— Дурная ты, Олеся, что от мамки своей съехала! — с укором причитала Настя, покачивая головой. Они сидели на лавочке возле старенького, покосившегося забора у дома Олеси. — Сделали бы пристройку, расширились, и жили бы себе, не тужили. Дети присмотрены, харчи сварены, а вы с Егором работали бы спокойно. И думать ни о чём не надо.
Олеся, её подруга, тяжело вздохнула, вытирая пыльные руки о старый фартук. Она только что закончила прополку грядок и выглядела уставшей.
— Это ты, Настя, ничего не понимаешь, — ответила она, отмахиваясь. — Дом должен быть свой! Своё гнездо, понимаешь? Чтобы никто над душой не стоял, не указывал, как жить.
Настя лишь фыркнула, поправляя свой яркий платок.
— Вот и мучаетесь теперь со своим домом, — не унималась она. — Не дом, а развалюха. Это сколько же денег туда вложить надо, чтобы там хотя бы жить можно было? Крыша течёт, стены трескаются, печка дымит. А огород-то какой, заброшенный весь!
Олеся опустила взгляд на свои грязные ботинки, но тут же подняла голову, с вызовом глядя на подругу.
— Зато своё! — твердо сказала она, и в её голосе прозвучала такая решимость, что Настя осеклась.
Две деревенские подружки, с детства знавшие друг друга, сидели на лавочке, обсуждая свои жилищные вопросы. Для деревни эта тема была одной из самых животрепещущих, ведь свой дом — это мечта всех и всякого.
***
Настя, когда вышла замуж за Никиту, твердо решила, что будет жить с мамой. Её мать, Ирина Тимофеевна, была доброй, покладистой женщиной, и Настя всегда знала, что с ней они уживутся. Никита тоже был не против такого решения. Своего жилья у него не было, родители жили далеко от деревни, в другом районе, да и не больно-то богаты были. Потому и согласился жить с тёщей. Тем более что Ирина Тимофеевна была одна, муж оставил её и детей, когда они были совсем маленькими, и она всю жизнь поднимала их в одиночку.
— Вот поживём сейчас, — объясняла мужу Настя, когда они только поженились. — За мамкой поухаживаем, когда состарится, а потом и жить останемся в её доме. Ну, ты понимаешь: все же не вечные.
Никита поначалу смутился.
— А как же братья твои? — спросил он, почесывая затылок. — Они же тоже наследники. Придут за долями своими, когда… ну, ты понимаешь.
Настя лишь махнула рукой.
— Не придут, — уверенно заявила она. — Они же мужики. Сами должны себе жизнь устраивать.
Братья Насти, Виктор и Андрей, были старше её. Они рано женились, уехали из родной деревни, едва окончив школу. Один устроился в город, другой — в райцентр. Там они жили и работали, приезжая в родительский дом лишь по большим праздникам, и то не всегда. Свои семьи, свои заботы. Настя была уверена, что им до деревенского дома дела не будет.
Так и сделали, как сказала Настя. Мама Ирина Тимофеевна была рада. Ей одной в большом доме было скучновато, да и помощь по хозяйству была не лишней. Многие годы Настя и Никита жили с ней. Здесь родились и подрастали внуки — сначала один, потом второй, а там и третий подтянулся. Все были устроены. Ирина Тимофеевна даже ушла с работы, чтобы присматривать за внуками. Она обожала возиться с ними, читала им сказки, пекла пирожки. Молодёжь в это время спокойно работала, не беспокоясь о том, с кем оставить детей. Денег хватало на всё: купили машину, старенькую, но надёжную, на которой Никита ездил на работу. Построили гараж, пристройку к дому — туда перенесли кухню, сделав её просторной и современной. А на старом месте кухни, где раньше стояла громоздкая русская печь, сделали детскую комнату, светлую и уютную. Сделали ремонт во всём доме, купили новую мебель, обновили бытовую технику. Дом Ирины Тимофеевны превратился в настоящий семейный очаг, шумный и весёлый.
Братья Насти приезжали редко. Когда они видели все эти изменения, лишь качали головами. Говорили, что родительского в родительском доме ничего и не осталось. Старые, привычные им вещи исчезли, дом стал чужим, хотя и красивым, отремонтированным. Им казалось, что Настя и Никита полностью переделали его под себя, не оставив ни памяти, ни духа старого дома, в котором они выросли.
***
Подруга Насти, Олеся, с мужем Егором, тем временем, жили в своём доме, купленном на собственные кровные деньги. Домик был очень старым и требовал постоянных вложений, сил и времени. Егор был рукастый, но и его умений было недостаточно, чтобы справиться со всеми проблемами сразу. Крыша текла, фундамент оседал, проводка еле держалась. Чтобы заработать нормальные деньги на ремонт и обустройство, Егору пришлось найти работу на Севере — туда он летал на вахты, оставляя Олесю одну с детьми. Тяжело было и Олесе, и Егору, но они держались, верили в свою мечту о собственном, хоть и маленьком, но зато своём доме.
— Ох, смотрю я на вас, Олеська, и жалко мне вас, особенно Егора, — причитала Настя, глядя на замученную подругу. — Столько сил, столько денег вбухиваете в эту лачугу. Что толку? А у родителей твоих вон какой дом, добротный. С пристройками, со всеми удобствами. Все бы там разместились, и ещё место осталось бы. Детям бы раздолье было!
— Нет, я с ними жить не хочу, — твёрдо сказала подруга. — Не могу я, Насть. У них свои правила, у меня — свои. Всё время на нервах, всё время в напряжении. Нет, спасибо. Я лучше здесь, в своём, хоть и маленьком домишке.
Настя не сдавалась.
— Ну состарятся они, — настаивала она. — Уход им нужен будет. Что тогда? Будешь на два дома ходить? Утром к ним, вечером к себе? Устанешь же!
— Да я лучше на два дома похожу, чем без своего жилья под старость лет остаться. Своё — это своё, Насть. А родительский дом… он всегда родительский. И что там будет потом, никто не знает.
Не стала Настя спорить с подругой — у каждой своя правда.
***
Годы шли. Ирина Тимофеевна не молодела. Вот уже и ей понадобился не просто уход, а настоящая нянька. Ноги совсем не держали, мысли путались, память подводила. Тут и Настя пригодилась, посвящая маме всё свободное время, и Никита подключился, помогая по хозяйству и с уходом за тещей. Даже подросшие внуки, уже школьники, могли бабушке помочь — принести воды, подать лекарство. Чувствовала Ирина Тимофеевна, что не одна. Настя тщательно ухаживала за мамой, словно выполняя свой долг. Она кормила её с ложечки, меняла бельё, разговаривала с ней часами, вспоминая детство, стараясь сохранить хоть искорку сознания в угасающем разуме матери.
Сыновья её по-прежнему не приезжали. Раз в месяц звонили, справлялись о здоровье матери, и на этом их участие заканчивалось. Знали, что сестра о мамке позаботится, что Настя не бросит, вытянет все жилы, но сделает всё, как надо. Это давало им право не беспокоиться, спокойно жить своей жизнью, не обременяя себя заботами о старой матери.
Но годы берут своё, и в один недобрый день Ирины Тимофеевны не стало. Она ушла тихо, во сне, словно растворилась в воздухе, оставив после себя лишь скорбь и пустоту в доме. Прощание с матерью, похороны и все последние хлопоты, связанные с её уходом из жизни, на себя взяли Настя и Никита. Они, не жалея ни сил, ни последних сбережений, организовали прощание, заказали отпевание, позаботились о поминках. Всё было достойно, как полагается. Сыновья просто приехали на похороны, стояли с суровыми лицами, молчали, а потом сразу же уехали, едва закончилась церемония на кладбище. Сказали, что у них дела, работа не ждёт.
Едва прошли поминки на девятый день, братья вернулись вновь.
Приехали вместе, будто сговорились, на одной машине, с решительными лицами. Настя и Никита ещё не успели оправиться от похорон. Уход матери сильно подкосил Настю и морально, и физически. Она ходила бледная, похудевшая, с тёмными кругами под глазами.
Они сидели в кухне за столом — Настя, Никита и два брата. Воздух в кухне был тяжёлым, наэлектризованным. Старший брат, Виктор, высокий, с жёстким взглядом, начал разговор, не церемонясь.
— Ну что, сестра, как наследство делить будем?
Настя вздрогнула. Слова брата прозвучали так резко, что она не сразу поняла, о чём речь.
— Какое наследство? Ты о чём? — спросила она, оглядываясь.
— Настюх, чего тупишь, как будто не поняла? — подключился средний брат, Андрей. — Дом родительский — он как бы всем принадлежит, не только тебе. По закону.
Настя почувствовала, как её щёки вспыхнули. Она до последнего надеялась, что её братья не станут поднимать эту тему, что они проявят хоть какое-то сострадание, учитывая их многолетнее безразличие к родному дому и матери.
— Но мы здесь живём! — воскликнула Настя, сжимая кулаки под столом. — Нам больше негде! Мы всю жизнь тут, мы в этот дом вложили душу, силы, деньги! Мы его сами ремонтировали!
— А нам-то что? — ухмыльнулся старший брат, его взгляд был холоден и расчётлив. — Доли наши отдайте и живите, сколько влезет!
Настя спросила, сколько они хотят. Братья переглянулись. Было видно, что они подготовились, разузнали, сколько стоят такие дома в деревне. Виктор достал из кармана сложенный листок бумаги, на котором были написаны цифры.
Настя и Никита обменялись удивленными взглядами. У них не было таких денег. Все сбережения, что были, ушли на ремонт дома, на содержание семьи, на похороны. Да и сейчас, после всех трат, в кошельке было пусто. Никита, до этого молчавший, вдруг подал голос.
— Ребят, вы понимаете, сколько мы вложили денег в этот дом? — начал он, стараясь говорить спокойно. — Мы крышу перекрывали, пристройку строили, ремонт капитальный делали. Если всё это убрать, он не будет стоить и половины этой суммы. Вы же сами видели, каким он был, когда мы сюда заехали!
Старший брат Витя вскочил, его лицо побагровело.
— А ты чего рот открываешь-то? — наехал он на Никиту, почти крича. — Живёшь тут в нашем доме, ещё что-то вякаешь! Кто ты такой, чтобы мне указывать? Ты здесь никто!
Кулаки Никиты сжались. Он был готов ударить своего шурина, несмотря на то, что тот был на голову выше его. Настя, заметив это, быстро взяла его за руку, крепко сжала, успокаивая.
— Давайте так, — сказала она братьям, стараясь, чтобы её голос звучал ровно. — Денег у нас сейчас нет. Всё, что было, ушло на похороны. Мы всё сами организовывали, вы-то только приехали на церемонию. Может, вы дадите нам время? Хоть немного. Мы попытаемся что-нибудь придумать, где-то взять. Найти.
Братья снова переглянулись. На их лицах читалась нерешительность, но не сострадание.
— Короче так, — подвёл итоги старший брат, словно отрезая все возможности для дальнейших переговоров. — Приезжаем на сорок дней. Если денег не будет, продаём дом. Весь. И делимся поровну.
И с этими словами они поднялись и вышли из кухни, оставив Настю и Никиту в полном смятении. Настя почувствовала, как по её щекам покатились слёзы. Её мир, такой крепкий и обустроенный, который она так тщательно выстраивала, вдруг начал рушиться на глазах. Её собственная «крепость» оказалась не такой уж и своей, как она думала.
— Что с ними случилось? Они ведь такими не были? — спросил Никита, первым нарушив молчание. В его голосе звучала искренняя растерянность. Он помнил Витю и Андрея с детства — веселых, бесшабашных парней, хоть и немного высокомерных, но не таких жестких и алчных.
— Не знаю, — пожала плечами Настя, вытирая непрошеные слезы. — Жёны надоумили, наверное. Городские они, привыкли всё делить, всё по деньгам мерить. Или просто решили, что мы тут на всём готовом сидим.
— Делать-то что будем? — Никита смотрел на неё, ожидая разумного решения.
У Насти не было ответа на этот вопрос. Голова отказывалась думать. Где взять такую огромную сумму? Продать дом? Но куда идти им с детьми?
В хлопотах и заботах время пролетело незаметно. Настя и Никита пытались найти деньги, обращались к знакомым, но никто не мог одолжить такую сумму. Надежда таяла с каждым днем. Настя уже настроилась на скандал с братьями, на унизительные мольбы о продлении срока.
И вот уже сорок дней. Братья приехали, как и обещали, точно в срок, пунктуальные и холодные. Они вошли в дом, не снимая верхней одежды, и сели за кухонный стол. Настя, чувствуя ком в горле, налила им чай, но никто не притронулся к чашкам. Братья молчали, ждали. Ждали, что Настя и Никита начнут умолять их дать ещё время, что будут просить, унижаться. Их лица были непроницаемы, глаза — жёсткими.
Но, неожиданно для всех, в том числе и для Насти, Никита встал. Он поправил свою клетчатую рубашку, глубоко вздохнул и достал из кармана два плотных конверта. С ледяным выражением лица он раздал каждому из братьев по конверту. Те с удивлением открыли их. Вынули пачки купюр, пересчитали, хмурясь, потом выпрямились.
— Этого достаточно? — спросил Никита твердым тоном.
Братья переглянулись, словно беззвучно обсуждая что-то. Оба кивнули.
— В таком случае пишите расписки, — продолжил Никита, доставая из папки две заранее подготовленные бумаги. — Что вы получили свои доли за дом и не имеете к нам никаких претензий. И расходимся.
Братья, повинуясь его голосу, взяли ручки. Под диктовку Никиты они быстро написали расписки, поставили свои подписи. Ни слова больше. Они попрощались с сестрой короткими, сухими фразами, без тепла, и молча вышли из дома.
Настя посмотрела на мужа. В её глазах он прочитал немой вопрос: «Где ты взял деньги?». В её взгляде смешались удивление, облегчение и невысказанное восхищение.
Никита присел рядом, взял её руку.
— К родителям съездил, — тихо сказал он, отвечая на её немой вопрос. — У них взял. Они откладывали много лет, хотели, чтобы мы своё жильё купили. Я отказывался всё, говорил, что свой дом есть. Но тут, как понимаешь, припёрло. Они сразу дали. Сказали, нечего вам, детям, мучиться из-за пустых споров.
Настя крепче сжала его руку.
— Никит, да они как знали! Родители твои. Будто предвидели всё это! — на её глазах опять выступили слезы, но теперь это были слезы облегчения.
— Ну а чего ты хотела? — улыбнулся Никита. — Люди пожили, знают, как в жизни бывает. Мудрые они у меня.
— Ага, — грустно усмехнулась Настя. — И у самих трое детей. Которых всё это ожидает. Дай Бог, не скоро.
Никита покачал головой.
— Нет уж, — сказал он уверенно. — Мы с сестрой сразу решили: дом младшему нашему, Дениске, достанется. Пусть он с родителями остаётся, ухаживает за ними, когда состарятся. В награду за это дом получит.
— А он-то об этом знает? — удивилась Настя.
— Знает, — подтвердил Никита. — Мы с ним давно об этом говорили. Он сам вызвался за родителями доглядывать. Ему это в радость. Он же любимчик у них, самый младший. Ему и дом в радость будет. — В словах Никиты было восхищение и ни капли ревности. Он искренне радовался за брата.
— Эх, хорошо у вас! — с завистью сказала Настя, откидываясь на спинку стула. Она почувствовала, как груз с её души спал.
— А то! — улыбнулся Никита, поглаживая её по голове. — Такие вопросы заранее решать надо, чтобы не было недопонимания. Чтобы потом не делить последнее, когда горе.
Так и остались Настя и Никита жить в родительском доме, который теперь наконец-то по-настоящему стал их собственным. С братьями долгое время не общались — обида была слишком свежа, да и братья, видимо, чувствовали свою вину. Но потом, со временем, помирились и всё забыли — не чужие же люди, в конце-то концов!
