Ещё затемно Кирилл Николаевич слыхал, вроде кто-то шастает вокруг дома. Он оторвал голову от подушки и прислушался.
«Тихо. Можа, медведь?»
«Да нет, кабы Потапыч сюда добрался, так шуму бы наделал поболе. Либо волки?»
С рассветом Кирилл Николаевич засобирался к коровке, раньше Варька её доила, но нынче с новорождённой ей надлежит возиться. А у бабки ноги совсем негожие и хозяин сам взял на себя эту обязанность.
И только мужчина показался на пороге, как его тут же скрутили двое и затащили снова в хату, а выбитая из рук доёнка под молоко, так и покатилась по мёрзлой землице.
— Ружьё есть? — грубо спросил один из нападавших.
— Есть. — сразу признался старик. — Вон, на гвозде у входа. А в сенях еще висит, за тулупом.
Подхватившиеся женщины во все глаза смотрели на непрошеных гостей, но Кирилл Николаевич давал им знаки, чтобы помалкивали, вроде в рот воды набрали.
В сени за ружьём мужики вышли вдвоём ,и тогда Варвара Петровна напала на мужа, произнося каждое слово шёпотом:
— Зачем ты и Варькино им подсказал, где оно находится?
— Лучше честно всё выдать, так и так найдут. А как прознают ложь, то сразу и порешат. Молчать мне, бабы!
Потом Варвара Петровна, по требованию мужа, кормила пришельцев и затравленно бросала взгляды на своего старика, что же он задумал? А Кирилл Николаевич, по чём свет стоит, ругал Советскую власть, мол, они и сына у него убили.
— А шо и сюда приезжали два года назад? — полюбопытничали неизвестные.
— А то как же! Было у нас две лошади и три коровы, так всё забрали, и птицу забрали, и много чего ещё. Всё нутро моё не принимает Советы, да шоб им пусто всем сталось! — смачно врал хозяин, он же видел, как друзьям нравилось такое выслушивать. По существу, Кирилл Николаевич во многом и новую власть не одобрял, но кулаков ненавидел ещё больше.
— А это кто? — поинтересовался здоровый кругломордый детина, указывая на Варьку.
— То внучка наша, дочь убиенного сыночка. — дед попытался изобразить слёзы, хлюпая носом.
— А прибавление у ней от кого? — тут же последовал очередной вопрос.
— От мужа , от кого ж еще? — нарочито вскинулся хозяин.
— То понятно, шо ни ветром задуло, дык, где же он, супружник етот?
— Исчез. Уж годок, как снарядили мы его в город за солью, нам без соли никак. Сами знаете, мы лесные люди, потому мясо надо на зиму готовить. А он, сердешный, так и не возвернулся. Мабуть тоже в грязные лапы коммунаров попал. Так несчастный и не прознал, шо у нёго дивчина народилась. Царствие небесное! — и Кирилл Николаевич трижды осенил себя крестом.
Пришельцы сочувственно кивали, но сами помалкивали, язык не распускали.
Деду они поверили, но всё равно осторожничали, видимо много на кон поставлено, поэтому легли спать на лавках, а стариков на печку отправили, чтобы сподручнее было следить сразу за всеми. Варька оставалась за своей занавеской, её не трогали.
А на следующее утро «гости» отправились осмотреть окрестности, да и задержались на пороге, они не знали, что хозяин уже слез с печи и стоит в сенях под дверью.
Варвара Петровна накинулась на мужа, когда тот к ним с Варькой присоединился.
— Чего подслухиваешь, дурак старый? А ну, коли они назад бы наметили, так и угорел бы в нетопленой бане, зараз уличили бы тебя, малахольного. О нас с тобой не задумаешься, так, хоть внучку с дитёнком пожалей.
— Тихо ты, сорока! Я не зря там простаивал, кое-что разнюхать удалось, да и убрались они уже далече. — махнул рукой на жену Кирилл Николаевич.
— Ну? — заинтересовалась Варвара Петровна и поманила внучку, чтоб и та узнала новости, от которых, возможно, зависела их жизнь.
— Это кулаки с Подвойского, которые Яшку и его дружка в зимовье подожгли. — Кирилл Николаевич заметно волновался.
— Ох! — вскрикнула Варька и тут же зажала себе рот.
— Они с окраин следили за деревней и им стало ясно, что Яшка, которого они считали мёртвым, вдруг воскрес, и на побегушках у комиссара. Вот они и замыслили шлёпнуть сразу двоих. И ужо бы такое проделали, да патроны у них закончились. А нынче в ночь затевают расправу, тем более, что в селе нету охраны, из революционеров тока один большевик. — продолжал хозяин.
— Божечки! — всплеснула руками Варвара Петровна. — А как они не боятся, что их за то словят когда?
— Бают, будто сразу в леса подадутся. Там где-то банда таких, как они.
— Кирюха. — обратилась к нему Варвара Петровна. — И ты мечтаешь, они нас живыми оставят? Зачем им видаки и послухи?-
— Не знаю я. — вздохнул Кирилл Николаевич. — Тоже об том кручинюсь. Революционеры без царя в голове, а эти хужейше. За свою шкуру и мать родную не пожалеють.
— Я знаю, что надлежит делать! — вдруг, громко предложила Варька, и старики разом повернулись к ней, ещё не понимая, что она задумала, и детина же у неё малая. — Пока они прогуливаются, я выскочу незаметно и в деревню стребану, а там всех оповещу о этих кулаках. Яша с комиссаром явятся и арестуют их.
— Совсем рехнулась, девка? — тут же набросилась на неё Варвара Петровна. — Да ты туда, хоть бы до ночи долезла, а ну как кинутся, что мы им скажем, куда ты делась? Они же зараз скумекают, что по чём.
— Пустое. — согласился с женой Кирилл Николаевич. — Хоть бы на лошади, так они с собой повели Рыжика, не доверяют, а пёхом не так просто, долече. И малая тут заорётся без сиськи и чем мы пред ними оправдаемся, коли и правда спросют?
— Да малая и так всю ноченьку кричала, скажите им, будто в лес приспичило за корешками, ребёночку лекарство сварить от живота.
— Не поверют они. — заключила Варвара Петровна.
— Не такие они дураки, Варька. — снова поддержал жену Кирилл Николаевич. — А то наделаешь горя и нам, и себе, и своей детине. Мы-то ладно, ужо древние, а вот вы…
— Миленкие мои! — упала она перед ними на колени. — Они же Яшу загубят! Неужели вы никак не сообразите, что я такого не вынесу? Пусть не со мной он живёт, пусть не рядом, но я хоть знать буду, шо у Лушки батька где-то имеется. А коли пристрельнут его, то на кого после надеяться, нам и не ведомо, как тут у нас сложится, мож Яшке и придётся дочку воспитывать. Ну давайте попробуем! Говорите, будто девочка захворала, а они чуяли, как Лушка капризничала. Неужто они посчитают, вроде я доченьку бросила и в деревню навострилась?! Ну родненькие мои, ну соглашайтесь!
— Дурочка, что ты мелешь? — выразила своё мнение Варвара Петровна. — Ты о Яшке беспокоишься, который побаловался с тобой и бросил, а о малышке своей ты побеспокоилась? Чем кормить мы её зачнём, как проснётся?
— Бабуня, ну что ты как маленькая? Как меня вы растили без материнской груди, забыла? В лоскуток хлеб жевали, молоком губы мазали, а потом дедуня рог у коровки отрезал, дырочку там просверлил и не пропала же я, вот она, живая перед вами! Смекнёте на ходу что-нибудь, а там и я обернусь. — и не успели старики бровью повести, как Варька их уже расцеловала и, накинув на плечи заячий полушубок, с быстротой молнии очутилась на улице.
— Господи! Да что ж она творит, а, дед? Я ей приказываю, мол, нельзя, а она мозги засорила и смылась, вроде скаженная.
Кирилл Николаевич молчал. Хотелось озвучить, что, видимо, им конец всё равно, хоть так рассуди, хоть этак, но он не мог себе подобное позволить.
Гришка с Емелей спустились к реке, таща за узды за собою лошадь. Они тихо переговаривались между собой, строя планы на вечер. Но внезапно, Емеля почувствовал что-то неладное и оглянулся в сторону леса. Ему показалось, будто за пригорком мелькнула чья-то тень.
«Кто это, зверь или человек?» — медлить и разгадывать не стал, швырнул уздечку Гришке и пустился в том направлении, где секунды спустя, наблюдал что-то подозрительное.
А ещё через некоторое время округу огласил громкий выстрел. Кирилл Николаевич подхватился и попятился к окну. Старик сразу заметил, как один из кулаков со всех ног бежал к тому месту, где недавно прозвучал выстрел. Страшная догадка пронзила всё тело, отзываясь стуком в висках и нестерпимой болью в сердце. Не раздумывая, он бросился к двери, но тут же замер от истерического окрика супруги:
— Кирюха, что там, а? Это что, по нашей Варьке? Ты что, онемел, что ли, ну говори, хоть что-нибудь… — выла на всю хату старуха.
— Замолчь немедленно! — тоже громко приказал он жене. — Детину напугаешь. — уже тише. — Закройся на все засовы и никого не пущай, поняла?
— Куда же ты, Кирюха? Ты же безоружный! — Варвара Петровна нагнала его в сенях.
— Я сказал, закройся! Еще у меня есть ружьишко, на сеновале припрятанное. В окна тоже не высовывайся. Всё, пусти меня, женщина!
Варвара Петровна по инерции выполнила просьбу супруга, а потом скрылась за занавеской, где мирно спала правнучка. Тело тряслось, как от озноба и дыхание затруднялось от этого. Пожилая женщина невольно издавала гортанные звуки: «у-у-у», а дрожащими руками прикрывала рот, чтобы не разбудить ребёнка.
Вот так же плохо было, когда Кирилл пустился искать сына, который задерживался с дровами, она наперёд знала, что живой он уже не предстанет пред ними. Так и сейчас…
«Всё, это конец! Для чего дальше жить?» — но потом она медленно повернулась к колыбели и глаза тут же наполнились слезами.
— Зачем ты есть, Лушенька? Кабы не ты, то уснула бы вечным сном, чтобы ничего более не видеть и не слышать. Но ты держишь, малюточка моя, ты нас крепко возле себя держишь. — глухо рыдая и запинаясь, молвила пожилая женщина.
Емеля и Гришка, довольные возвращались к домику. Взобрались на порог и дёрнули за ручку, но двери не отпирались.
— Закрылись, суки. — процедил сквозь зубы Емеля. — Быстро мы их раскусили, краснопузое отродье. — А ну, Гришаня, стукни в окно. Если не откроють, то заживо их спалим.
Гришка спрыгнул с высокого крыльца и только поднял руку для размаха, как тут же упал, вроде его подкосили, сражённый выстрелом в спину. Емеля растерялся, не ожидая подобного, он неуклюже шлёпнулся на порог, роняя при этом ружьё. Мужчина трусовато заныл и поспешно накрыл голову полой тулупа, но это не спасло. Кирилл Николаевич, весь свой век прожил в лесу и охотился на самых ловких и изворотливых зверьков, к тому же, и на зрение пока не жаловался. Емеля дёрнулся и затих, а уж тогда и хозяин выбрался из своего укрытия.
Кирилл Николаевич бросил ружьё в сараюшке и еле передвигаясь побрёл к тому месту, где по его разумению должна лежать застреленная Варька.
«А может, надо поторопиться, может она ещё того, дышит?… Да нет, коли так, то кулачьё не возвращались бы оттуда в развесёлом настроении, они бы вообще не вернулись, а продолжали преследование.
Ну да, так и есть… Распласталась горемыка наша, вон, и косочка вся в крови…
Ты б утикла, я знаю, кабы до сих пор сохранилась худенькой и быстрой. — обратился к ней мысленно Кирилл Николаевич. — Но беременность и рождение девочки поменяло тебя до неузнаваемости, ты стала ужо далече не такой, как в девках. Вот и не справилась, не перехитрила пулю.»
Мужчина постоял рядом немножко, как будто нарочито оттягивая время, чтобы полностью убедиться в её гибели, затем нагнулся и резко перевернул тело Варьки с живота на спину.
Глаза молодой женщины были открыты, но Боже упаси, никакого в них ужаса, наоборот, на губах застыло какое-то подобие улыбки. Кирилл Николаевич потянулся и прикрыл потускневшие навсегда очи.
«Всё, касатка, не взглянёшь теперича ты на нас и мы тебя больше не увидим. Жизнерадостной и счастливой.»
Старик поднял голову к небу, но высокие деревья, как назло, его заслоняли, и тогда он не выдержал, зарычал лютым зверем, от накатившей безысходности и от которой так хотелось спрятаться или на веки затаиться, чтобы она мимо пролетела, дабы не испытывать эту мучительную боль и непосильные страдания.
«Не уберегли мы тебя, девонька, не уберегли.»
Кирилл Николаевич подносил к своему рту холодеющие руки любимицы и пытался их согреть своим дыханием, но, одумавшись, снова клал их ей на грудь. Сколько так часов прошло или минут, одному Господу известно, но, наконец, он очнулся от забытья и, поднявшись во весь рост, вновь заговорил с нею:
— Ну что же, голубка, нам домой пора.
Сетуя на судьбу и на стечение пагубных обстоятельств, старик отправился к себе во двор за лошадью, стараясь не смотреть на окно, из которого наверняка выглядывала супруга, ожидая его разрешения выбраться поскорее на улицу.
«Хоть бы она отвлеклась на малютку или ещё на что, только бы пока не ведала, что творится вокруг и если это так, то как же я ей завидую!»
Жеребец там же и находился, у речушки, где его и оставили кулаки. Пританцовывая, он часто перебирал ногами и, беспокойно отфыркиваясь, озирался на близлежащие кусты.
«А что, можа и хищник какой уже рядом. Прости, Рыжик. Более важные дела отвлекли меня от привычного быта.»
Почуяв хозяина, конь жалостливо заржал, но столько печали послышалось в этом его призыве.
«Животина и та беду чует.»
Рыжик рванул было навстречу, но крепкая привязь не пустила, заставила отскочить обратно.
Кирилл Николаевич совсем потерялся во времени, когда он запрягал Рыжика в телегу и как он снова оказался возле Варьки, держа под уздцы четвероногого друга, не помнил. Конь принюхивался к лежащей женщине и потом снова заржал, норовя головой потереться о плечо старика.
— Успокаиваешь, мой хороший? Спасибо. Ты не представляешь, какое пламя у меня внутри разгорелось и оно, проклятущее, словно заживо съедает мою плоть.
Кирилл Николаевич был ещё при силе, только спина всё чаще давала о себе знать и тяжёлое ему ни в коем разе поднимать нежелательно, поэтому он подхватил внучку подмышки и потянул безжизненное тело к повозке. Ноги её волочились по земле, а бьющиеся о коряги валенки издавали глухой звук: гук, гук, гук.
Но справившись с нелёгкой задачей, удобнее помещая «несбыточную надежду» на возок, старик всё медлил, чтобы не предстать перед женой со своею страшною ношей.
«Матери твоей я глаза закрывал, потом отцу, а теперь вот и тебе. Эх, Варька ты наша Варька, стрекоза ненаглядная.
Это мы виноваты в твоей погибели. Надо было становиться у двери и не пущать, а мы проморгали. А ещё Яшка повинен, который не отказывался от твоей щедрой любви, но обратно тебе ничегошеньки не давал. Дитё не считается, то от Бога. Но более того, ягодка моя, повинны кулаки, когда на Яшку с дружком напали. Кабы не они, то твоему соколу, ты бы и во сне приснилась, так бы и не познакомились вы.
Видишь, родная, какая короткая тропинка к твоей кончине. Я отомстил, да что толку? Лучше бы сто таких, как они, жило и здравствовало, а тока бы ты поднялась и крепко обняла нас со старухой.
Однако, надо выдвигаться.. Если бы ты знала, внученька моя, для меня желаннее сейчас лечь с тобою бок о бок, чем бы испытывать на себе горе твоей бабки.»
Утираясь тыльной стороной ладони, заплаканный старик, сгорбившийся почти до самой земли, повёл коня обратной дорогой.
Свою Петровну он узрел ещё издали, та стояла на порожках, предварительно сковырнув оттуда одного из убийц. Она не рыдала и не заламывала руки, а просто застыла, как изваяние и внимательно наблюдала за этим скорбным приближением супруга, порой держащегося за лошадь, потому что самостоятельно идти был не в состоянии.
Когда уж поравнялся с нею, то Кирилл Николаевич всё-таки набрался смелости, хоть невзначай стрельнуть взглядом в её сторону, и тут же ужаснулся. Её лицо в одночасье почернело, а глубоко провалившиеся глаза сделались мёртвыми, они совершенно не излучали хоть капельку живого блеска. Щёки обвисли, а бескровные губы вытянулись в одну тонкую линию.
Варвара Петровна шагнула к подводе и уцепилась за её низкий деревянный борт. Затем правой рукой накрыла лицо внучки и глядя куда-то поверх сосен, издала громкий и протяжный вопль, как будто выплёскивая наружу самую горькую жалобу всему окружающему, при этом понимая, что никто на свете ей уже не поможет.
Рыжик дёрнулся, испуганный неестественным натуженным криком, но скосив глаз на хозяйку, сразу сник и присмирел, отдавая дань ситуации, навроде он мыслящий человек, а не какая-то худобина.
— Варя, не смей, Христом Богом прошу тебя! — взмолился Кирилл Николаевич. Но всё бесполезно, она и внимания на него не обратила.
Тогда он подскочил к ней и грубо схватив за плечи, несколько раз с силой тряхнул её.
— Да слышишь ли ты меня, Варя? Нельзя нам так, понимаешь? Мы права на то не имеем за свою шкуру думать, у нас Лушка ишшо. Говорю тебе, очнись же!
Варвара Петровна внезапно замолчала и опустила голову.
— Прости, Кирюша, ты правый. Мы не должны так, ради Луши не должны.
— Молодец, умница моя, жена моя пригожая! — он целовал её мокрое лицо и прижимал к себе безвольную хрупкую фигурку. — Мы столько уже хлебнули с тобой на двох, но это наше последнее испытание. Ты согласна? Осталось чуток, тока бы дивчина маленько подросла…
Варя, давай зараз вот об чём договоримся. Будем с тобой бороться до самого конца, нам запрещено поступать иначе, но если вдруг, что стрясётся с кем-то первым из нас, то оставшийся в живых сразу берёт ребятёнка и направляет стопы в деревню к Катерине, она подможет, да и звала ужо нас давно. Смекаешь, Варя?
Женщина кивнула.
— У нас, Варя, иного пути нет. Когда мы вместе, то ещё как-то выдюжим, а порознь нам никак не справиться.
Варвара Петровна вновь кивнула.
— Я сейчас погружу эту падаль, — Кирилл Николаевич имел в виду Гришку с Емелей. — и завезу их в такие дебри, что и волки их там не отыщут.
— А чего не в Подвойское? Мы же никому худого не сделали? — удивилась Варвара Петровна.
— Нам эта шумиха нежелательна. А то, как нагрянут большевики, и чего доброго коня заберут или корову. А нам потом, хоть заживо помирай. Я комиссару и Яшке тылы прикрыл, а дальше пусть сами между собой разбираются, но я не хочу, чтобы кто-то прознал об том, чуешь?
Варвара Петровна лишь вымученно вздохнула.
— А покуда… вынесу лавку из дома и укладу на неё внучку. Ты похлопочи в моё отсутствие, волосы еёшние отмой от крови. Наряжать не станем, некогда. Вот в этом и похороним. Тока сарафан её тот красивый в гроб положим, она сама там оденется. А если хто покажется, ну, можа на звуки выстрелов, тады гутарь, будто явились двое и сиротинку нашу изничтожили. А вроде меня в то время и близко не было, мол, по делам укатил, чи поняла? — снова спросил он. — А хоронить будем в моей домовине и в яме тоже моей. Как загодя ведал, что сгодится.
— А гроб когда оббивать? — вспомнила несчастная женщина.
— Некогда, Варя. Надо всё сноровисто и без следов. Материю тоже с ней покладём, а она разберётся. Ты за ляльку не забыла, чем кормить зачнём, коли проснётся?
— Ужо просыпалась. А я прежде рожок в кладовке отыскала, что Вареньке ты мастерил. Вымыла его в кипятке и опосля только молочко туда залила.
— Коровье?
— Нет. Варя вчера лишнее сдоила в кружку, и ноне с утра. — старуха всхлипнула, а потом виновато глянула на мужа, мол, больше не повторится такое. — Там ишшо раза на три хватит, а дальше да, станем коровье с водой мешать… Луша наелась, я ей пелёнки сменила и она снова уснула, ласточка моя, а мама вот… Не стоило тебе, Кирюша, тогда копать ту могилу, примета плохая.
— Не упрекай, Варя, ты знаешь, что я бы за внучку свою жизню отдал не задумываясь, но то невозможно.
А дело обстояло так:
В разгар весны Варьке, вдруг заплохело. То голова у ней кружится, то тошнит. Что понесла она, у стариков и в мыслях не проскальзывало. От кого? Яшка еще до новогодних праздников тут гостил, а с тех пор, почитай, полгода минуло. Мож съела чего? Так, вроде у них всегда всё свеженькое. Но вскоре, правда, ей полегчало, к неимоверной радости родных, к тому же, у девушки в разы повысился аппетит и она заметно раздалась, как говорится, во все стороны. И опять старикам невдомёк. А когда сильно округлившийся животик никуда уже не спрячешь, то внучка и призналась им во всём.
Оказывается, Яшка ещё разок наведывался и они кувыркались с ним на сеновале, а зарубку положили еще в первоначальном его пребывании у них. Кирилл Николаевич рассвирепел, а что поделаешь — сучка не схочет и кобель не вскочит.
Наперёд догадываясь, что всё равно не скроешь новорождённого, Варвара Петровна поделилась секретом со своей подругой Катериной Оленевой, а та им и сообщила, мол, друг детства вашей Варьки, младший внук Кузьминых, Сашка, до сих пор по ней сохнет, а однажды, он даже самой Екатерине обмолвился, что вроде так Варьку любит, что и с детками бы ту замуж взял с превеликим удовольствием.
Кирилл Николаевич не очень доверял бабским сплетням, поэтому лично переговорил с молодым человеком, уверенный, что устраивает счастливое будущее родимой внучке. Сашка Кузьмин подтвердил слова Катерины и, окрылённый услышанным, Кирилл Николаевич, по приезду домой, вызвал Варьку на откровенный разговор.
Но та взбрыкнула и ни в какую не поддалась, даже речи вести на эту тему, мол, не любый он мне и замуж за него не пойду.
— А кто тебе любый? Тот, кто Николы с тобой под венцом не окажется?
— Пускай, но за Сашку всё одно не пойду.
После этого происшествия, когда разбились все его мечты о благополучной Варькиной семейной жизни, Кирилл Николаевич занедужил, сердце прихватило. Но мужчина скрывал это от близких, и всё чаще стал пропадать на хоз-дворе, где тайком мастерил себе домовину, а потом потихоньку принялся и за рытьё могилы. Но не успел закончить, получилась всего метра на полтора, а то и меньше, его застукала на «рабочем месте» вездесущая Варвара Петровна и такой ему скандал учинила, после которого хозяин сразу исцелился, лишь бы только никогда не попадаться в немилость собственной жены.
— Ты что удумал, горе моё луковое? А у нас с Варькой ты спросился, можно тебе помирать али нельзя? Ты на кого нас покинуть собрался, дуралей, что мы делать станем без тебя? А еще и детина народится. Легче всего залечь в сырую землицу, да и отбросить все заботы и хлопоты, а нам что с Варькой, следом за тобой приноравливаться? Ах дурень, дурень… Сколь лет тебе, что так неумело рассуждаешь?! А понять внучку не пробовал? Ты-то по привязанности женился?… Чего молчишь, отвечай!
— Сама знаешь. — буркнул он.
Кирилл Николаевич отсутствовал часа два, а когда возвратился, то увидел, что Варя по-прежнему лежит на лавке, но уже гладко причёсана и на волосах, спрятанных под вязанный платок, и полушубке, следов крови нету. В её изголовье помещалась железная кружка, наполненная зерном, в которое воткнута горящая свеча. Недалеко стоял раскрытый гроб, всё-таки Варвара Петровна вытащила его из сарая и волоком притянула сюда вместе с крышкой. Внутри домовины она уже постелила какую-то материю и из соломы, накрытой новым куском сатина, соорудила подушку. Самой же старухи, здесь не оказалось.
Кирилл Николаевич поспешил в дом, всё ли нормально с женой, но та, за занавеской, заботливо кормила из рожка новорождённую, а обнаружив, что за нею наблюдает супруг, пришикнула на него, дабы не разбудил малышку.
Потом они вдвоём переместили тело Вари в гроб, а его на телегу, что было не так-то и просто, особенно возникло много проблем, когда домовину с покойницей опускали в яму. Но потихоньку, с передышками, покрепче наматывая верёвки на руки, старикам удалось исполнить последнюю дань перед погибшей внучкой.
Засыпали могилу тоже вдвоём, как-нибудь, но Варвара Петровна тоже помогала, понемногу брала земли на лопату и кидала её вниз.
Когда закончили, Варвара Петровна отлучилась глянуть на ребёнка, а Кирилл Николаевич срубил две не толстые кедровые ветки и соорудил из них крест.
По весне, Варенька, я тебе настоящий крестик сделаю, а ноне тока такой.
Уже с сумерками уставшие супруги забрели в дом и долго сидели за столом, поминая Варю тем, что нашлось из съестного.
— А зачем ты и ружья кулацкие отвёз вместе с ними? Мож нам бы и сгодились. — спросила старуха у хозяина.
— Не жадничай, Петровна! — ответил он ей. — И неизвестно у кого они их раздобыли. Можа убили каких большевиков, а нам опосля расхлёбуй.
— И то так. О-хо-хо-хо-хо… Вот и свидится наша касатка с родителями, а то она и не знала их. Артёмку медведь погрыз, когда Варе и года не исполнилось. Конешне, она никого не помнит.
Кирилл Николаевич промолчал, внимательно вглядываясь в супругу, стараясь скрыть немощь, но та это не заметила.
