Тетя Света на день рождения не пришла.
Праздник удался на славу. Человек-паук на торте улыбался кремовой улыбкой, дети визжали от восторга, железная дорога заняла половину гостиной. Семен Петрович изображал веселого деда, Нина Семеновна — заботливую бабушку. Только дочь Лена поглядывала на родителей с тревогой — что-то уловила материнским чутьем.
Когда гости разошлись и Максимку увезли домой, супруги снова остались вдвоем. Квартира казалась огромной и гулкой после детского гама. Нина Семеновна собирала со стола остатки праздника, Семен Петрович молча помогал.
— Я встречался с ней вчера, — вдруг сказал он. — Объяснил, что между нами все кончено.
Нина Семеновна поставила стопку тарелок в раковину.
— И что она?
— Плакала. Говорит, любит. Что готова ждать.
— Ждать чего? — Нина Семеновна обернулась к мужу. — Моей смерти?
— Нин, ну что ты такое говоришь…
— А что мне говорить? Что я должна чувствовать? Радоваться, что муж великодушно решил остаться со старой женой?
Она села на табурет — тот самый, где вчера сидел Семен Петрович. За окном шел снег — первый в этом году, легкий, невесомый. К утру все покроется белым, чистым, нетронутым.
— Знаешь, что самое обидное? — Нина Семеновна смотрела на падающие снежинки. — Я ведь видела, что ты изменился. Стал следить за собой, новый одеколон купил, даже живот втягивать начал. А я думала — кризис возраста, пройдет. Радовалась даже — какой муж молодцом, за собой смотрит.
— Нин…
— И ведь не первая она у тебя, да? — Нина Семеновна посмотрела ему в глаза. — Была же та, рыжая, с твоей работы. Лет пятнадцать назад. Ты тогда в командировки часто ездить стал.
Семен Петрович опустил голову. Значит, знала. Все эти годы знала и молчала.
— Почему не сказала ничего?
— А что говорить-то? У нас дети были маленькие, ипотека, твоя мама болела. Куда я бы пошла? И потом… я думала, пройдет. Прошло же.
— Прости меня, — Семен Петрович сел рядом, попытался взять ее руку, но Нина Семеновна отстранилась.
— Знаешь, вчера, когда Максимка про поцелуй рассказал, я первый раз за все годы почувствовала… свободу что ли. Будто груз с плеч упал. Не надо больше притворяться, что не замечаю. Не надо улыбаться, когда хочется плакать.
Зазвонил телефон — номер незнакомый. Нина Семеновна взяла трубку.
— Алло?
— Это Нина Семеновна? — женский голос, приятный, интеллигентный. — Меня зовут Светлана. Я… я знакома с вашим мужем.
Нина Семеновна посмотрела на Семена Петровича — тот побелел.
— Слушаю вас, Светлана.
— Я хотела извиниться. И объяснить… Я не знала, что у вас такая семья, внуки. Семен говорил, что вы давно живете как соседи, что любви нет…
— Понятно, — спокойно ответила Нина Семеновна. — Что еще он говорил?
— Что собирается уйти. После Нового года. Что вам будет даже легче…
Нина Семеновна посмотрела на мужа — тот сидел, уронив голову на руки.
— Светлана, — медленно проговорила она. — Семен Петрович действительно может уйти. Это его выбор. Но я хочу, чтобы вы знали — он не говорил вам правду. Мы не живем как соседи. У нас есть традиция — каждое утро пить кофе вместе, даже если поссорились. Он до сих пор приносит мне цветы по пятницам — недорогие, с рынка, но приносит. Мы вместе ездим на дачу, вместе возимся с внуками, вместе засыпаем под один плед. Это не страсть двадцатилетних, но это жизнь. Наша жизнь. И если вы готовы ее разрушить — что ж, это ваше право. Но не обманывайте себя, что забираете одинокого мужчину. Вы забираете деда у внуков, отца у детей, мужа у жены. Всего доброго.
Положила трубку. Семен Петрович поднял на нее глаза — в них стояли слезы.
— Я не говорил, что уйду после Нового года. Клянусь, не говорил.
— Знаю, — кивнула Нина Семеновна. — Ты бы не смог. Не потому что любишь, а потому что привык. К борщу по воскресеньям, к глаженым рубашкам, к тому, что таблетки от давления всегда в тумбочке. Разве Светлана твоя будет помнить, что у тебя спина болит по утрам? Что ты не любишь острое? Что засыпаешь только на правом боку?
Встала, подошла к шкафу, достала чемодан — тот самый, с которым ездили в санаторий прошлым летом.
— Что ты делаешь? — испугался Семен Петрович.
— Собираю тебе вещи. Три рубашки, белье на неделю, твой халат любимый. Поезжай к ней. Попробуй пожить. А я… я посмотрю, каково это — быть одной.
— Нин, не надо. Я не хочу никуда ехать.
— А я хочу, чтобы ты поехал, — она методично складывала его вещи. — Знаешь почему? Потому что если останешься, я всю жизнь буду думать — из жалости или из страха. А так… поживешь месяц и поймешь, чего на самом деле хочешь.
— А если не вернусь?
Нина Семеновна пожала плечами, защелкнула замок на чемодане.
— Значит, не судьба. Квартиру продадим, поделим пополам. Внуков будешь видеть по выходным. Доживу как-нибудь.
Протянула ему чемодан. Семен Петрович стоял посреди прихожей — растерянный, постаревший, чужой. Взял чемодан, пошел к двери, остановился.
— А таблетки от давления?
Нина Семеновна достала из тумбочки упаковку, положила ему в карман. Их пальцы соприкоснулись — знакомое тепло, родное.
Дверь захлопнулась. Нина Семеновна прошла на кухню, села у окна. Снег все падал, покрывая белым двор, машины, скамейки. Внизу появилась фигурка с чемоданом — дошла до стоянки, остановилась у их старой Лады, постояла, потом села за руль. Фары мигнули, машина медленно выехала со двора.
Нина Семеновна налила себе чаю, достала из буфета коробку конфет — дорогие, подарок от зятя, берегла для гостей. Развернула одну, откусила. Сладко, с коньяком внутри. В тишине квартиры тикали часы, гудел холодильник, за стеной у соседей играл телевизор. Обычные звуки, привычные. Только теперь в них не было шагов Семена Петровича, его покашливания, скрипа его любимого кресла.
Зазвонил телефон. Номер мужа.
— Нин, я забыл зарядку от телефона.
— В прихожей, в розетке.
— Спасибо. Нин…
— Езжай уже.
Положила трубку. Встала, прошла в спальню. Кровать казалась огромной. Легла на свою половину, потом перебралась на середину. Растянулась звездой — руки в стороны, ноги тоже. Сколько лет мечтала так полежать, не прижимаясь к стенке.
За окном падал снег. В кармане халата лежала записка — адрес той самой Светланы, который она нашла в телефоне мужа еще месяц назад, когда он оставил его дома. Не стала ничего говорить тогда — ждала. И вот дождалась. В прихожей на крючке висели ключи от машины — забыл второй комплект. Вернется. Завтра, через неделю, через месяц — но вернется. За ключами, за зарядкой, за теплыми носками, которые связала ему прошлой зимой.
А она будет ждать. Или не будет. В буфете стояла бутылка коньяка, тоже подарок. Нина Семеновна встала, достала рюмку, налила. Горько, обжигающе. Хорошо.
