения. Сильный духом мужик, Ирина им восхищалась, и когда Матвей её замуж позвал, она недолго думала. Колю не вернуть, лет ей уже много, а Матвей ей очень нравился своей стойкостью, он никогда не унывал!
Они поженились и она ни разу не пожалела. Дочка Таня у них родилась, жалко только Матвей не долго прожил…
А теперь Ирина Григорьевна старая совсем, пролетело все и вкуса к жизни не осталось совсем…
Ирина Григорьевна смотрела в окно, на унылый осенний пейзаж. Листья, сорванные ветром, кружились в бессильном танце, напоминая ей о собственной жизни.
После смерти Матвея, она нашла утешение в семье дочери. Таня, зять Костя и маленький внук Алёша были её светом, её опорой. Но потом Алёша вырос, женился на Лене, и в доме поселилась чужая душа…
Поначалу Лена показалась ей милой и приветливой.
Ирина Григорьевна радовалась, что внук нашёл себе хорошую жену. Но как только Лена ушла в декрет, её маска слетела.
Дни, когда все были на работе, превратились для Ирины Григорьевны в ад. Лена грубила, придиралась по пустякам, могла оставить её без обеда. А вечером, когда возвращались Таня, Костя и Лёша, Лена снова становилась ангелом ласковой, заботливой, внимательной. Ирина Григорьевна молчала, боялась, что ей не поверят, сочтут старой и выжившей из ума.
Рождение правнука Матвея, названного в честь её покойного мужа, не принесло радости. Лена, словно назло, не подпускала Ирину Григорьевну к малышу,
— Нечего тебе его слюнявить, старая, — бросала она злобно, когда никого рядом не было.
Ирина Григорьевна, никогда особо не отличавшаяся религиозностью, даже начала молиться. Молилась она тихо, шепотом, обращаясь к Богу, к ангелам и даже к покойному Матвею. Просила защиты, просила справедливости. Рассказывала мужу, что живут они конечно тесно, в одной комнате дочь Татьяна с мужем Костей. В другой внук Лёша с Леной. Ну а в самой маленькой — Ирина Григорьевна.
Дом то этот ещё Матвей её строил, раньше бы он не дал её в обиду. Да и самой Ирине Григорьевна и в голову не приходило, что из родного дома кто-то её выживать будет.
И вроде Лена даже правнука Матвеем назвала в честь деда Лёшиного, уважила вроде и саму бабушку Иру этим. Хотя сейчас такие имена опять в моде, хорошее имя, надёжное — Матвей.
Да только с утра как разойдутся все на работу, Лена начинает прабабку Иру гнобить. Она ведь уже нерасторопная, пока до кухни дойдёт, пока кашу сварит. Да ещё на первых порах она и Леночке предлагала кашки тёпленькой поесть, когда та беременная была,
— Ты же не одна уже, покушай кашки, силы будут и ребёночку хорошо.
— Сама знаю, что мне есть, меня тошнит от твоей каши, хватит уже тут толочься постоянно, поесть не даёшь, — отвечала грубо Лена, когда они наедине оставались.
Ирина Григорьевна чуть не задохнулась от горя, когда первый раз это услышала. Думала поначалу, может на Лену так токсикоз действует? Плакала потихоньку в своей комнате, ведь никто ей так не хамил никогда, а когда с работы все приходили, Лена сразу же менялась. И жаловаться не хотелось, скажут старуха из ума выжила, внука с женой хочет рассорить…
Всё это рассказывала тихо Ирина Григорьевна то ли мужу давно ушедшему, то ли просто от тоски и безысходности шептала тому, кто может быть услышит её…
И оказалось её молитвы были услышаны.
Когда маленькому Матвею исполнилось два года, он вдруг стал её защитником. Первые его слова были не «мама» или «папа», а «баба Ия». Он показывал на неё пальчиком и просто требовал, чтобы она была рядом. Без неё он не ел и не спал.
— Баба Ия моя, юбимая моя! — твердил маленький Матвейка.
А маме он заявил строго, — Не лугайся на бабу Ию, незя так, незя! Я всё папе сказу!
Маленький Матвей стал вдруг так защищать прабабушку, даже Лена притихла. То ли она испугалась, что её злодеяния раскроются, то ли в ней проснулись остатки совести. Она больше не грубила, не придиралась и даже позволяла Ирине Григорьевне нянчиться с правнуком.
Ирина Григорьевна смотрела на играющего Матвея, на его льняные волосы, на его ясные голубые глаза, и в её сердце рождалась надежда. Надежда на то, что справедливость все-таки существует, что даже в самой темной ночи можно найти луч света. И этот лучик её маленький Матвей, защитник, её правнук, её надежда.
Он был и назван в честь её любимого мужа, и, казалось, сам Матвей вернулся, чтобы защитить её от зла.
Ирина Григорьевна, глядя на него, тихо шептала, сама не зная, к кому обращается. То ли к правнуку, то ли к мужу, или сразу к ним обоим,
— Спасибо тебе, Матвей. Спасибо тебе, мой любимый, спасибо, мой мальчик!
Прабабушка Ира и её маленький защитник Матвей
А потом она долго смотрела в окно, вспоминая свою непростую жизнь…
Ирина Григорьевна вздохнула, отрываясь от окна. В комнате пахло яблоками, которые она нарезала для Матвея. Он обожал яблоки, особенно если их резала баба Ия. Она улыбнулась, вспоминая, как он деловито хмурил бровки, выбирая самый красивый кусочек.
В дверь постучали.
Ирина Григорьевна невольно насторожилась, жена внука редко заходила к ней в комнату, когда все были на работе.
— Можно? — робко спросила Лена, приоткрывая дверь.
Ирина Григорьевна удивленно кивнула, не отрывая от неё взгляда.
Лена вошла, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, в руках она держала небольшую коробку,
— Ирина Григорьевна, я… я хотела вам кое-что отдать, — тихо проговорила Лена, избегая смотреть ей в глаза.
Она протянула коробку. Ирина Григорьевна взяла её, с удивлением рассматривая. Коробка была старая, обклеенная пожелтевшими фотографиями.
— Это наверное вещи Матвея Степановича, — пояснила Лена, указывая на фотографии. Вашего Матвея. Я нашла их на антресолях, когда разбирала вещи. Там его письма и фотографии, может, вам будет интересно, вы наверное думали, что она потерялась.
Ирина Григорьевна дрожащей рукой открыла коробку, она и правда думала, что кто-то их выбросил случайно.
Внутри лежали пожелтевшие письма, старые фотографии, потемневшие от времени часы на цепочке. Она узнала почерк Матвея на конвертах, его улыбку на фотографиях. Он писал ей эти письма, когда она с Танечкой лежала в роддоме. Да ещё однажды было, когда Матвей уезжал в райком в командировку и там его задержали, чуть не сняли с должности, что он посевную отложил из-за ночных морозов…
Сердце её забилось сильнее, словно сил прибавилось,
— Спасибо, Лена,- негоромко и выдержанно проговорила Ирина Григорьевна, с трудом сдерживая слезы.
Лена молчала, опустив голову.
— Я знаю, что была не права, — наконец проговорила она, запинаясь, — Я… я была глупой и злой. У знакомых бабушка лежала пять лет, ходила под себя, орала ночами, и по рассказам подруги и боялась старых людей. Простите меня, Ирина Григорьевна, простите пожалуйста…
Ирина Григорьевна посмотрела на Лену и ей показалось, что в её глазах она увидела искреннее раскаяние. Может и правду говорит, она ведь совсем молодая, им все старики наверное кажутся уже безумными.
А вот маленький Матвей её душой чувствует и любит, для него бабушка Ира любимая и всё!
— Все мы когда-то совершаем ошибки, Лена, — ответила Ирина Григорьевна, смягчаясь, — Но не все умеют их признавать и исправлять.
Лена подняла голову и прямо посмотрела на Ирину Григорьевну. В её глазах были слезы,
— Я теперь… я хочу быть хорошей матерью и хорошей женой, — проговорила она, — И хорошей внучкой для вас, если вы не против…
Ирина Григорьевна улыбнулась, — Ну что же, давай попробуем, помоги мне разобрать эти письма. А я расскажу тебе о прадедушке твоего сына…
Когда в комнату заглянул маленький Матвей и увидев свою бабу Ию и маму вместе, он радостно захлопал в ладоши,
— Баба Ия! Мамочка! — закричал он, подбежал и стал их обеих обнимать.
Ирина Григорьевна и Лена переглянулись и улыбнулись друг другу. Маленький Матвей, их всеобщий любимец, стал не только защитником Ирины Григорьевны, но и мостом, соединившим два поколения.
И пережив всё это, Ирина Григорьевна поняла, что даже после самых темных времен всегда обязательно наступает рассвет.
Ей теперь опять есть для чего и для кого ещё немного покоптить небо. И уйти не с горечью, а с радостью, что прожила она не напрасно на этом свете…
