Поразился поступку родственницы

Павел стоял посреди своей гостиной, залитой мягким субботним солнцем, и впервые за много месяцев чувствовал, как спадает с плеч невидимый, но тяжёлый груз. Он смотрел, как его жена Лена расставляет на столе тарелки для завтрака, как их дочь, лениво потягиваясь, выходит из своей комнаты.

В воздухе пахло не тревогой и не предчувствием очередного утомительного дня, а кофе, свежими тостами и покоем. Это было почти забытое, пьянящее ощущение свободы. Свободы владеть своим собственным временем.

Телефонный звонок, раздавшийся в этой умиротворяющей тишине, прозвучал как выстрел. Все трое замерли. Лена бросила на мужа быстрый, понимающий взгляд. Павел глубоко вздохнул, подошёл к телефону и, увидев на экране знакомое «Тётя Таня», нажал на кнопку приёма. Он уже был готов.

— Пашенька, привет, дорогой! — защебетал в трубке бодрый, не терпящий возражений голос тёти. — Яблони ломятся, урожай пропадает! Надо срочно собирать, иначе всё сгниёт! Я тебя жду сегодня к обеду, не опаздывай!
Год назад этот звонок вызвал бы у него приступ глухой тоски и вины. Он бы начал мямлить оправдания, ссылаться на дела. А в итоге, не выдержав напора, поплёлся бы заводить машину. Но не сегодня.

— Здравствуй, тёть Тань, — ровно и спокойно ответил он. — Я рад, что у тебя хороший урожай. Но я сегодня приехать не смогу. И завтра тоже. У нас с Леной и дочкой свои планы.

На том конце провода повисла секундная оглушительная тишина, а затем голос тёти изменился, в нём зазвенел металл.

— Как это не сможешь? — неверяще переспросила она. — Что значит «свои планы»? Яблоки же пропадут! Я на тебя рассчитывала!

— Я понимаю, — так же спокойно продолжал Павел. — Но я хочу провести эти выходные со своей семьёй. Мы едем на озеро.

— На озеро?! — в голосе тёти смешались обида, гнев и праведное возмущение. — Ты меня, старого человека, бросаешь одну с этим урожаем ради какого-то озера?! Да я для тебя в детстве…
— Тётя Таня, — мягко, но твёрдо прервал её Павел, — я очень ценю всё, что ты для меня делала. Но мой отпуск и мои выходные принадлежат моей семье. Я не могу больше разрываться. Пожалуйста, найми кого-нибудь из местных, я готов даже оплатить их работу. Но сам я не приеду.

Он услышал в трубке сдавленный всхлип и короткие гудки. Тётя бросила трубку. Лена подошла и молча обняла его. Он не чувствовал себя победителем. Он чувствовал себя взрослым человеком, который наконец-то научился защищать свою жизнь. И это было самое важное.

Хотя Павел и не понимал в тот момент, к какому решению подтолкнёт тётю Таню его категоричный отказ…

***

Эта тихая война за право на собственные выходные началась ранней весной.

Павел, 45-летний инженер, человек по натуре добродушный и неконфликтный, мечтал об идеальном лете. Впервые за многие года у них с Леной совпадал отпуск, а дочка-старшеклассница была достаточно взрослой, чтобы не требовать ежеминутного внимания.

Он планировал небольшие поездки на природу и рыбалку. Хотел наконец-то доделать ремонт на балконе. Павел предвкушал долгие, ленивые дни, проведённые с семьёй, а не в угоду чужим ожиданиям.

Первое сообщение от тёти Тани прозвучало как гром среди ясного неба:

«Пашенька, дорогой! Весна идёт, дачный сезон на носу! Не забудь, на майские ты мне нужен на даче, дел невпроворот! Ты же у нас главный помощник!»

Павел смотрел на это сообщение и чувствовал, как его радужные планы начинают рушиться. Он не был на этой даче лет десять. После смерти его матери, родной сестры тёти Тани, та стала единоличной хозяйкой участка.

Павел на него не претендовал, у него была своя жизнь, свои заботы. Но в сознании тёти он, видимо, так и остался «главным мужчиной в семье», который по умолчанию должен был выполнять все её поручения.

— Паш, ты поедешь? — спросила Лена, заглянув ему через плечо.

— Не знаю, — честно ответил он. — Неудобно как-то отказывать. Она же одна, ей тяжело.

— Ей не было тяжело последние десять лет, когда ты туда не ездил, — резонно заметила жена. — Она прекрасно справлялась.
Но чувство долга, вбитое с детства, оказалось сильнее. «Она же меня практически вырастила, пока мама на трёх работах работала», — думал он, заводя машину в первое майское утро.

На даче его встретил целый список дел.

Вскопать огород. Починить теплицу. Подрезать деревья. Тётя Таня, энергичная и властная, раздавала указания, не давая ему и минуты передышки. Он работал до позднего вечера, а когда, измученный и грязный, собрался уезжать, она с укором сказала:

— А забор покрасить? Я думала, ты на все выходные останешься.

Он вернулся домой далеко за полночь, чувствуя себя выжатым лимоном. На вопрос Лены: «Ну как, помог?», он лишь устало махнул рукой.

***

Это было только начало.

С тех пор его телефон превратился в филиал дачного кооператива. Тётя Таня звонила по несколько раз в неделю.

— Пашенька, тут сарай прохудился, надо крышу перекрыть!
— Паша, я заказала навоз, три мешка, нужно забрать со станции и привезти! Ты же на машине!
— Павел, у меня колорадский жук на картошке, срочно приезжай, нужно опрыскивать!
Он пытался уклоняться. Ссылался на работу, на усталость, на свои домашние дела. Но тётя была мастером манипуляций.

— Работа? — возмущалась она. — Разве твои бумажки важнее живого дела, семьи? Я для тебя в детстве всё делала, ночей не спала, когда ты болел! А ты мне теперь в помощи отказываешь?
Или:

— Свои дела? Какие у тебя могут быть дела в твоей бетонной коробке? Тут свежий воздух, природа! Я же для твоего блага стараюсь!

Лена видела, как муж мрачнеет после каждого такого звонка. Она видела, как он, проклиная всё на свете, в очередную субботу собирает инструменты и едет в эту ненавистную ему деревню.

Их совместные планы рушились один за другим. Поездка в аквапарк с дочкой отменилась, потому что тёте срочно понадобилось окучивать картошку. Поход в кино с Леной сорвался, потому что нужно было чинить сломавшийся насос.

***

Однажды произошёл особенно показательный случай.

Они с Леной и дочкой собрались на пикник к озеру. Наготовили бутербродов, замариновали мясо, собрали сумку-холодильник. Когда они уже выходили из квартиры, раздался звонок.

— Паша, срочно! — кричала в трубку тётя. — У меня слива упала, старая, весь проход загородила! Я одна не справлюсь, нужно её распилить и убрать!

— Тётя Таня, мы уезжаем, — попытался возразить он. — Мы уже в дверях стоим.

— Куда вы уезжаете?! — заголосила она. — А если я тут ногу сломаю, перелезая через эту сливу? На твоей совести будет!
Павел посмотрел на расстроенное лицо дочери, на напряжённое лицо Лены. И сдался.

— Хорошо, я приеду.

В тот день Лена впервые не сдержалась. Когда он вернулся поздно вечером, грязный и злой, она сказала мужу:

— Паша, я так больше не могу. Это не твоя дача. Это не твоя обязанность. Это твоя тётя, и она взрослый человек, способный решать свои проблемы. А у тебя есть своя семья, о которой ты, кажется, начал забывать.

На следующий день, в порыве гнева, Лена сама написала тёте сообщение: «Татьяна Ивановна, добрый день. Хочу предупредить, что на следующие выходные у нас семейные планы, и Павел будет занят».

Через пять минут телефон Павла взорвался звонком.

— Что это такое?! — кричала в трубку тётя. — Что это твоя жена мне указывает, когда тебе быть занятым, а когда нет?! Ты что, подкаблучник?! Совсем своей головы на плечах нет?!

Павлу пришлось долго извиняться и оправдываться, и он чувствовал себя униженным как никогда.

***

Переломный момент наступил в середине июля.

Тётя позвонила с очередным заданием — прополоть огромную плантацию клубники. Павел, в очередной раз отменив свои планы, приехал на дачу. Он подошёл к участку и увидел, как сосед, дядя Марк, бодро выпалывает сорняки на морковной грядке.

— Здравствуйте, дядя Марк, — поздоровался Павел.

— О, Паша, привет! А я тут Татьяне Ивановне помогаю, за небольшую плату, — простодушно ответил сосед.

Павел замер. Он подошёл к тёте, которая сидела на веранде и пила чай.

— Тётя Таня, а почему ты Марка не попросила и клубнику прополоть?

— Ну что ты, Пашенька, — засуетилась она. — Марк — чужой человек, ему ведь платить надо. А ты же свой, родной. Ты же от души поможешь, бесплатно. Морковки – вон небольшая грядка, а клубники – целая плантация!
В этот момент он всё понял. Его используют. Цинично, расчётливо, прикрываясь родственными чувствами. Он не «помощник», он — «бесплатная рабочая сила».

Через неделю история повторилась, но в ещё более уродливой форме. Он приехал без предупреждения, чтобы забрать забытый инструмент, и застал на участке двух местных подростков, которые лениво красили забор.

— О, Паша, а ты вовремя! — обрадовалась тётя. — Эти лоботрясы так медленно работают, да ещё и денег просят! А ты бы за пару часов управился, и качественнее! Давай-ка переодевайся и принимайся за забор.

Это стало последней каплей.

Он сел в машину и поехал домой. Всю дорогу Павел прокручивал в голове предстоящий разговор. Он репетировал фразы, подбирал слова. Он знал, что будет скандал. Но он также знал, что если он не сделает этого сейчас, он потеряет не только свои выходные, но и уважение к самому себе.

***

И вот он сделал это. Твёрдо сказал «нет».

После того звонка наступила тишина. Ледяная, напряжённая тишина, которая длилась неделю. Потом вторую. Тётя не звонила. Другие родственники тоже молчали. Павел сначала чувствовал тревогу, ожидая удара, а потом — странное, хрупкое облегчение.

Они с Леной и дочкой наконец-то съездили на озеро. Они гуляли по лесу, жарили шашлыки, смеялись. И Павел чувствовал, как к нему возвращается вкус жизни. Но где-то на подкорке всё время сидела мысль: это затишье перед бурей.

Буря грянула через месяц, но совсем не так, как он ожидал. Позвонила двоюродная сестра, и её голос был полон ехидного, плохо скрываемого злорадства.

— Паша, привет! Слышал новость? Тётя Таня дачу нашу продала!

Павел замер с трубкой у уха.

— Как… продала?

— А вот так! — с удовольствием продолжала сестра. — Сказала, раз помощи ждать не от кого, то и надрываться она одна не собирается. Нашлись какие-то ушлые ребята из города, предложили хорошую цену. Она и согласилась. Говорит, на эти деньги теперь будет всё лето по санаториям ездить, а не в грядках ковыряться. А нас всех назвала бездушными эгоистами.

Он молча повесил трубку и пошёл на кухню, где Лена варила кофе.

— Что случилось? — спросила она, увидев его лицо.

— Тётя продала дачу, — сказал он, и сам не понял, что чувствует.
Лена поставила турку на плиту и посмотрела на него. Они стояли и молчали, глядя друг на друга. Вся его борьба, его чувство вины, его страх перед семейным скандалом — всё это оказалось бессмысленным.

Его свобода была ему дарована не в результате его смелого поступка, а в результате простого, циничного расчёта. Он перестал быть выгодным активом, и от него просто избавились, как от старой, ненужной вещи.

И вдруг Лена тихо рассмеялась. Сначала тихо, а потом всё громче.

Павел смотрел на неё, и его тоже начал разбирать смех. Странный, нервный, истерический смех. Они смеялись до слёз, до колик в животе, стоя посреди своей кухни. Смеялись над абсурдностью всей этой ситуации.

Он получил то, чего хотел. Он получил свободу. Но эта свобода пахла не победой, а предательством. И он не знал, благодарить за это тётю или презирать.

— Теперь точно никакой дачи! – выдохнула Лена.

— Ну, леший с ней, — добавил Павел. Говорил он о даче или о тёте Тане, мужчина и сам не знал.

источник

Оцініть статтю
Додати коментар

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: