Она сделает это. Жить больше не было смысла.
Взгляд Ники был неподвижным и пустым, будто стеклянным. Она уставилась на непроглядную черноту ночного окна. И в этой темноте ее осенила жуткая, кристально ясная мысль: продолжать существование бессмысленно. Решение созрело окончательно и бесповоротно. Она покончит с собой. Можно броситься с крыши многоэтажки. Или, лучше, прыгнуть в ледяную воду с городского моста. Или принять смертельную дозу таблеток, все до одной, просто высыпав в ладонь полную упаковку. А чтобы никто не смог помешать, она запрет дверь комнаты на ключ, а сам ключ выбросит в окно, обрекая себя на верную гибель.
— Ника, что с тобой происходит? Ты выглядишь просто ужасно: взгляд какой-то безумный, и вся дрожишь… Неужто кто-то умер? — встревоженная соседка по коммунальной квартире с тревогой наблюдала за неадекватным состоянием девушки.
Чайник в руках Вероники сильно трясся, кипяток проливался мимо кружки с мятой, образуя на клеенке стола мокрое пятно. Она всегда заваривала себе мятный чай на ночь, это был единственный способ хоть как-то уснуть. Но в данный момент Ника даже не могла понять как она оказалась на кухне: вроде бы только что у окна стояла и нате вам — чай заваривает…
— Вся моя жизнь… Она просто кошмарна… Вам даже не понять… — тихо и невнятно прошептала Ника, ставя чайник, и ее глаза снова наполнились слезами.
Она почти рухнула на стул, закрыв лицо дрожащими ладонями.
— Ну полно, ну что ты! Девушка молодая, симпатичная, с высшим образованием, работа есть. Чего же ты раскисла?
— Да какая польза от этой красоты? От молодости? — с отчаянием воскликнула Вероника, ломая руки, — Я глубоко несчастна! И всегда такой буду! На мне словно проклятие, сглаз, порча! Мне наслали венец безбрачия, обрекли на неудачи, понимаете?!
Соседка нахмурилась, ее брови сдвинулись.
— Кто же наслал?
— Завистники! Злые люди! Ах, вы не понимаете, меня никто не понимает, я никому не нужна… Знаете, у меня даже часы остановились — это верный знак, что мое время истекло! А на днях я шла через парк и увидела ворон. И на душе было так мерзко, так тошно, вы не представляете. Я остановилась напротив них и мысленно сказала: если моя жизнь и дальше будет такой мрачной и беспросветной, пусть хоть одна каркнет. И одна ворона посмотрела прямо на меня и прокаркала! А за ней другая, третья! Внезапно вся стая подняла противный гам, их карканье было таким отвратительным, что я чуть не упала в обморок. Они улетели, не умолкая, словно насмехаясь над моим жалким будущим! Вот тогда я окончательно решила, что с меня хватит. Я уйду.
— Куда это ты уйдешь? — отшатнулась соседка.
— Туда, — многозначительно ткнула пальцем в потолок Вероника.
— Да ты рехнулась совсем! Деточка, успокойся, отдохни, всё у тебя наладится…
— Не наладится! Ничего у меня не будет хорошего!
— Так, погоди… Знаешь что, сделай вот что… Сходи к гадалке, к тем цыганкам, что на рынке крутятся, — неуклюже погладила Нику по руке соседка, осененная внезапной идеей. — Я у них как-то гадала — всё сбылось! К ним народ ходит, они твое будущее на ладони за пять рублей прочтут. Больше не давай — с них хватит.
— А к какой… К какой именно пойти? — запинаясь, уточнила Вероника. Идея показалась ей настолько спасительной, что бурлящая внутри безысходность немного отступила, превратившись в узкий ручеек тревоги.
— Да к любой! Какая понравится!
Ника тут же решила, что завтра после работы отправится на рынок на поиски цыганок-прорицательниц. Почти на полчаса у нее даже на душе полегчало — будь что будет! Однако вскоре девушку вновь поглотила неконтролируемая паника.
В этом состоянии она пребывала уже больше месяца — ровно столько времени прошло с той поры, как расстояние разделило ее с удивительным парнем, с которым Вероника познакомилась во время отпуска на море. Она была уверена, что сама судьба вела ее к этой встрече все двадцать шесть лет ее жизни.
Во-первых, полностью сходился гороскоп: именно в июле ей было суждено встретить свою судьбу. А зимой, еще до поездки, она гадала на святки с бабушкиным обручальным кольцом, и оно, вынутое из стакана с водой, крутилось строго по кругу — а это означало скорое замужество в текущем году.
А выйти замуж ей было необходимо немедленно! В 26 лет личная жизнь еще не устроена! Подруги уже обзавелись мужьями и детьми, а чем могла похвастаться она? Тем, что снимает комнату в убогой коммуналке на окраине Э. и преподает английский язык в ПТУ бывшим двоечникам? Тем, что отец ушел из семьи, когда ей было пять лет, а мать уехала в другой регион к новому мужу? В родном доме остался жить брат с женой, а Веронике в той глуши оставаться было бессмысленно — никаких перспектив. Вот уже четыре года она была совершенно одна. И когда она поехала на море по путевке от профсоюза, то вдруг встретила ЕГО.
Димочка. Ему был двадцать один год. Студент театрального института. Отдыхал с родителями. Он сразу же с гордостью представился: «Я учусь в ГИТИСе, на режиссерском. Вы никогда не думали стать актрисой? У вас очень характерное лицо».
Вероника польщенно хихикнула.
— Ой, нет, я слишком нервная и впечатлительная, даже на фотографиях всегда получаюсь плохо, потому что не умею улыбаться по заказу. А что такого характерного вы в моем лице увидели?
— Вы удивительно похожи лицом на Татьяну Самойлову. Такой же загадочный взгляд, в нем скрытая печаль, тайна. Но вы очень зажаты. У нас, в актерской среде, для снятия таких зажимов есть специальные упражнения.
Вероника щурилась от солнца, не зная, что ответить на такую проницательность. На краю пляжа с криком взмыли чайки, пролетели над волнами и уселись на камни, продолжая шуметь.
«Во мне скрытая печаль? Ну точно…» — подумала она.
— Значит, существуют какие-то методики для обретения уверенности в себе? Надо же, я никогда о таком не слышала, — сладко улыбнулась она будущему режиссеру. — Может, познакомите меня с ними? Я, кстати, Вероника. Все зовут просто Ника.
— Дима, — так же обаятельно улыбнулся ей парень. — Почему бы и нет? В санатории все равно скучновато. Во сколько можем встретиться вечером?
Две недели пролетели как один захватывающий, яркий миг. Вероника пустилась в головокружительный полет, ловя одно впечатление за другим, порой ей не хватало воздуха от нахлынувших эмоций, она сладостно замирала, томилась ночами без Димы, куря на балконе с*гарету за сигаретой, терзалась противоречиями и с трепетом осознавала, что наконец-то влюбилась по-настоящему. Между ними было всё: и долгие поцелуи при лунной дорожке, протянувшейся по морю до самого горизонта, и пылкие страсти в лесу, куда они ходили смотреть на водопад, и смятые простыни в ее номере, и бессонные рассветы, и муки, и полное растворение в его глазах… А потом наступила разлука — мучительная и неотвратимая.
— Дай мне свой адрес, я напишу тебе, как только вернусь в Москву, — сказал Дима в их последний вечер. Ранним утром Веронику ждал поезд домой, в Э.
Она вырвала из блокнота листок, записала адрес, а ниже — свои фамилию, имя и отчество.
— И ты мне свой напиши! Я буду писать тебе каждый день!
— Ну, что ты… Я, как мужчина, должен написать первым, а ты мне ответишь. Договорились?
Он еще раз обнял ее, и эти объятия Вероника будет мысленно воспроизводить всю долгую дорогу домой, снова и снова пуская дым в тамбуре вагона.
Но шла неделя, вторая, третья, прошел целый месяц, а от Димы не пришло ни строчки. И без того мнительная, склонная во всем сомневаться, Вероника изводила себя муками неразделенной любви. Даже чтение поэзии больше не спасало. К слову, Ника была страстной поклонницей высокой литературы. Ее нервы были окончательно расшатаны. Она, всегда державшая себя в руках перед учениками, стала срываться на них с самого сентября, откровенно презирая будущих маляров и штукатуров за их непробиваемую тупость, в один особенно тяжелый день наставила кучу заслуженных двоек, хотя раньше, закрывая глаза, подтягивала оценки до троек. Каждый день она мчалась домой и, влетев в подъезд, бросалась к почтовому ящику, но раз в неделю ей писала только мать. Курить она стала практически без перерыва.
Она возненавидела свою обшарпанную комнату, мебель, свои же вещи, даже вид из окна казался ей теперь безнадежно унылым и черным, что хоть вешайся. Ее раздражало всё: птицы, щебечущие по утрам, дети, радостно кричащие на площадке, желтые листья под ногами, побитые холодным сентябрем, соседи, собаки, старушки, машины, родная мать… Ничто не радовало, жизнь рушилась, будущее виделось одиноким и несчастным, гороскопы предсказывали одни беды. «Ах, почему, почему в моей судьбе всё так ужасно! За что мне эти бесконечные страдания, эта череда неудач?»
И теперь у нее оставалась последняя надежда — на какую-нибудь цыганку. Иначе… Она точно приведет свой план в исполнение — бросится с крыши. Нет, прыгнет с моста в реку! Примет горсть таблеток. Ведь в жизни должен быть смысл! А его не было. Не было без Димы.
Художник Н. Шайнуров
***
На следующий день Вероника, с трепетом в душе и дрожью в коленях, медленно брела по шумному рынку, внимательно высматривая в толпе цыганок. Сегодня должен был решиться вопрос ее дальнейшей судьбы: стоит ли цепляться за жизнь или же лучше положить конец бесконечным страданиям. Ответ на этот мучительный вопрос ей должна была дать гадалка.
Был уже поздний обеденный час, и рыночная площадь заметно опустела, большинство торговых прилавков стояли пустыми. С колотящимся, словно птица в клетке, сердцем Вероника безуспешно обошла все ряды и уже подумала, что, возможно, стоит вернуться сюда в субботу, когда народу будет больше. Решив направиться к окраине рынка, чтобы купить бутылку лимонада и какую-нибудь выпечку в одном из киосков, она почувствовала, что у нее пересохло во рту и слегка кружится голова от голода: в спешке и волнении она не успела пообедать в столовой своего училища.
Остановив выбор на пышной творожной ватрушке, она уже достала кошелек, как вдруг из-за угла торгового павильона вышли две цыганки. Одна — пожилая, с морщинистым, очень смуглым лицом и пронзительным, будто прожигающим насквозь взглядом, а вторая — молодая, жизнерадостная, поразительной красоты, с массивными серьгами, которые могли быть как из настоящего золота, так и искусной подделкой, сходу было не разобрать. Ее шею также украшала целая гирлянда разноцветных бус и побрякушек. Чем они занимались за киосками, оставалось только гадать. Молодая с жаром что-то рассказывала своей спутнице на странном, певучем языке, отдаленно напоминавшем то ли польский, то ли румынский, но старуха не разделяла ее веселья и резко выкрикивала что-то, явно требуя, чтобы та успокоилась.
Вероника замерла, они ее не заметили, а у нее от волнения перехватило дыхание, в висках застучало, и в груди будто тяжелый камень перевернулся. Она сделала шаг навстречу:
— Постойте, пожалуйста! Простите за беспокойство…
Цыганки остановились и с любопытством уставились на нее.
— Вы не гадаете, случайно? Мне очень, до зарезу, нужно погадать.
— Нет! Пошли, Динара! — рявкнула старуха и сделала движение, чтобы продолжить путь.
Но Динара, легонько пританцовывая на месте, одарила Веронику ослепительной улыбкой, обнажившей жемчужно-белые зубы, и ее голос зазвучал таинственно, звонко и обнадеживающе:
— Я гадаю! Покажи-ка мне свою правую ладошку — я всю правду расскажу, на каждой линии твоя нынешняя жизнь и грядущая судьба расписаны.
— Хорошо… Пяти рублей будет достаточно? — голосом, близким к обмороку, выдохнула Вероника.
Цыганка весело закивала, улыбка не сходила с ее лица. Вероника раскрыла кошелек и с трудом извлекла оттуда деньги — ее била крупная дрожь, пальцы одеревенели и не слушались, будто стали чужими.
— Динара! — снова возмутилась старуха. — Я сказала, пошли!
Динара нетерпеливо замахала на нее рукой, словно капризный ребенок, давая понять — отстань. Пожилая цыганка обрушила на нее поток ругательств на родном языке, что-то сердито и предостерегающе крикнула в сторону Вероники и, развернувшись, ушла за угол рыночного ряда.
Деньги мгновенно исчезли в кармане яркой цыганской кофты, и Динара склонилась над раскрытой ладонью Вероники. Почти сразу же ее лицо стало серьезным, она начала сочувственно качать головой, и улыбка с ее лица исчезла. Вероника стояла, почти не дыша, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Ох, деточка, нехорошо у тебя всё складывается, здоровье пошатнулось, вот тут, под горлышком, беда-бедою, чего же не лечишься?
— Да у меня ничего не болит…
— А слёзы-то льёшь! Горько, горько тебе, вижу я, сама ты себе всю жизнь отравляешь. А тут что? Ох, батюшки мои!
Губы Вероники задрожали, лицо исказилось гримасой горя, глаза наполнились слезами и безысходностью. Она так и знала! Ничего хорошего! Ее ладонь заметно затряслась в руке цыганки. Смуглая красавица подняла взгляд на лицо Вероники и явно испугалась ее состояния.
— Ты чего? Эй, эй, держись! — она подхватила Веронику, которая пошатнулась и разразилась громкими, срывающимися рыданиями. — Успокойся, успокойся, говорю тебе! Это я тебе про нынешнее рассказала, а сейчас будем глядеть в будущее, давай назад ручку!
Цыганка сама схватила ее руку, но через мгновение Вероника вырвала ее.
— Не надо! Мне всё и так понятно…
— Увидела! Я всё разглядела! — победоносно воскликнула смуглянка. — Зря ты слёзы-то льешь! Жизнь твоя скоро сказкой станет! В этом же году под венец пойдешь! Муж попадется золотой, просто идеальный! И переедешь ты на новое место! Двоих деток родишь и счастливее не будет человека на свете! Ох, даже завидую я тебе, до того ты счастливой будешь!
— П-правда? Нет, вы это специально, чтобы меня утешить… — сомневалась Вероника. Она громко шмыгнула носом и смахнула слезы с щек.
— Да с чего бы мне врать! Никогда в жизни я не обманывала! Ну-ка, дай свою руку обратно. Давай, я тебе всё на линиях покажу.
И цыганка начала водить своим смуглым пальцем по линиям на ладони.
— Видишь, сколько у тебя мелких черточек? Это значит, что ты очень впечатлительная. А вот главные линии, по ним и гадают. До сего дня они у тебя слабые, с надломами, видишь? А вот дальше… смотри! Все четкие и ясные! Вот тут одно замужество, крепкое, вот двое ребятишек, работа хорошая, деньги, поездки… Убедилась теперь? А теперь иди и забудь о своих горестях, совсем скоро на тебя настоящее счастье свалится!
С этими словами цыганка быстро засеменила прочь, ее украшения мелодично звенели при каждом шаге; она оборачивалась и дарила ошеломленной Веронике свои ослепительные улыбки, яркие и свежие, как только что распустившиеся пионы.
Поглощенная новыми фантазиями и окрыленная ими, Ника сначала зашла в продуктовый магазин и отправилась домой. В подъезде, почти на автомате, она заглянула в свой почтовый ящик — эта привычка была у нее настолько отработана, что она даже не отдавала себе отчета в действиях. Внутри лежали три письма: первое — соседям по квартире, Вероника положила его обратно; второе — от мамы, что не вызвало интереса; а третье… Ее измученное, истерзанное сердце снова затрепетало, словно подстреленная птица: на конверте был московский адрес — Софийская набережная, д. 41, кв. 104, и имя отправителя — Леонов Дмитрий Валерьевич.
Дима!!!
Вероника тут же лихорадочно вскрыла конверт и, прислонившись к перилам лестничного пролета, жадно проглотила каждое слово.
«Здравствуй, Вероника! После возвращения в Москву меня сразу же поглотила учеба, и не было ни минуты, чтобы написать тебе. Учусь очень интенсивно, с первых дней последнего курса — сплошные мероприятия и занятия. Я часто вспоминаю тебя и наши дни, проведенные вместе. Я невольно сравниваю тебя с другими девушками и понимаю, что лучше тебя мне вряд ли кого-то встретить. Ты настоящая, искренняя, тебе можно доверять. Еще в самолете, летя домой, я осознал, что люблю тебя, что это не просто мимолетный курортный роман, как мне казалось поначалу. У нас с тобой так много общего, ты идеальна… Приезжай ко мне в гости, мои родители не против, чтобы ты пожила у нас. Когда ты сможешь приехать? Напиши мне, пожалуйста. Жду с нетерпением. Твой Дима.»
Вероника прижала письмо к лицу, вдохнула запах бумаги, покрыла его безудержными поцелуями и помчалась в свою комнату, чтобы немедленно написать ответ. Счастье, так же внезапно, как ранее отчаяние, переполняло ее до краев. Боже правый! Как же прекрасен этот мир! Как великолепна эта осень за окном! Теперь удача была на ее стороне, точно как предсказала цыганка Динара! Обрызгав ответное письмо духами, она помчалась на почту, чтобы отправить его в тот же день. Она указала Диме свой домашний телефон с пометкой «звони, пожалуйста, только после 16 часов». И почему он сам не догадался оставить свой? Милый, любимый, единственный Дима! Ах, как же они будут счастливы вместе!
Мучительная неделя ожидания завершилась долгожданным телефонным звонком, во время которого влюбленные договорились, что Вероника приедет в Москву в начале ноября. В палитре ее переживаний, наряду с серыми и черными тонами, наконец появились яркие, радостные краски, однако тревожность никуда не делась, и лучшим способом успокоить душу было излить ее в очередном письме к Диме. Парень отвечал не на каждое, но отвечал, и это уже было лучиком надежды для Ники. В начале ноября она взяла за свой счет десятидневный отпуск и отправилась за своим счастьем — в Москву.
Выйдя из вагона на перрон Ярославского вокзала, Вероника беспомощно закружилась на месте — ее никто не встречал, хотя Дима твердо обещал быть. Оказавшись в Москве впервые, она совершенно не представляла, что делать дальше. Единственной логичной мыслью было поймать такси и ехать по адресу, с которого приходили письма. Вероника решила пройти к началу платформы, поближе к зданию вокзала, и подождать там Диму. Неужели обманул? Или просто забыл? Она почувствовала, как знакомый холодок паники снова сжимает горло.
Дима появился только спустя полчаса, и не один, а с каким-то парнем, что огорчило Веронику еще сильнее. Он шел не спеша, оживленно о чем-то болтая. Вероника подняла свою сумку и направилась к ним.
— О, Ника! Уже здесь! — Дима подхватил ее и радостно закружил, сумка с грохотом упала на плитку. Они поцеловались, не стесняясь прохожих.
— Я уже полчаса жду. Уже думала, ты не придешь.
— Прости, нас в институте задержали. Это мой однокурсник Сергей, знакомься.
Сергей приветливо протянул руку, оценивающе окидывая Веронику взглядом, будто та была интересным арт-объектом.
— Дима прав, у тебя действительно очень выразительная внешность, чувствуется, знаешь, такая провинциальная непосредственность. В этом есть своя прелесть.
Вероника насупилась, и Дима это сразу заметил.
— Брось, Серега, ты-то сам из вообще из деревни! Ника, по крайней мере, из довольно большого города.
— Да я что? Я же без всякого подтекста, наоборот, это твоя фишка на фоне наших заносчивых столичных типажей.
— Если местные девчонки тебе не дают, это не значит, что они все гордячки. Дело в тебе — относишься ко всем свысока, вот и получаешь то же самое в ответ. Ник, давай сумку, поедем на метро.
Держа Веронику за руку, Дима увлеченно обсуждал с Сергеем темы своих дипломных проектов, пока они спускались в подземный переход.
— В самой формулировке выбранной мною пьесы заложена мощная ироничная интонация — «Свои люди — сочтемся!». Островский гениально показал, как предательство становится бытовой нормой, — рассуждал Дима. — Тема уже никого не шокирует, ведь измена стала обыденностью даже среди «своих», внутри семьи. К предательству нужно быть готовым всегда, это негласный закон любых отношений.
— Ну, это ты слишком категорично, — не согласился Сергей. — Между действительно близкими людьми такое все же редкость. А я вот со своим дипломом голову сломал — все думаю, как в «Вишневом саде»…
Ника слушала их во все уши — это была ее стихия: литература, искусство…
В метро они тепло попрощались — Сергею нужно было пересаживаться на другую ветку. Непродолжительную поездку в вагоне Дима и Вероника провели, тесно прижавшись друг к другу, обмениваясь тихими, ласковыми словами.
Вероника была поражена, когда узнала, что Дима живет в самом сердце Москвы. Совсем рядом — Кремлевская стена! Правда, ее не было видно из-за более высоких зданий.
— Эту квартиру мой дед получил как герой войны и труда, — пояснил Дима.
Родители Димы встретили Нику с подчеркнутой сдержанностью, но вежливо. С работы они вернулись поздно, когда молодые люди уже успели освоиться. Ни отец, ни мать не проявляли особого желания общаться. Утром все разошлись по своим делам, и Вероника осталась в квартире одна до самого вечера.
— Тебе лучше никуда не ходить, еще заблудишься. Дождись меня, вечером куда-нибудь сходим, — сказал на прощание Дима.
Три дня прошли в однообразной скуке. Дима был занят учебой, вечерами они ненадолго выходили погулять. Красная площадь, Пушкинский музей, набережная Москвы-реки… Но большую часть времени… их связывала лишь постель. Вероника начала сомневаться в истинности намерений Димы. Зачем он ее позвал? Только для этого? Под утро четвертого дня Вероника задала этот вопрос прямо. Дима страшно оскорбился, даже вспылил.
— Думаешь, я какой-то подлец? Не веришь мне?! Скажи, чего ты ждешь от наших отношений, и я это сделаю!
— Ну, вообще-то… Если отношения серьезные, они обычно ведут к браку.
— Но мы только начали встречаться!
— Если человек — твоя судьба, это понимаешь сразу.
— Хорошо! Отлично! — Дима, до этого лежавший, резко поднялся, опираясь на локоть. — Ника, выходи за меня замуж! Завтра же пойдем подавать заявление!
— Ты серьезно?
— Абсолютно! Завтра у меня пары только до трех, как раз успеем!
Утром они действительно отправились в ЗАГС и подали заявление.
Та среда, в которой вращался Дима, была чужеродной для Ники. Она не могла проникнуться этой атмосферой театральности, богемности, столичного лоска и достатка. Это был совершенно иной мир, лишенный провинциальной душевности и простоты, той размеренности и вечной нехватки чего-либо, к которым Вероника привыкла с детства. И теперь, получив наконец долгожданное предложение, она начала сомневаться в правильности своего выбора.
В выходные Дима повел ее в общежитие при институте. Студенты организовали нечто вроде богемной вечеринки. Эти будущие актеры и режиссеры… Они были такими раскрепощенными, самоуверенными, и Дима чувствовал себя среди них в своей стихии. Пили много. Дима с головой ушел в игры и горячие споры на злободневные студенческие темы, растворился в толпе однокурсников и совершенно забыл о Веронике. А та чувствовала себя лишней, слишком обычной и чужой. На нее никто не обращал внимания. Просидев часа два в углу, неприметная и подавленная, слегка опьянев от вина, Ника решила выйти на кухню, чтобы покурить.
Посреди кухни общежития стоял стол, за ним сидел молодой человек в очках. Он курил, стряхивая пепел в пепельницу.
— Не помешаю?
— Конечно, нет, — жестом он пригласил ее присесть напротив.
Некоторое время они молча курили.
— Вы не очень похожи на театралку.
— Вы тоже.
— Так и есть, я уже четыре года как окончил вуз. Работаю научным сотрудником во ВНИИФТРИ под Менделеево — это ведущее метрологическое предприятие. А сюда меня затащил младший брат, говорит, я слишком оторван от жизни.
— На вечеринку, что в блоке через дверь от нас?
— Да.
— А я вас там не заметила.
— А я вас видел, просто ушел гораздо раньше. Не мое это все.
— Меня жених привел, он тут учится на режиссера.
— Впечатляет.
— Я тоже далека от мира театра и кино, преподаю английский в училище. Я из Э.
— И я не местный. Из Аткарска.
— Надо же, города-соседи, — улыбнулась Вероника.
— Ага, каких-то 260 километров, сущие пустяки по меркам нашей страны.
Тема для знакомства иссякла, и они снова замолчали. Неожиданно молодой человек подпер подбородок рукой и мечтательно продекламировал:
— Мне стало страшно жизнь отжить и с дерева, как лист, отпрянуть…
Вероника выпрямилась, будто ее током ударило. Она тут же продолжила:
— И ничего не полюбить, и безымянным камнем кануть! Вы любите Мандельштама?!
— Очень. У меня слабость к поэзии Серебряного века.
— Боже мой, я тоже их обожаю. Вы знаете, я недавно перечитывала биографию Гумилева и была потрясена, я узнала…
Мандельштам, Ахматова, Есенин, Бальмонт, Гумилев, , Блок, Цветаева… Страстная, захватывающая дискуссия о поэзии незаметно длилась целый час. В Веронику словно вдохнули новую жизнь. Этот человек, сидящий напротив, идеально дополнял недостающую часть ее души, их мысли звучали в унисон, их интересы, тонкость восприятия и ранимость были так схожи! Глаза обоих горели. Они перенеслись далеко от шумной кухни, их беседа унесла в начало XX века, в парк с сумеречным небом, к озеру, в котором с одного моста отражался он, а рядом, конечно же, — она.
Вячеслав, так звали молодого человека, встал и протянул руку:
— Пойдем?
И они вышли в длинный коридор общежития, охваченные одним и тем же волнением, спустились на два этажа ниже, снова длинный, тускло освещенный коридор… дверь в один из блоков… комната брата Вячеслава, где они не стали включать свет… и слова, которые не нужно было произносить, потому что они звучали лишь в их головах, ведь в этой темноте любые слова были излишни.
***
Проснувшись утром, Вероника обнаружила себя в незнакомой комнате, в тесных объятиях молодого человека, с которым познакомилась всего несколько часов назад. Они лежали на боку на узкой односпальной кровати, и Вячеслав обнимал ее сзади — по-другому вдвоем здесь было просто не разместиться. Волшебный флер ночи начал быстро рассеиваться под напором суровой утренней реальности: при дневном свете все ночные порывы и эмоции теряли свою таинственность, обретая более прозаичные и даже неудобные очертания.
Студенческая комната предстала перед ней во всей своей аскетичной и унылой наготе: занавески, которые ночью таинственно пропускали свет фонарей, оказались выцветшими до серости и истончившимися от многочисленных стирок; окно за ними было грязным, с облупившейся краской, а за ним висело низкое серое небо; постельное белье было старым, с застиранным до невзрачности цветочным узором, кое-где виднелись даже мелкие дырочки. У Вероники затек бок, и она осторожно перевернулась на спину, вызвав громкий скрип пружин. С соседней койки, стоявшей буквально в полуметре, донеслось сонное кряхтение, и кто-то лениво начал взбивать подушку.
— О, доброе утро, проснулась, наша залетная бабочка? — лениво протянул паренек лет девятнадцати, щурясь от света.
Сконфуженная Вероника натянула одеяло повыше, стараясь прикрыть плечи.
— Ты, случайно, не Ника?
— Да…
— Твой парень тебя вчера ночью искал, все общежитие перевернул. Дима, кажется. А ты вон где устроилась, с моим братом… Ловко!
Позади Вероники сладко потянулся Вячеслав и нежно поцеловал ее в плечо.
— Доброе утро, — произнес он с теплой улыбкой в голосе.
— Доброе, — мельком взглянула на него Вероника. Вячеслав нашел под одеялом ее руку и крепко сжал. Она ответила на рукопожатие, и ее согрела мысль, что он не воспринимает ее как нечто легкомысленное; эта встреча и впрямь казалась ей волшебной, исключительной… Очарование ночи потихоньку стало возвращаться.
— О, проснулся, наш Дон Жуан, — с легкой насмешкой обратился к Вячеславу младший брат. — И не стыдно тебе чужих невест воровать? Что мама скажет, когда узнает, на что способен ее примерный сынок? Ай-я-яй!
— Помолчи лучше, тебе не понять. Ты слишком приземлен, чтобы постигать такие высокие материи.
Вячеслав с выражением почесал лоб и начал нежно перебирать рассыпавшиеся по подушке каштановые волосы Вероники.
— О, завел свою шарманку! Ты, Вероника, не слушай его особо. Он у нас не от мира сего: идеалист и мечтатель. И это при том, что будущий серьезный ученый.
— Именно поэтому я и способен мыслить шире. Я воспринимаю человека крупным планом — не как социальную единицу, ведь цепь случайностей могла привести его куда угодно: гениальный профессор мог стать бомжом, а законченный негодяй — оказаться в министерском кресле и вершить судьбы. Меня привлекает сама суть человека, глубина его духа, поэтому мне несравненно ближе гениальный, но слегка тронутый бездомный, чем успешный карьерист без особых мозгов, которому просто везет.
— Бла-бла. Учти, Ника: жить тебе с этим чудиком придется в реальности, которая существует в среднем, обывательском измерении. И что ты будешь делать с летающим в облаках гением, абсолютно не приспособленным к банальным бытовым условиям?
— Я буду его любить, потому что мы видим мир одинаково и смотрим в одну сторону.
Он посмотрел на Веронику, она — на него, и оба не могли сдержать улыбки. С соседней койки раздалось громкое фырканье. Брат снова вступил в разговор:
— Не хочу вас огорчать, романтики, но кровать, на которой вы возлежите, принадлежит Игорьку. А он, между прочим, постельное белье не менял целый месяц, а может и два.
— О, Господи! — взвизгнула Вероника и резко подскочила, на секунду обнажив грудь перед взором юнца.
В ужасе она прижала к себе одеяло и попросила его отвернуться. Парнишка покраснел и быстро перевернулся лицом к стене. Вячеслав тоже начал одеваться. Их вещи были свалены в кучу на прикроватном стуле; он аккуратно отделил бюстгальтер, водолазку и брюки Вероники и протянул ей, а сам натянул на худощавое тело майку, затем свитер и штаны.
— Моя куртка! — спохватилась Вероника. — Я оставила ее в том блоке, на вечеринке!
— Ничего, сейчас сходим, заберем. Давай сначала приведем себя в порядок, умоемся.
Несмотря на то, что спала она совсем мало, в глазах не было и тени усталости — они сияли ясным, спокойным светом, и это саму Веронику удивило: она давно привыкла видеть в зеркале лишь тревожный блеск и неуверенность.
Столовую они нашли неподалеку, на Олимпийском проспекте. Оба взяли кофе и сырники со сгущенкой. Веронику грызла мысль о том, что нужно возвращаться в квартиру к Диме, чтобы забрать свои вещи. Сам Дима казался ей теперь далеким прошлым, лишь случайным проводником, который привел ее к встрече с Вячеславом, с которым ей не хотелось расставаться ни на минуту. Глядя на него, она не могла поверить, что знает его меньше суток. С ним было удивительно легко и спокойно, все лишнее и наносное куда-то уходило, отпадало, теряло значение.
— Ты же не вернешься к нему после всего этого? — с беспокойством в голосе спросил Вячеслав.
— Нет, конечно… Но у него остались мои вещи.
— Так давай прямо сейчас съездим, заберем их.
— А что потом? У меня обратный билет только через четыре дня.
— А потом поедешь ко мне. У меня есть комната в Менделеево, которую предоставила работа.
— А после того, как мне придется уехать?
Вячеслав крепко обнял ее.
— Ты вернешься как можно скорее, и мы будем жить вместе, как муж и жена. А заявление в ЗАГС подадим сегодня же. Ты согласна?
Вероника смотрела на него в изумлении.
— Соглашайся! Разве ты чувствовала что-то подобное раньше? Так зачем же тянуть время, проверять друг друга? Мне уже все ясно. Это случилось с первого взгляда, ты ведь тоже это чувствуешь?
— Да, чувствую.
Вероника рассмеялась, Вячеслав тоже тихо захихикал. Задыхаясь от счастья, они поцеловались, и этот поцелуй был не просто всплеском страсти, но и глубоким, пронзительным соединением двух давно одиноких душ.
— Все это так… Так стремительно, — прошептала Вероника.
— Не думай об этом. Время — категория субъективная, оно существует лишь в нашем восприятии, мы сами его создаем. Одним требуются годы, чтобы что-то понять, упуская при этом массу возможностей, они медлят и сомневаются… А другим достаточно мгновения, чтобы осознать всю глубину чувства, и тогда тлеющая искра жизни вспыхивает в них ярким, негасимым пламенем.
— И какой же великий ученый это сказал? — улыбнулась Ника.
— Моя бабушка. Она много лет преподает на физико-математическом факультете в Пензе.
***
Вероника понимала, что напрямую заявить Диме о проведенной ночи с другим мужчиной было бы излишне жестоко. Однако непреложная истина заключалась в их абсолютной несовместимости, а также в том факте, что в тот роковой вечер он на несколько часов вычеркнул ее из своего сознания. Именно за эти несколько часов в душе Вероники окончательно созрело решение. Вячеслав терпеливо ожидал ее внизу, у парадного входа.
— Где ты пропадала?! — накинулся на нее Дмитрий с растрепанными волосами, которого разбудила мать, открывшая дверь. Сама мать, подавленно шмыгая носом, молча удалилась в гостиную, притворив за собой дверь, чтобы не мешать выяснению отношений. Она взяла больничный из-за простуды и поэтому находилась дома. — Господи, я проспал все пары! Мам, почему ты меня не разбудила?!
— Ты взгляни на себя в зеркало — взрослый мужчина. А мне нездоровится, я сама отдыхала, — парировала мать, и из-за двери донесся звук включившегося телевизора.
Вероника, скользнув между Димой и дверным косяком, оказалась в прихожей.
— Я переночевала в одной из комнат студенческого общежития, меня приютила незнакомая девушка. Ты же напрочь забыл о моем существовании.
— Что за чушь? Я тебя искал!
— Начал искать в два часа ночи? Знаешь, Дима, я пришла к выводу, что у нас нет будущего. Я здесь только для того, чтобы забрать свои вещи.
Вероника направилась в его комнату и стала быстро складывать свои пожитки в дорожную сумку. Дмитрий, в мятых трусах и майке, нехотя поплелся за ней. Он растерянно почесывал висок, пытаясь осознать стремительность происходящего.
— Брось это, Вероника, ладно, я заигрался с друзьями. Но я не виноват, что тебе неинтересно мое окружение. Хватит капризничать.
— Пропусти меня, мне нужно в ванную — забрать зубную щетку и косметику.
Дмитрий последовал за ней и туда. Вероника избегала встречаться с ним взглядом, сохраняя ледяное спокойствие. Он уговаривал ее остаться, но без настоящей страсти, а Вероника монотонно твердила «нет».
— Заладила как попугай… Да что с тобой стряслось?
— Я смотрю на наше возможное будущее, Дмитрий, и не вижу там места для счастливого брака. Мы совершенно разные люди. Ты поглощен театром, кинематографом, бесконечными тусовками, а я оказываюсь на периферии твоей жизни, в тени. Рядом с тобой я не чувствую себя на своем месте, прости.
На сборы ушло не более пяти минут. Вероника присела на табурет в прихожей, чтобы надеть осенние полусапожки.
— И куда ты теперь пойдешь? У тебя же обратный билет только послезавтра.
— Через четыре дня. У меня теперь есть куда идти, не беспокойся.
— Постой! — он преградил ей путь к выходу, уперев руку в косяк. — Ты что, уже нашла мне замену?
— Можно и так сказать! Да!
Охваченная новой волной решимости, Вероника выпорхнула из подъезда. Она не знала, куда заведет ее эта спонтанная решительность, и тайно опасалась, что запал иссякнет прежде, чем случится нечто настоящее. Вдруг Вячеслав одумается? Вдруг они оба придут в себя и поймут, что стали жертвами минутного ослепления? Но он смотрел на нее, его глаза лучились теплой улыбкой, он взял ее сумку и спросил:
— Ты случайно не в курсе, где здесь ближайший ЗАГС?
— Еще бы не знать! Я там совсем недавно была, ха-ха-ха! — звонко рассмеялась Вероника. — Представляю, что они подумают! А у тебя паспорт с собой?
— Всегда при мне. Не волнуйся, все будет замечательно, — обнял ее Вячеслав, и его объятие было удивительно надежным.
— Постой! А разве тебе не надо быть на работе?
— Я заранее взял на сегодня отгул.
Когда они подошли к знакомому зданию ЗАГСа, Вероника на мгновение задержалась у входа.
— Ты действительно этого хочешь? Ни капли не сомневаешься?
— Ни единой капли. А ты?
Вероника утвердительно кивнула, и счастливая улыбка озарила ее лицо. Подписав заявление, они передали его сотруднику. Это была та самая женщина, которая несколько дней назад принимала документы от Вероники и Дмитрия. В ее глазах мелькнуло недоумение, она открыла журнал регистраций, пробежалась глазами по свежим записям и с явным изумлением обратилась к Веронике:
— Девушка, вы же буквально на днях уже подавали заявление с другим молодым человеком! У вас что, такое необычное увлечение — еженедельно менять женихов?
— Да! Именно так! И вам можно лишь позавидовать! — с неожиданной для себя дерзкостью парировала Вероника, испытывая странное освобождение.
Менделеево оказался небольшим, но очень милым поселком за чертой Зеленограда, состоящим из многоэтажек. Весь поселок утопал в зелени и был со всех сторон окружен густым хвойным лесом, благодаря чему воздух был непривычно свежим и чистым, пахло хвоей и влажной землей. Дорога из Москвы заняла около двух часов: сначала на электричке, затем на автобусе.
— Здесь так тихо и по-домашнему уютно, — с облегчением выдохнула Вероника.
— А вон и мое временное пристанище, — Вячеслав указал на скромную пятиэтажку из красного кирпича.
Комнатка Вячеслава, которую ему предоставляло предприятие, поразила Веронику своей аскетичной теснотой.
— Сколько здесь квадратных метров?
— Всего восемь. Ты не разочарована? Это ненадолго… Семейным парам у нас полагаются отдельные однокомнатные квартиры. Немного потерпим.
— Все прекрасно, здесь очень мило и по-своему уютно.
Пространства было катастрофически мало. Добрую треть дверного проема занимал внушительный книжный шкаф, который просто некуда было больше поставить. Но Веронику это нисколько не смущало — они стояли лишь у истока своего совместного пути. Засыпая вечером в объятиях Вячеслава на узком раскладном диване, она чувствовала незнакомое доселе спокойствие и глубокую радость. Да, это был ее человек. Пока он был на работе, Вероника неспешно гуляла по тихим улочкам поселка, читала, а к его приходу старалась приготовить простой, но вкусный ужин. У нее было стойкое, необъяснимое чувство, что их жизнь вместе длится не первый день, а многие годы.
Вероника ненадолго вернулась в свой город, уволилась с работы и переехала к Вячеславу. Они поженились в середине декабря, в морозный солнечный день. И ведь святочное гадание сбылось! Как и предсказание цыганки. Год не успел закончиться, а она уже замужем! Вероника устроилась преподавателем английского языка в одну из школ Зеленограда — в самом Менделеево вакансий не нашлось. Дорога занимала не больше получаса, к тому же школа находилась на самой окраине города, у лесопарка.
Хотя личная жизнь Вероники наконец устроилась и, казалось бы, исчезли поводы для глубоких переживаний, ее природная мнительность и тревожность никуда не делись. Малейшая неприятность выбивала ее из колеи. Вячеслав проявлял невероятное терпение и чуткость, ему почти всегда удавалось успокоить жену. Но затем случилось событие, которое должно было обрадовать любую молодую пару — Вероника забеременела. Ее реакция была шокирующей и граничила с истерикой.
— Нет, я не могу оставить этого ребенка, он родится калекой, без рук, а может, и без ног! С ужасными патологиями! — рыдала она, вцепившись в рукав халата Вячеслава. — Помнишь, неделю назад был тот сильный дождь? Я промокла до нитки, а дождь был радиоактивным! Малыш родится уродом!
— Да с чего ты взяла, что он радиоактивный? — недоумевал Вячеслав. — Самый обычный осенний ливень!
— Нет! Ты только подумай, сколько вокруг Москвы вредных производств? Бесчисленное множество! Ты видел, какой густой смог висит по утрам над городом? Все эти выбросы поднимаются в небо, разносятся ветром и оседают в водоемах! А сколько отходов сливают прямо в реки! Потом все это испаряется и выпадает на наши головы кислотными дождями! Все осадки здесь отравленные!
Логичные доводы Вячеслава разбивались о стену ее паники. Вероника настояла на аборте, и муж, скрепя сердце, принял ее тяжелое решение. Его главной заботой было душевное равновесие жены, он желал ей только счастья.
Спустя полгода Вероника снова забеременела. История повторилась.
— Я слишком много курю, это пагубно отразится на плоде! К тому же на днях я обходила грузовик, и из выхлопной трубы прямо на меня вырвалось облако едкого черного дыма! Нет, этот ребенок обречен на уродства! Боже мой! В таких условиях я никогда не смогу родить здорового малыша!
— Вероника, давай бросим курить вместе, — снова предложил Вячеслав, держа ее за руки.
— Да, конечно, я согласна, но сейчас у меня такой стресс, давай немного позже, хорошо?
Однако «позже» не наступило — через четыре месяца Вероника вновь оказалась беременной. Поскольку она продолжала курить и снова попала под «радиоактивный» дождь, другого выхода, кроме прерывания беременности, для нее не существовало. Но на этот раз ситуацию прокомментировал врач-гинеколог, и его вердикт был суров.
— Молодая женщина, вы что, с ума сошли? Так часто делать аборты категорически нельзя! Слизистая матки уже серьезно истончена, это опасно! И прекратите нести чушь про радиоактивные дожди — это полнейший бред. Подавляющее большинство наших пациенток рожают абсолютно здоровых детей, экологическая обстановка в регионе находится под контролем!
— Но я же курю…
— Немедленно бросайте! Если вы сделаете еще один аборт, о детях в будущем можете даже не мечтать. Риск бесплодия колоссальный.
На этот раз Вероника ушла домой «на подумать», а Вячеслав же, услышав вновь ее бредни, впервые сорвался и рявкнул:
— Нечего тут думать! Ты родишь и точка!
Они с Вячеславом завязали с курением раз и навсегда. Спустя семь месяцев на свет появились двойняшки — абсолютно здоровые мальчик и девочка. Во время ведения беременности у Вероники обнаружили гипотиреоз — недостаточную функцию щитовидной железы. Назначенная гормональная терапия не только поправила ее здоровье, но и выровняла эмоциональный фон, к концу срока она стала заметно спокойнее и уравновешеннее.
Молодой семье по льготе предприятия выделили просторную двухкомнатную квартиру в новой девятиэтажке на окраине поселка. С новорожденными помогали справляться: родственники Вячеслава регулярно присылали финансовую помощь на няню, а его мать приезжала в отпуск, чтобы побыть с внуками. Мама Вероники тоже навещала их, с радостью и облегчением отмечая, что жизнь дочери наладилась. И Вероника наконец обрела подлинное, глубокое счастье, и все истерики ее, веры в гороскопы и приметы, постепенно сошли на нет. Она успокоилась, найдя свой уголок спокойствия. Ведь быть семьей — значит стать частью чего-то прочного и вечного. Это значит любить и быть любимым всю оставшуюся жизнь.
