Заметив, что после визита свекрови на дачу пёс стал подозрительно рычать на грядки, я сперва не придала этому значения.
Мало ли — может, мышь там завелась или кошка соседская пробегала. Но вот муж каждый раз, проходя мимо, начинал ехидно посмеиваться и бросать фразы вроде:
— Ох, ты даже не представляешь, что там у тебя растёт…
И это «у тебя» уже начинало меня раздражать.
Вечером, когда муж ушёл в гараж, я взяла перчатки и решила прополоть грядки сама. Земля была рыхлая, влажная, пахла свежестью… но кое-где торчали странные, колючие ростки, которые я не помнила, чтобы сажала. Пёс ходил кругами, поскуливал и толкал меня носом, будто пытался остановить.
Я выдёргивала сорняки один за другим, пока не наткнулась на небольшой свёрток в целлофане. Сердце ухнуло.
Внутри — аккуратно перевязанная ткань с чем-то тяжёлым…
Я не успела развязать, как за спиной раздался голос мужа:
— Ну что, нашла «урожай» мамы?
Он стоял, хитро прищурившись, а я, сжимая в руках свёрток, поняла, что это будет разговор, который изменит не только наш огород, но и нашу семью.
Я развернула ткань, и в ту же секунду в горле пересохло.
Внутри лежала старая, потемневшая от времени шкатулка. Замок проржавел, но крышка всё ещё держалась крепко.
— Это… что? — выдавила я, не отрывая взгляда.
Муж пожал плечами и, будто нарочно, протянул слова:
— Память… семейная. Мама сказала, что пусть хранится у нас. Тут… вещь ценная.
Сердце колотилось так, что я едва слышала собственный голос:
— И ты даже не спросил, что внутри?
— Зачем? — он усмехнулся. — Некоторые тайны лучше не трогать.
Пёс снова зарычал, вцепившись зубами в край шкатулки, будто хотел вырвать её у меня. Я оттолкнула его, но тот не сдавался.
И в этот момент я поняла, что если сейчас не открою её, то потом не найду в себе смелости.
С усилием, ногтем поддев щель, я подняла крышку.
Внутри — аккуратная стопка писем, пожелтевших, перевязанных бечёвкой… и под ними блеснуло что-то металлическое.
Я коснулась рукой… и почувствовала ледяной холод. Это был… ключ.
— Вот и всё, — муж отступил на шаг, — теперь тебе придётся самой решить, открывать ли ту дверь, для которой он.
Пёс завыл.
А я вдруг поняла — это не шутка. И «та дверь» могла быть совсем рядом.
Я сжала ключ так крепко, что он впился в ладонь, оставив холодный след.
Пёс уже не просто рычал — он тянул меня в сторону старого сарая за огородом. Того самого, куда свекровь всегда закрывалась одна, когда приезжала.
— Не вздумай, — муж неожиданно стал серьёзным и шагнул вперёд. — Я тебе говорю, не открывай.
— Почему? — спросила я, но он лишь отвернулся.
Внутри меня всё кипело. Сколько можно жить среди этих полутонов, недомолвок и странных семейных «традиций»?
Я оттолкнула его, прошла по узкой тропинке, пока босые пятки не коснулись прохладной земли у сарая. Замок там был старый, с огромной скважиной — как раз под этот ключ.
Пёс заволновался, начал скрестись лапами по двери. Я вставила ключ… и услышала лёгкий щелчок.
Дверь со скрипом поддалась.
Запах ударил в нос — смесь старой древесины, земли и чего-то сладкого, приторного… как у забытого в шкафу варенья.
В полумраке я различила деревянный стол, на котором стояли десятки стеклянных банок. В каждой — что-то… плавающее в мутной жидкости. Я подошла ближе и едва не вскрикнула.
Это были детские игрушки — куклы без глаз, плюшевые мишки с вырезанными животами, маленькие ботиночки, аккуратно уложенные по парам.
И на каждой банке — бумажка с датой.
Самая свежая — вчерашний день.
А за моей спиной вдруг раздался тихий, но очень знакомый голос свекрови:
— Я же просила… не трогать.
Если хочешь, я могу продолжить так, чтобы рассказ перешёл в по-настоящему жуткий и напряжённый триллер
