– Поживём пока у моей мамы, – сказала Марина Глебу, – Она у меня добрая, не выгонит, вот увидишь!
Глеб, высокий и крепкий парень с вечно взъерошенными русыми волосами, почесал затылок. Он и Марина встречались уже довольно давно, их отношения, казалось, текли своим чередом, без спешки и резких поворотов. Они наслаждались молодостью, совместными прогулками, встречами с друзьями, и мыслей о ЗАГСе пока не возникало. Но две полоски на тесте, появившиеся в одно туманное утро, заставили молодых людей спешно пересмотреть свои планы. Решение о свадьбе было принято почти мгновенно, словно само собой, ведь ребёнок – это серьёзно. Теперь у законных супругов появилась другая головная боль – надо было где-то жить.
Мама Марины, Татьяна Викторовна, давно уже жила одна в небольшом, но крепком частном доме на окраине посёлка. Ей было чуть за пятьдесят, и возраст уже оставлял свои следы на её лице – морщинки вокруг глаз, чуть опущенные уголки губ, но глаза всё ещё оставались молодыми и добрыми. Мужа не стало, когда дочка была ещё совсем маленькой, несчастный случай оборвал его жизнь в расцвете лет. Благо, от мужа остался этот дом, который когда-то достался ему от колхоза, где он проработал всю свою недолгую жизнь. Татьяна так и не вышла замуж повторно. Других мужчин она в свою жизнь не пускала, словно храня верность своей единственной любви. Конечно, были ухажёры – то сосед-вдовец заглянет на чай, то коллега по работе предложит проводить, но до совместного сожительства дело никогда не доходило. Она привыкла быть хозяйкой в своём доме, сама принимать решения, и, видимо, не хотела менять свой уклад.
И вот теперь её единственная дочка выросла. У неё появился Глеб, ставший ей мужем, и, как выяснилось, они ждали пополнения. Татьяна Викторовна, узнав новость, сначала расплакалась – от радости и от легкой грусти по ушедшему времени, а потом, собравшись, стала думать, как же им помочь.
– Отчего не пущу? Конечно, живите, сколько влезет! – отвечала Татьяна на вопрос дочери, пустит ли она их к себе пожить, и её голос дрожал от волнения. – Места у нас достаточно. Вам спальню выделю, ту, что побольше, с окном на сад. А сама я в дальнюю комнату перееду, мне там хорошо, тихо, книжки читать удобно. И не переживай ни о чём, родная.
На том и решили. Марина обрадовала Глеба. Тот жил с родителями в маленькой трёхкомнатной квартире, у них была большая, многодетная семья, и места всем не хватало. Поэтому все – родители и младшие – вздохнули с облегчением, узнав, что Глеб скоро съедет.
Молодые переехали к Татьяне Викторовне. Жизнь в доме сразу наполнилась новым смыслом, новыми заботами и шумом. Месяцы пролетели незаметно, и к назначенному сроку родилась дочь. Назвали Виолеттой. Малышка была такой крошечной, такой беззащитной, и Татьяна Викторовна сразу же влюбилась в свою внучку, окружив её бесконечной заботой и любовью. Глеб работал на местном элеваторе, где круглый год кипела работа, Марина сидела с дочкой в декрете. Татьяна Викторовна продолжала работать уборщицей в школе, где её ценили за чистоплотность и ответственное отношение к делу. Жили они небогато, но на жизнь хватало. Еда на столе была всегда, одежда имелась, и даже на какие-то мелкие радости иногда оставалось.
Со временем у молодых родился ещё один ребёнок – крепенький сынишка Артём. Так Марина, не успев выйти на работу после первого декрета, снова отправилась в декрет. Двое маленьких детей, постоянные хлопоты, бессонные ночи – жизнь закрутилась крутым водоворотом, и Марина, хоть и любила своих детей до безумия, иногда чувствовала себя загнанной белкой в колесе. Дом, хоть и был крепким, требовал ремонта – старые обои облупились, полы скрипели, а окна пропускали холод.
– Мама, а давай ремонт сделаем в доме? – предложила однажды Марина, когда дети уже спали, и они вдвоём с матерью сидели на кухне за чаем. – Уже давно пора, всё совсем старое.
– Это интересно, на какие шиши? – удивилась мать, глядя на дочь.
– Ну, есть один вариант, – замялась Марина, её глаза забегали, словно она что-то обдумывала. Она сделала большой глоток чая, собираясь с мыслями.
И она рассказала матери, где взять деньги на ремонт, и не только.
– Нам же за второго ребёнка деньги полагаются, – говорила Марина. – Материнский капитал. Сейчас сумма приличная. Но потратить мы их можем, только если квартиру или дом купим.
– Ну. Понятно, – Татьяна Викторовна кивнула. – И что ты предлагаешь?
– Давай сделаем так, мам, – Марина наклонилась поближе, понизив голос, словно делясь секретом. – Мы, типа, у тебя дом купили. По документам. Тебе наши деньги за ребёнка переведут, а ты мне их отдашь. А мы на них и ремонт сделаем, и, может быть, машину купим. Недорогую. Глеб давно хотел, ему на работу удобнее было бы.
Татьяна Викторовна слушала, морща лоб.
– А ничего, что ты у матери жильё покупаешь? – её голос звучал неуверенно. – Нас с тобой не посадят потом за мошенничество? Это же государственные деньги, там всё строго.
– Мам, какое мошенничество? – Марина отмахнулась. – Мы узнавали. Можно. Главное тебя потом в другом месте прописать. Ненадолго. С баб Машей я сама поговорю. Да и вообще, у нас с тобой теперь и фамилии разные. Никто проверять не будет, там же миллионы таких сделок каждый день проходят. Никому не интересны мы с тобой.
Тихое чаепитие на кухне закончилось далеко за полночь. Татьяна Викторовна долго ворочалась в постели, обдумывая слова дочери. С одной стороны, ей было не по себе от мысли о таких «схемах», с другой – перспектива отремонтированного дома казалась такой заманчивой. Да и Марина так уверенно говорила, что всё законно, что никто не пострадает. В конце концов, материнская любовь и желание лучшей жизни для детей и внуков взяли верх над её сомнениями.
Мать согласилась. Процесс оформления сделки, когда Марина «покупала» у Татьяны Викторовны её дом, был муторным и занял несколько недель. Хождение по инстанциям, сбор документов, подписи – всё это выматывало, но Марина была полна решимости, и это придавало сил. В итоге, деньги материнского капитала были переведены, и, как и договаривались, Татьяна Викторовна передала их дочери.
Первым делом Глеб купил себе старенькую, но ещё крепкую «Ладу». Она была вишнёвого цвета, с чуть поцарапанными боками, но мотор работал исправно, и для Глеба это было настоящее счастье. Теперь он мог быстро добираться до элеватора, а по выходным возить семью на речку. Марина, как и обещала, затеяла ремонт.
– Мам, а давай в дальней комнате детскую сделаем для Виолетки? – предложила она матери. – А ты в гостиной поживаешь пока?
Татьяне не хотелось переезжать в проходную гостиную. Эта комната была центром дома, здесь постоянно кто-то ходил, дети бегали, шумели. Ей нравилась её дальняя, тихая комнатка, где можно было уединиться с книгой или просто отдохнуть. Но чего не сделаешь ради любимых внуков?
– Ну, хорошо, дочка, – вздохнула Татьяна Викторовна, стараясь скрыть своё недовольство.
И вот женщина уже перенесла свои немногочисленные вещи в гостиную, аккуратно расставив их по углам, чтобы никому не мешать. А в её бывшей комнате начали делать ремонт. Стены отчищали от старых обоев, шпаклевали, красили в нежный голубой цвет. Потом туда поставили маленькую кроватку, шкафчик для детских вещей. Следующей на очереди стала спальня Марины и Глеба. Там тоже поменяли обои, покрасили потолок. Затем отремонтировали ванную комнату – поменяли плитку, поставили новый унитаз. Но на кухню и гостиную денег не хватило.
– Ну ничего, – Марина махнула рукой, когда в кошельке остались лишь последние копейки. – Как-нибудь в другой раз. Заработаем ещё денег.
Но деньги как-то не зарабатывались. Всё, что приносил Глеб, уходило на жизнь – продукты, одежда для детей, бензин и запчасти для машины, да и просто текущие расходы. Зарплата Татьяны Викторовны тоже шла в общий котёл, растворяясь в бесконечных нуждах большой семьи. Медленно, но верно женщина понимала, что «другой раз» может и не наступить. Гостиная так и осталась нетронутой, с облупившимися обоями и скрипучим полом, напоминая о незавершенном ремонте.
И вот однажды, в один из обычных будних дней, знакомая Татьяны Викторовны предложила ей поехать на заработки в столицу.
– Работа не пыльная, – говорила та. – Вахта. Две недели там, две дома. Деньги хорошие платят, не то что здесь. И с проживанием. Общежитие, конечно, но терпимо. И кормят! Три раза в день. Ты бы подумала, Тань.
Татьяна Викторовна отказалась. Она не хотела покидать свою любимую деревню, ехать в эту шумную, чужую Москву. Ей было страшно. Здесь у неё был дом, внуки, привычный уклад. В столице же всё было незнакомо, непонятно, пугающе. Да и возраст уже не тот.
Вечером, придя домой, она рассказала про предложение дочери, скорее, просто так, чтобы поделиться новостями.
– И ты отказалась?! – дочь с удивлением посмотрела на мать округлившимися глазами. – Мам, ну ты что! Такие деньги хорошие – нам и ремонт закончить хватит, и останется ещё! Ты подумай, мы сможем и кухню отремонтировать, и новую мебель купить, и тебе в гостиной уютно сделать! – подбадривала её Марина, полная энтузиазма. – Давай, поезжай! Что ты теряешь? Две недели – это же не целая вечность! А потом приедешь, отдохнёшь, и опять поедешь.
Мать долго сопротивлялась. Сердце сжималось от одной мысли о расставании с внуками, о переезде в чужой город. Но Марина была настойчива, приводила всё новые и новые аргументы. И Татьяна Викторовна, глядя на её горящие глаза, в конце концов, всё-таки согласилась с дочерью – таких денег в их деревне, действительно, никогда не заработать. Ради детей и внуков она была готова на всё. Даже на Москву.
На следующее утро, собрав небольшую сумку, с тяжёлым сердцем, но с твёрдой решимостью, Татьяна Викторовна отправилась на свою первую вахту в Москву. Прощание с внуками было особенно трудным. Маленькая Виолетта цеплялась за её юбку, а Артёмка, ещё совсем малыш, протягивал к ней ручки, издавая забавные звуки. Но обещание лучшей жизни для них, для своей Марины, было сильнее.
Работа в столице оказалась непростой. Но и платили за неё прилично, гораздо больше, чем Татьяна Викторовна могла заработать в своей деревне за месяц. Каждая заработанная копейка была залогом лучшего будущего для её семьи, и это придавало ей сил.
Приехав домой после первой вахты, Татьяна была уставшей, но довольной. Её внуки с радостными криками бросились ей навстречу. Женщина, едва сняв ботинки, отдала детям подарки, а дочери увесистый конверт с деньгами.
– Вот, держи. На ремонт, как договаривались. – Её голос звучал с нотками гордости.
Марина обещала продолжить ремонт, и Татьяна Викторовна представляла, как преобразится их дом. Но, вернувшись со следующей вахты, Татьяна увидела, что ремонтом никто не занимался. Гостиная по-прежнему выглядела уныло, а кухонные шкафы всё так же скрипели. Зато у зятя появилась новая машина – более свежая, блестящая серебристая «десятка».
– Старую же Глеб продал – совсем уже развалюха стала, – отчиталась матери Марина, заметив её взгляд, застывший на новой машине. – Еле-еле её сбагрили. Спасибо, нашли дурака, который взять её согласился. Ну вот, Глеб денег добавил, и посвежее машину взял.
– Это понятно, – Татьяна Викторовна устало опустилась на стул на кухне, которая ещё не была отремонтирована. Она прекрасно поняла, на что ушли заработанные ею деньги. – А с ремонтом что? Мы же договаривались…
– А ремонт мы в следующем месяце сделаем, мам, – уверенно отвечала дочь, пытаясь обнять её, но Татьяна Викторовна мягко увернулась. – Вот сейчас ещё зарплату получишь, и сразу же. Честно!
Но ни в следующем, ни в одном из последующих месяцев ремонт сделан не был. Деньги, которые Татьяна Викторовна привозила с вахт, словно испарялись, не оставляя и следа в виде хоть каких-то улучшений в доме. Гостиная оставалась такой же, как и была, со старыми обоями, Татьяна Викторовна так и продолжала ютиться в ней, потому что детская была детской, а в спальне спали Марина с Глебом.
Терпение Татьяны Викторовны начало иссякать. В один из приездов, когда Марина снова попросила денег, она решительно отказала.
– Нет, – твёрдо сказала мать, скрестив руки на груди. – В этот раз нет.
– Мам, а что случилось? Вам что, задерживают зарплату? – забеспокоилась дочка.
– Нет, – ответила Татьяна. – Я просто устала давать тебе деньги на ремонт, а потом приезжать и видеть, что там конь не валялся. Сколько можно?
– Мам, какой ремонт? – Марина вдруг вспылила. – Все твои деньги на еду уходят! Ты цены в магазине видела?
– Вот интересно! – Татьяна Викторовна подняла брови. – А свои деньги вы на что тратите?
– Как на что? На всё остальное! – в голосе Марины появились истеричные нотки.
– На что «остальное»? – мать не сдавалась. – Коммуналку тоже я плачу. За свет, за воду, за газ. Всё на мне.
– Мам, ты что думаешь, кроме твоей коммуналки больше затрат нет?! – Марина перешла на крик. – Вещи детские вон какие дорогие стали, чуть ли не каждый месяц новое надо! На машину сколько денег уходит – бензин, ремонт, страховка! Это всё не копейки!
– Так продайте машину! – выпалила Татьяна Викторовна, не выдержав. – Если денег нет, продайте! Это же роскошь, а не необходимость!
– Ты что?! – Марина посмотрела на неё с таким ужасом, словно мать предложила продать что-то святое. – Глеб её так сильно любит!
– А тёщу он не любит?
– Мам, да что ты такое говоришь?
– Как есть, так и говорю! Я здесь пашу как лошадь, чтобы вам хоть как-то помочь, а вы меня за дуру держите!
– Не нравится, не живи с нами! – выпалила Марина, и её слова, словно пощёчина, ударили Татьяну Викторовну.
Мать смотрела на дочь, пытаясь осознать услышанное. Неужели она это сказала? Своя родная дочь?
– Милочка, вообще-то, это вы у меня живёте, – тихо, но твёрдо произнесла Татьяна Викторовна. – Это мой дом.
– Ах вот как ты заговорила? – Марина задохнулась от возмущения, но в её глазах мелькнул испуг.
Марина обиделась. С того дня мать заметила, что ни дочка, ни Глеб не хотят с ней разговаривать. Они демонстративно отворачивались, когда она заходила в комнату, отвечали односложно, либо вообще игнорировали её вопросы. Дом наполнился тяжёлой, давящей тишиной. Когда Татьяна Викторовна уезжала на очередную вахту, Глеб даже не предложил отвести её на вокзал. Она поехала на автобусе, одна, чувствуя себя абсолютно чужой в собственном доме. С собой она везла не только сумку с вещами, но и тяжёлый груз обиды и разочарования.
После всего этого Татьяне Викторовне совсем не хотелось возвращаться домой. Долгие две недели вахты в Москве прошли в тяжёлых раздумьях. Обида на дочь и зятя с каждой новой сменой росла, смешиваясь с горечью. Что это было? Неблагодарность? Эгоизм? Или просто молодые не понимают, что такое настоящая жизнь?
Как раз в тот момент, когда она уже собиралась паковать сумку, чтобы ехать домой, подвернулась возможность остаться на вторую вахту подряд. Одна из женщин заболела, и нужен был человек на замену. Обычно Татьяна Викторовна ни за что бы не согласилась, но сейчас эта перспектива показалась ей спасительной. Еще две недели вдали от дома, вдали от этой тягостной тишины и холода, которые поселились между ней и дочерью.
Татьяна согласилась. Она переводом отправила дочери денег, но даже не получила от нее благодарности.
Приехав домой после двух вахт подряд, Татьяна Викторовна почувствовала себя опустошенной. Автобус высадил её у знакомого поворота, и она медленно пошла по пыльной улице. Дом выглядел так же, как и раньше: крыша чуть покосилась, забор требовал покраски.
Войдя в дом, она сразу почувствовала что-то неладное. В гостиной, где она оставила свои вещи, было пусто.
– Марина? Глеб? – позвала она, и эхо её голоса испуганно затерялось в пустых стенах.
В ответ – тишина. Только доносились детские голоса из детской, но и они звучали как-то отстранённо.
Наконец, Марина вышла из кухни. Глаза её были холодными.
– Приехала? – вместо приветствия сказала она.
– А где мои вещи? – спросила Татьяна, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
– В сарае. – Марина указала пальцем на дверь во двор.
Татьяна Викторовна лишь тяжело вздохнула. Значит, её просто выставили. Сарай… Она ничего не сказала. Просто развернулась и пошла к сараю.
Там, среди старого хлама и садового инвентаря, лежали её сумки, аккуратно сложенные, но покрытые пылью. Её мир рухнул. Её выгнали из собственного дома.
Женщина лишь тяжело вздохнула, понимая, говорить что-либо бесполезно. Слезы подступили к глазам, но она сдержала их. Собрала самое необходимое – документы, пару комплектов одежды, фотографии мужа и маленькой Марины – и молча вышла из сарая. Она не стала заходить в дом, чтобы попрощаться с внуками. Просто пошла к остановке. Ей нужно было в город.
Там, в районном центре, она сняла себе комнату в общежитии. Маленькую, но чистую комнатушку с кроватью, столом и шкафом. Это был её новый дом. И в последующем свободные от работы недели она проводила там, приходя в себя, пытаясь осознать случившееся.
Периодически она пыталась дозвониться до дочери, но та не брала трубку. Сначала Марина просто сбрасывала звонки, потом и вовсе перестала отвечать. Татьяна только вздыхала с грустью, глядя на экран телефона, и продолжала отправлять деньги, когда получала зарплату. Она отправляла их через банк, на счёт Марины, каждый месяц, словно выполняя какой-то невидимый долг. И каждый раз, отправляя деньги, она переживала: «Как там мои дети? Сделали ремонт в гостиной, или ещё нет? Наверное позовут, как сделают. Я же для них не чужой человек!».
