Правила гостеприимства.
Утро в квартире Аллы и Дениса всегда начиналось не со звонка будильника, а с запаха.
Он просачивался под дверь спальни, тонкий, чуть горьковатый, с ореховыми нотками — верный знак того, что их домашняя кофемашина, умная и пунктуальная, как швейцарский служащий, исполнила свою первую за день задачу.
Этот аромат был их общим, негласным сигналом к пробуждению. Алла потянулась в постели, ловя слухом привычные звуки: тихое шуршание колесиков тяжелого кресла по гладкому ламинату и мерное, почти медитативное пощелкивание клавиш, Денис уже был на своем рабочем посту.
Их «контора», как они ее в шутку называли, и по совместительству гостиная, представляла собой триумф инженерной мысли над типовой планировкой, пространство было организовано с математической точностью.
Центральное место занимал огромный, в два с половиной метра длиной, стол из цельного массива ясеня. Они звали его «центр управления полетами», и это не было большим преувеличением.
Левая половина стола принадлежала Денису — это было царство черного матового пластика, двух больших мониторов с изогнутыми экранами, создававшими эффект полного погружения, и механической клавиатуры, щелкавшей под его пальцами отчетливо и сухо, Денис утверждал, что этот звук помогает ему думать.
Правая сторона была за Аллой- белоснежный ноутбук, графический планшет размером с поднос и изящная деревянная подставка с десятком электронных перьев разной толщины. Она художник-иллюстратор, ее мир состоял из плавных линий и цветовых , а Денис был программистом.
Их двухкомнатная квартира была не просто жильем, а идеально отлаженным механизмом, их личной экосистемой. Умные лампочки, подчиняясь голосовым командам, меняли освещение с бодрящего холодного утром на теплое, расслабляющее вечером.
Робот-пылесос по имени Жора, получивший свое имя за давнюю склонность зажевывать провода, ровно в одиннадцать утра отправлялся на ежедневный обход территории, тихо гудя и обходя ножки мебели с точностью сапера.
На стенах вместо привычных семейных фотографий в рамочках висели большие плакаты с европейских съездов специалистов по вычислительной технике — память о тех временах, когда поездки были возможны.
Рядом висела пара распечатанных и вставленных в строгие рамы картинок-шуток про «ошибки, которые на самом деле полезные особенности», понятных только им двоим, здесь не было ничего лишнего, ничего случайного.
Каждый предмет, каждая деталь были на своем месте, служа общей цели — комфорту и продуктивной работе. Это была их крепость, их уютный, высокотехнологичный кокон, тщательно свитый, чтобы защитить их от хаоса внешнего мира.
Для Аллы, выросшей в тесной трехкомнатной квартире с родителями, младшей сестрой и вечно гостящей у них бабушкой, где никогда не было ни своего угла, ни минуты тишины, эта упорядоченность была не прихотью, а жизненной необходимостью.
— Доброе утро, ты вчерашние наработки в общую базу отправил? — спросила Алла, босиком шлепая на кухню, совмещенную с гостиной. Она налила себе кофе в большую керамическую кружку с надписью «У меня нет проблем, у меня есть заявки в системе учета задач».
— Ага, — не оборачиваясь, ответил Денис, его пальцы продолжали свой танец на клавиатуре. — И даже нашел огрех в старом коде, доставшемся по наследству. Чувствую себя археологом, который нашел проклятую мумию в запечатанной гробнице.
— Главное, чтобы она не ожила и не сожрала твой крайний срок, — хмыкнула Алла, садясь напротив него со своим завтраком — поджаренным ломтем зернового хлеба с размятым авокадо и яйцом-пашот.
Это был их утренний ритуал, пятнадцатиминутная сверка планов за завтраком, во время которой они обсуждали рабочие задачи, делились забавными находками и решали бытовые вопросы уровня «кто сегодня заказывает доставку продуктов».
Они были не просто парой, они были командой, партнерами, двумя идеально совместимыми модулями в одной системе. Их отношения, как и их квартира, были построены на логике, взаимном уважении и общем понимании того, как должен быть устроен мир.
Именно в этот момент идеальной, выверенной гармонии система дала сбой. На столе Дениса завибрировал телефон, нарушив тишину назойливым жужжанием, на экране высветилось одно слово, способное разрушить любой душевный покой: «Мама». Денис едва заметно напрягся, его плечи окаменели, а пальцы замерли над клавиатурой. Алла поймала его взгляд и понимающе вздохнула, это был не просто вздох, а беззвучное прощание со спокойствием на ближайшее время.
Денис провел пальцем по экрану и включил громкую связь.
— Денисочка, привет, сынок! — раздался из динамика бодрый, напористый голос Зинаиды Аркадьевны, не предполагающий пауз для ответных реплик. Этот голос, казалось, мог пробиться сквозь любые стены.
— Как вы там, мои труженики? Небось, опять за своими ящиками сидите? Я тут подумала, что-то мы давно не виделись, а в столице как раз выставка фиалок однодневная, моя подруга Валентина так расхваливала!
Прямо чудо селекции! Я билет уже взяла, буду завтра утром, часиков в девять, ты же встретишь меня на вокзале? Ну где же я еще остановлюсь, у тебя, конечно, все, целую, побежала, а то у меня пироги в духовке подгорают!
Короткие гудки.
Денис медленно опустил телефон, повисла тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильника. Он виновато посмотрел на Аллу, его взгляд был смесью извинения и беспомощности.
— Мама завтра приедет.
— Надолго? — без всякого выражения спросила Алла, медленно разрезая свой идеальный пашот. Желток нехотя, словно предчувствуя грядущий хаос, растекся по тарелке, нарушая безупречную геометрию завтрака.
— Говорит, на денек… На выставку.
Они обменялись взглядами, в которых читалось все: и сыновья любовь, и понимание неизбежности, и глухая тоска по своему нарушенному, но такому драгоценному уединению, крепость готовилась к осаде.
***
Зинаида Аркадьевна прибыла ровно в девять, как и обещала, с точностью королевы, прибывающей на смотр войск. Однако ее багаж явно не соответствовал заявленному «однодневному» визиту.
Вместо ожидаемой изящной дамской сумочки Денис, кряхтя, втащил в прихожую огромный клетчатый баул, из тех, с которыми в девяностые ездили за товаром на рынок. Рядом с ним сиротливо примостилась увесистая авоська, из которой торчал пучок укропа и горлышко бутылки с подсолнечным маслом.
— Это на всякий случай, — весело пояснила она, с порога оглядывая их строгую, почти пустую прихожую. — А вдруг у вас похолодает, а вдруг дождь, а вдруг вы тут голодаете, бедные мои?
С ее появлением атмосфера в квартире мгновенно изменилась. Тонкий аромат кофе и чистоты был безжалостно вытеснен густым, терпким запахом ее духов — чего-то среднего между «Красной Москвой» и сиропом от кашля.
Ее громкий, звенящий голос, привыкший перекрикивать телевизор и соседскую дрель, рикошетом отскакивал от их гладких белых стен, создавая ощущение суеты, беспорядка и постоянного движения. Их тихий, упорядоченный мир трещал по швам.
Она немедленно приступила к инспекции, словно ревизор, прибывший с внезапной проверкой.
— Ой, цветочек-то у вас совсем засох! — она бесцеремонно ткнула накрашенным ногтем в модный суккулент на подоконнике, который Алла специально подбирала под цвет диванных подушек. — Аллочка, его поливать надо, а не смотреть на него, это же живое существо, оно пить хочет!
— Зинаида Аркадьевна, это такой сорт, ему много воды не нужно, он от этого погибнет, — попыталась объяснить Алла, чувствуя, как внутри закипает глухое раздражение.
— Глупости все это ваши новомодные, — отрезала свекровь и, пройдя на кухню своей решительной походкой, тут же налила в стакан воды из-под крана и щедро выплеснула ее в горшок с несчастным растением. Суккулент поник, словно сдаваясь на милость победителя.
Дальше больше, заглянув им через плечо, она увидела их рабочий стол.
— И что это вы тут едите? — ее густо подведенные брови поползли вверх, когда она увидела остатки завтрака Аллы. — Трава одна! Денисочка, сынок, ну разве это еда? Мужику мясо нужно, борщ горячий, наваристый, а не вот это вот всё… авокадо, прости господи.
С этими словами она извлекла из своей авоськи главный трофей — трехлитровую банку мутных соленых огурцов, перевязанную бечевкой.
Банка, разумеется, не помещалась в их компактный, доверху забитый аккуратными контейнерами с готовой едой на неделю холодильник. Так она и осталась стоять на кухонной столешнице, как памятник традиционным ценностям посреди царства высоких технологий.
Кто в этой истории прав? Зинаида Аркадьевна, которая пытается «оживить», на её взгляд, мир детей своей заботой (пусть и бесцеремонной)? Или Алла с Денисом, которые имеют полное право защищать свою квартиру от любого вторжения, даже со стороны близкого человека?
