Да и какая из неё была бы мать? Ты посмотри на неё, ни доброты в ней нет, ни жалости к людям. Да и сама какая-то мосластая она, как лошадь, кто же такую полюбит? Пустая она и есть пустая, потому господь и не дал ни мужа, ни ребёночка. Другая бы хоть от кого родила, вот Наташка соседская принесла в подоле. Отец как орал на неё, а теперь внука с собой везде берёт, говорит помощника себе ращу. А наша даже на это не способна. Копия твой брат на характер, бывает же так, вроде совсем чужие люди, а так похожи. И за что нам с тобой такое судьба подсуропила такую родню иметь? Не пойму, чем мы не угодили?
Мать выкладывала мясо с мозговой костью из кастрюли на тарелку, и ворча попутно, наливала отчиму горячие кислые щи.
Ответа от него она не ждала, Матвей не любит за едой разговоры разговаривать.
Да и сама болтала она больше по привычке, вспомнила, что дочка её единственная Верка должна была из города в гости к ним наконец-то приехать, вот и честила её почём зря. Полгода не приезжала к матери!
Верка стояла за дверью и всё слышала, но решила выждать.
Всё что мать говорила она знала давно.
И что младшего брата своего отчим давно не считает за нормального человека, потому и командует им.
Вроде как за Пашкой он с детства присматривал, считалось — за болезным младшим братцем, да и привык решать за него.
Отчим и женил Павла против его воли на их соседке одинокой. Люся старше Павла на шесть лет, у неё дочка Марина уже в школу ходит. А своих детей у них нет, да и не удивительно, говорили Пашка немощний в этом деле.
Да Люське на это и плевать, ей так удобнее, она если надо себе утеху найдёт. Зато у неё в доме мужик есть, хозяин Пашка хороший. На нём и дом, и огород, и за Маришкой присмотрит. Да и отчим рад, что брата пристроил, не останется Павел теперь один в старости бобылём. Тем более, что Люська баба жалостливая, ласковая, она его не обижает…
Вера постояла ещё за дверью, пока мать ворчала и гремела кастрюлями.
Было слышно, как отчим отставил пустую тарелку и придвинул мясо. Он грыз мозговую кость и стучал ею по столу, пытаясь выбить то, что осталось. Потом мать ему чай в кружку налила и громко размешивала сахар, отчим любил послаще, ложек семь с горкой, не меньше.
Вера всё это помнила наизусть и тихо его презирала, иной раз до отвращения. Даже сейчас она представляла, как он ногтями будет выковыривать мясо из зубов, и тут же подступала тошнота.
Как же хорошо, что она от них уехала тогда!
Ну а мамка её всегда ворчливая была, бухтела беззлобно, хотя и обидно, да Верка привыкла и внимания не обращала.
Когда в их доме Матвей Егорыч появился, мать её неожиданно расцвела.
Волосы стала необычно наверх укладывать, приоделась, да помадой губы мазала.
Рада была без памяти, что Матвей её с довеском взял, Верку она родила от заезжего кавалера, обманул он молоденькую тогда Надю. И теперь она перед Матвеем показывала, как не любила она никогда того заезжего.
Мол охмурил он её, почти силой даже, страшный сам был и Верка вся в батю своего, не иначе. Такая же мосластая, да веснушчатая, глаза бы на неё не глядели, один вид её ей о том напоминает, чего помнить не хочется!
Отчим эту тему не обсуждал, ему похоже было до фонаря, красивая или страшная Верка и на кого она вообще похожа.
Верке было пятнадцать, когда Матвей Егорович у них в доме появился, и она сразу поняла, что лишняя. И недолго думая решила уехать в училище, а там может и как-нибудь устроится её жизнь. Тем более мать с отчимом и правда ладили, он сразу взялся, дом обновил, забор новый поставил. Молчит, да делает, а дела у него спорятся, понукать не надо. Мать от этого счастливая ходит, вот и Верка им мешать не собирается.
Когда училище окончила, Вера к матери приезжала, погостила немного. Тогда то всё и вышло, отчего Вера теперь тайну от всех имеет и не знает, как дальше ей с этим жить…
Наконец-то стул скрипнул, это отчим наелся и чаю напился, пора ей и войти, и Вера открыла дверь,
— Мама, здравствуй, здравствуй дядя Матвей!
— При-е-халаааа, дождалися наконец-то, глаза чуть не выплакалииии, — ёрничала мать, оглядываясь на отчима, как обычно перед ним любила показать, как ей Верка не люба из-за отца её.
— Так угощай её, чего орёшь то попусту? — цыкнул на неё отчим, вроде как одобрительно. Вроде как показал, что он не против, и мать сразу замельтешила. Хотела ей тоже щей налить, но Вера вспомнила, как отчим хлюпал щами, когда ел, и невольно скривилась.
— Брезговает она, а кости так и торчат, позориться только с тобой, Верка, на хоть мяса с картохой поешь!
Вера
Когда уже пили чай, Вера достала конфеты и пирожные,
— Мам, хочешь?
— Замуж то не собираешься? Хотя кого я спрашиваю, — мать откусила пирожное и тут же сморщилась, — Порченое что ли?
— Да нет, мам, это с кокосом, хотела тебя порадовать, — стала объяснять Вера, но мать отложила пирожное и достала свой пирог, что всегда пекла Вере в детстве ещё,
— А ты хоть на ночь останешься? Как не можешь, с чего это? На ка пирога, лучше этот ешь, домашний хоть. Слыхала, Павел то наш что учудил? Раньше не брыкался даже, а тут Люську с хахалем застал и сказал, что уходит от неё. Мол не любит он Люську, и не любил никогда, просто брата старшего послушался по привычке, и всё. И вроде даже стал намекать, что у него любовь есть, это у Пашки то! Ну Матвей ему и хотел, как раньше, вмазать, а Пашка руку брата перехватил, и не дался в первый раз! Силища у него оказалась немерянная. О как его разобрало, к нам мы его жить не пустим, дундука этого. Вот Матвей и ходит мрачнее тучи, болит у него душа за братца, а у меня за тебя болит. Ты что ж думаешь, я железная? Это я от обиды ору, жалко мне тебя до слёз, вот и ору, чтобы тебя разозлить, может хоть от этого ты сильнее станешь!
Мать откинулась на стуле, в жар её бросило, то ли от чая, то ли от напряжения из-за разговора.
— Мам, подожди, я ведь что сказать тебе хочу, да не знаю как, — Вера взяла за руку мать и та враз побледнела,
— Ну что ещё то? Неужто ты беременна и тоже домой вернуться собираисси?
— Нет мам, я не беременна, я уже…
— Что уже? — не дала ей договорить мать, — Что это за «уже» такое, быстро говори!
— У нас уже ребёнок родился, мам, мальчик, месяц ему уже, я не знала, как тебе сказать. Но ты не бойся, я же комнату тогда купила, а соседка баба Зина с Мишей мне помогает, так что мы там будем жить, а ты не переживай, и дяде Матвею скажи, чтобы не переживал. Теперь у нас хорошо всё будет!
— Корявая ты, Верка, что на внешность, что на разговор, от кого ребёнок то? — вконец всполошилась Надежда Ивановна.
— Так от Паши, я разве сразу не сказала? От Павла, мам, от брата отчима, мы ведь теперь накрепко породнились. Да только жить будем мы отдельно, а знаться будем, захотите — приезжайте. Тебе ведь Мишка наш — внук, ну а Матвею Егоровичу — племянник, вот как вышло!
Мать, как рыба, стала воздух глотать, но потом смогла всё же и закричала,
— Матвей, поди ка скорее, слышь, что ЭТИ учудили! Где ж это видано, чтоб у таких, да любовь и дети родились, ла как же это?
Матвей пришёл, сразу понял, о чём речь, даже не удивился, усмехнулся только, — Дак они одного поля ягода, пускай живут.
Вот за это Вера больше всего была отчиму благодарна.
Они с Павлом поженились, живут в соседстве с бабой Зиной, она их Мише как бабушка родная. Комнату баба Зина уже Вере завещала, у неё нет кроме них никого.
Мать обещалась приехать, но пока они с отчимом к ним так и не собрались. Видно рады, что сплавили наконец-то, Вера и Павел на них тоже не в обиде. Они тоже теперь свободны и счастливы…
