-Дорогая, я вернулся!
-Ах, ты ж пес шелудивый, — Антонина от неожиданности выпустила из рук поварешку, та с грохотом упала на пол, — а тебя звали?
-Ну вот же я — вернулся, — Борис не вошел, а вплыл на кухню с довольной…с довольным лицом, — а здесь все по прежнему, как будто и не уходил. Ты рада?
-А чему радоваться то, — с недоумением посмотрела на бывшего мужа женщина, -я уже привыкла. Одной меньше надо: и готовить, и стирать, и убирать…
-О, как пахнет Божественно, — схватил с полки чистую тарелку Боря, — борщец? Мой любимый, с сахарной косточкой?!
-Поставь на место, — скомандовала та, нахмурив брови.
-Ну Тонечка, Тоня, Антонина, — здоровый мужик начал по детски канючить, — неужели тебе тарелки борща жалко для…
-Непутевого мужа, — прервала она его, — причем, бывшего. Тебя что, мымра твоя выкинула?
-Никто меня не выкидывал, я сам ушел. Говорю ж, вернулся я…К тебе!
-Зачем?
-Понял, что тебя люблю. Тебя одну…
Наверное, если бы Борис вернулся быстро, Антонина ему поверила бы. Потому что сама тогда отказывалась верить в то, что муж ее разлюбил. Ну как так то, все же хорошо было, а он вот так взял — и разлюбил.
Поженились они, когда еще студентами были. Из общежития съехать пришлось, там семейных нумеров не было, прямо так, нумеров, и сказала им тогда комендантша. Сняли комнатенку в частном секторе у бабушки. Денег не хватало, на учебу на трамвае зайцами ездили. А потом Боря работать пошел, а она за него курсовые делала. Хоть и бедно жили, на двоих одна подушка, а весело.
Диплом Тоня защищала на последнем месяце беременности, схватки прямо в институте начались. На свет появился четырехкилограммовый крепыш — Володенька. А через два года дочка — Светочка. Родители помогли выкупить маленький, старенький домик по соседству с бабушкой, у которой молодые квартировались. Боря своими руками пристройку сделал, утеплил, воду, газ провели и зажили, как белые люди.
Это уж потом, когда дети выросли, дом их под снос пошел, и получили они большую, просторную двухкомнатную квартиру в новостройке. Район хороший, хоть и на окраине, зато лес, озеро рядом, дышится легко. Всю старую мебель тогда в доме оставили, новую купили. Тоне очень нравилось обживаться в новой квартире, окна большие, шторы красивые пошила. В гостиной огромный диван поставили, телевизор на пол-стены. На серебряную свадьбу подарили им набор посуды с супницей. Борщ разливала Тоня теперь из супницы, при свечах, сбылась ее давняя мечта о мещанской жизни.
Муж начальником стал, получил новый кабинет и личную секретаршу. Чтоб ее…
Антонина на минутку закрыла глаза. Вспоминать дальше ей не то, чтобы больно было…А противно…
Когда он с этой секретаршей начал? Ей неведомо. Но полгода назад Борис заявил, что не любит ее. Другую полюбил. Да так, что мочи у него больше нет. Уходит он.
Уж как ни старалась она тогда образумить его. Просила одуматься, ведь немолодые уже. И дети взрослые, что они скажут? И здоровье у него уже не то, чтобы по чужим углам шляться.
Не, не одумался. Уж и ын с ним по-мужски разговаривал, и дочь обиделась, от внука его оградила. Седина в голову — бес в ребро. Собрал вещи и ушел. Еще и благородного из себя строил, мол, все, что за совместную жизнь нажито непосильным трудом, все им оставляет. А сам — с чистого листа начнет!
Ага, начал, пока деньги были…Фифе своей модное авто купил, на райские острова ее свозил. А теперь что же? Деньги закончились — и не нужен он там стал?
Борис словно прочитал мысли Антонины.
-Не так мне все там, понимаешь? Сам я ушел, сам…Потому что ошибку совершил. Ну, Тонечка, кто в этой жизни не ошибается?
-Ну, и что же там не по тебе? — заинтересовалась Тоня.
-Да все не то, можно я присяду? А то говорят, в ногах то правды нет, — неуклюже пошутил бывший муж.
Антонина снисходительно показала ему на стул кивком головы.
-У тебя, Тонечка, чистота всегда идеальная. А на подоконнике, вон, розы цветут — красные.
А у нее вечно все разбросано: платье на спинке кресла, лифчик на ручке двери, а на люстре, прикинь, трусы красные. Вместо роз… Говорит, это для того, чтобы деньги в доме не переводились.
-А что, есть такая примета, — казалось, не удивилась Тоня, — но у нее хоть кружевные, что там S или L? А у меня ХХL, сам говорил, да еще с начесом.
-Ну говорил, дурак был, — смиренно опустил глаза в пол Боря, — от тебя то, вон, борщем пахнет. А от нее…Тьфу…День и ночь парфюмом этим заморским.
-Ну а в энтом плане как? — поддала жару Тоня, — ничего?
-По расписанию, — признался бывший муж.
-А деньги-то небось, не по расписанию, а каждый день?
-А как же…Хотя, деньги все как в черную дыру улетали. Ни сготовить, ни посуду помыть. Все время сухой паек или ресторанное. Соскучился я по твоему борщу, по котлеткам твоим, Тонечка!
-Да, исхудал весь, от пуза то ничего не осталось. Видимо, на пользу тебе такая то жизнь…С молодайкой…
-Не, Тонь, что ни говори, а детей мы с тобой хорошо воспитали, — в глазах мужчины разгорелся огонек гордости, — Светка то наша какая самостоятельная. И профессию хорошую получила, и мужа правильного выбрала, и внука здорового родила. И в доме у нее все, как у тебя, все на своем месте…А тут, только губы дуть…С работы сразу уволилась, и по дому ничего. Все у нее салоны красоты, да массажи…И эти еще — девичники.
-А ты как хотел? — возмутилась Антонина, — Ты от бабушки ушел? Ушел! К девочке? К девочке! Вот тебе и девичники! Жалко, что не съела она тебя до сих пор, как колобка, эта рыжая! Так, бока помяла чуть…
-Ну, прости меня, Тоня! Жить без тебя не могу! Только тебя одну люблю. Понял я!
-Да нет у тебя никакой любви, Боря. С тех пор нет, как ты дверь за собой закрыл. А может, и раньше уже не было, когда ты глазами своими бесстыжими на других баб смотрел. Когда возомнил себя молоденьким, про седины свои забыв. Когда детей своих и внука из жизни вычеркнул. Просто надоело питаться объедками, вот ты и вернулся.
-Какими такими объедками? — обиделся бывший.
-А ты думаешь, что у вас по расписанию просто так, что ли? В очереди ты, Боря, в порядке расписания. И из ресторана еще неизвестно что вам присылали…Да ты и сам лучше меня все знаешь, — махнула Тоня рукой.
-Ну, знаешь ли, по расписанию…Не пойманный — не вор!
-Вот ты и решил ретироваться, пока не поймал, чтобы не так больно было. Я то это все уже пережила, перестрадала, сгорела и восстала из пепла, как птица Феникс. А тебе все это еще предстоит. И жить тебе с чистого листа еще предстоит, идти то тебе, на старости лет, некуда. А моя дверь для тебя навсегда закрыта!
-Ты это, не пугай меня так, Тонечка. Неужели ты все так забудешь? Наши двадцать пять лет семейной жизни вычеркнешь? Ну не вели казнить, Тоня, вели миловать!
-Да я бы и простила, если бы не одно но…
-Говори, что за но, я все исправлю, — обнадежился Борис.
-А то, что вернешься ты восвояси, поначалу руки мне целовать будешь. А потом раздражаться начнешь, потому что предательство твое всегда между нами стоять будет. «Давай все забудем! Хватит уже! Я же вернулся!», — говорить станешь. А мне придется создавать тебе хорошие условия, ведь ты же ради них вернулся. Высоко ценить возвращение свое будешь — ведь ты же подвиг совершил. Ради меня! И я ценить это должна, в ножки тебе за это кланяться. Ты же меня выбрал!
-Тебя!
-Да нет, не меня, а себя ты выбрал.
Порядок в доме ты выбрал, кастрюлю борща горячего, чистые и выглаженные хрустящие рубашки, спокойствие и комфорт. Голову свою выбрал, пока она рогами не обросла. Кошелек свой выбрал, пока он совсем не опустел. И всегда ты себя выбирать будешь. И снова уйдешь, лишь только появятся в твоей жизни лучшие условия. А потому, иди, Боря. Иди подобру-поздорову, нет тебя больше в моей жизни. Светке скажу, чтобы простила тебя, если захочешь с внуком повидаться. Володьке скажу, чтобы зла на тебя не держал. Сама, скажу, тебя выгнала. Негоже отцу со своими детьми не ладить.
Вот, съешь тарелку борща, и уходи!
