— Зоя, я тебя просил не трогать мой чемодан в кладовке, — возмущался муж, Фёдор Степанович.
— Да я и не трогала, — немного обиженно ответила Зоя Ивановна.
— А почему тогда он стоит не на своём месте? — не унимался он.
— Пол мыла. Надо было протереть под чемоданом — пришлось отодвинуть.
— Помешалась ты со своим чемоданом, честное слово, — вспылила она.
— Не прикасайся к нему, — пробурчал Фёдор и вышел из кладовки.
Зоя Ивановна осталась стоять, переглянувшись с верёвкой, на которой только что развесила выстиранное бельё. Обида встала комом. Они с Фёдором прожили вместе больше сорока лет: вырастили и воспитали двоих детей, разлетевшихся по разным городам. Всякое бывало, но силы поговорить находили всегда — учились уступать, мириться, жить дальше. Так и жили вдвоём. Иногда приезжали дети с внуками — тогда дом наполнялся смехом и голосами, и жизнь казалась полной и нескучной. Зоя скучала по тем временам, когда дети были маленькими, когда без неё ни шагу. Но всё проходит — прошла и эта пора: дети стали самостоятельными, помощи не требовали. Теперь она коротала время в огороде да за сериалами.
Фёдор тоже был на пенсии, но без дела не сидел: пропадал в своей маленькой столярной мастерской, сделанной собственными руками. Зоя уважала его увлечение: лучше заниматься чем-то, чем считать болячки. Муж её был человек скрытный, эмоции на людях не любил, но если обещал — делал. Человек слова и дела. Вот только планами и переживаниями с женой не делился — таким он был всегда, с самого их знакомства. Зоя привыкла. Не сразу, но привыкла.
И всё же один чемодан в кладовке становился камнем преткновения. После последней вспышки, когда Фёдор в очередной раз накричал в тесной кладовке, Зоя решила забыть о нём навсегда. Она и сама не понимала, открывал ли Федя этот чемодан хоть раз. При ней — никогда. На вопрос, что там, отвечал сухо: там мужские документы, женщине неинтересно.
— Не твоё дело, женщина. Это мой чемодан.
Вот и весь разговор. Зоя оставила чемодан в покое: лежит — и пусть лежит. В кладовку ходила, но к чемодану не подходила, а потом и вовсе забыла — навалились другие заботы.
Болезнь пришла внезапно и застала Фёдора в мастерской.
— Зоя! Зоя! — позвал он с улицы.
Она жарила на кухне чебуреки; руки в муке, масло шипит. Неторопливо вытерла ладони и пошла. Мало ли что ему понадобилось — подождёт. Оказалось, надо было спешить: Фёдор сидел на скамейке, держась правой рукой за сердце.
— Зоя, плохо мне, дышать тяжело, — едва выговорил он.
Зоя испугалась не на шутку.
— Сейчас, Феденька, скорую вызову.
С сердцем не шутят. Скорая приехала через пятнадцать минут.
— Похоже на инфаркт. Срочно в больницу, — вынес вердикт фельдшер.
В больнице диагноз подтвердился. Фёдора полечили, он окреп — ненадолго: через три месяца повторный инфаркт оборвал сердце.
Для Зои смерть мужа стала ударом. Долго не могла прийти в себя.
— Мам, жизнь продолжается, — утешала дочь, месяц прожив у матери.
— Как я без моего Феденьки? — плакала Зоя.
— Со временем научишься, — мягко сказала дочь. — Он останется с нами — в сердце.
Время шло. Дочь уехала. Наступила осень, огородные работы закончились, дни — дома. Погода портилась, зима на подходе. И вот однажды Зоя решила устроить генеральную уборку.
— А что ещё делать? — проворчала себе под нос и взялась за дом. К выходным добралась до кладовки, где тоже давно требовался порядок. Сюда складывалось всё, что не нужно под рукой: вёдра для ягод, несезонная обувь, коробки из-под вещей — всякое, что пора перебрать и частично выбросить.
Взгляд упал на тот самый чемодан — запретный, мужнин, сиротливо притулившийся в углу. Подошла робко, будто боялась, что Феденька войдёт и будет ругаться. Постояла, взвешивая.
— Ну что, разобрать и его? — подумала. — Феденьке больше ничего не пригодится. Освобожу, закину на антресоль, чтобы под ногами не мешался.
Присела на корточки. Защёлка — старая, ржавая, заклинило. Пробовала снова и снова — не даётся. С седьмой попытки поддалась. Чемодан распахнулся резко, и на пол посыпались старые письма, фотографии, записки. Зоя вздрогнула — не ожидала увидеть чемодан, набитый доверху этим прошлым.
— Ничего себе… — вырвалось у неё.
Она стала разглядывать рассыпавшееся. Первой попалась маленькая фотография девочки лет пяти — не их Светланы. Перевернула:
«Доченька Машенька, 5 лет».
— И что за Машенька? — Зоя долго вглядывалась в лицо — то мерещились знакомые черты, то исчезали. Отложила снимок, оглядела беспорядок и, кое-как собрав всё обратно в чемодан, понесла в дом: там разглядеть будет проще.
На столе в гостиной водрузила запретный чемодан.
— Что же ты прятал от меня сорок пять лет, Феденька? — прошептала. — Что значат эти фото и письма, пожелтевшие от времени?
Руки сами потянулись к бумагам. Всё перемешалось, Зоя попыталась упорядочить и первым взяла тонкий клетчатый листок, сложенный пополам, местами истончённый. Бережно раскрыла. Детской рукой было выведено:
— Дорогой папочка, где ты сейчас? Мама сказала, что ты уехал далеко-далеко на работу и я тебя больше не увижу. Это правда? Почему ты уехал? Разве нельзя было найти работу у нас? Я, твоя доченька Машенька, очень по тебе скучаю. Приезжай, пожалуйста, я тебя очень жду.
Зоя схватила первый попавшийся конверт: нужно было знать, откуда письмо. На нём — город Томск, улица, дом. Её точно обдало жаром: она вспомнила, что в Томске у Фёдора осталась первая жена. Когда они познакомились, он уже был в разводе и приехал из Томска. Сразу сказал, что женат был один раз, не сложилось. Познакомились случайно, потом Федя позвал её замуж, выдали служебное жильё — так и зажили. Про дочь от первого брака Зоя не знала ничего. Выходит, он скрывал этот факт — вот почему не подпускал к чемодану.
В чемодане лежал целый ворох писем. Зоя взяла ещё один конверт — показалось, что из самых первых.
— Папочка, не знаю, почему ты не отвечаешь, но мне кажется, письма доходят. Может, ты много работаешь? У подруги Сони папа умер на работе — мама Соні сказала, что от переработки. Я не хочу, чтобы с тобой так было. Пожалуйста, береги себя.
Почерк — совсем детский, для первоклассницы. А ведь Зоя не знала о Машеньке ничего — теперь девочке должно быть уже много лет, наверняка она жена и мать. Тут же в чемодане нашлись и ответные листы Фёдора — его рукой, но так и не отправленные.
— Эх, Федя, — шептала Зоя. — Почему ты не общался с дочкой? Думал, я буду против? Я бы слова не сказала — дети не виноваты.
Стало душно. Зоя расстегнула верхние пуговицы халата, распахнула форточку, жадно подышала и вернулась к столу.
— Какая непредсказуемая штука — жизнь, — думала. — Могла ли я представить такой ворох тайн?
Она развернула следующий лист — бумага мятая, словно письмо то писали, то комкали, то снова расправляли. Фёдор писал:
— Милая моя Машенька, доченька любимая. Очень хочу тебя увидеть, посмотреть, какая ты большая. Работы много, но если выдастся свободная неделька — приеду с подарками.
Другое:
— Доченька, видел твоё фото с выпускного. Ты самая красивая. Жаль, что твоё детство прошло мимо меня. Я не был рядом, когда ты научилась ходить, пошла в первый класс, закончила девять. Но помни: мысленно я с тобой. Я молюсь за тебя и хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.
Эти письма лежали мёртвым грузом на дне чемодана. Зоя невольно думала: что, если бы при жизни открыла чемодан? Стала бы спрашивать? Как бы он повёл себя — испугался бы, оправдывался? Он ведь хранил тайну о дочери. Берёг ли он так её, Зоину, нервную систему? Или просто боялся? Как жилось ему с этим грузом все годы?
Зоя вытащила фотографию: Маша с женщиной, высокой, тёмноволосой, обнимающей девочку. Это была Наталья, первая жена. Красивая — может, красивее Зои. Да и что теперь красота — время своё берёт. Почему же Фёдор оставил её и уехал? Оставил и дочь. Создал новую семью и ни словом не обмолвился.
Мысли прервал стук в окно.
— Кто там? — окликнула Зоя.
— Зой, это я, соседка твоя! — Таисия заглянула за солью: хотела солить огурцы, а соль закончилась.
— Есть, — кивнула Зоя, вынесла целую пачку.
— Спасибо, выручила. Вечером куплю — принесу, — обещала Таисия.
— Не спеши, у меня ещё есть, — улыбнулась Зоя.
Проводив соседку, она снова села к чемодану и раскрыла следующее письмо Маши:
— Папочка, я сдала последний выпускной экзамен. Два года дались тяжело: школа и репетиторы. Мама говорит, что моё платное обучение не потянет — её зарплаты медсестры едва хватает нам двоим. Ты прислал деньги, но тратить не хочу: отложу на учёбу. Я всё-таки скажу: хочу стать врачом, как мама, хотя она отговаривает. Верю, что врачи будут получать достойно. Надеюсь поступить в медицинский институт.
Следующий конверт дрожал в руках:
— Папочка, я студентка Томского медицинского института! Поступила на бюджет. Скоро буду лечить людей. Очень хочу тебя увидеть — закрываю глаза и вижу, как мы идём навстречу друг другу.
По письмам было видно, как менялся почерк: из робкого становился уверенным — девочка росла. И всё это время она писала отцу и ждала встречи.
— Папочка, я снова пишу. Может, надоела тебе, но остановиться не могу. Это мой ритуал: сесть за стол, взять ручку, вырвать лист и рассказывать тебе важное. Мама говорит — оставь записульки, а я не могу. Кажется, если перестану писать, мы никогда не встретимся. Пап, хоть строчку: как ты, где ты. Есть ли у тебя семья? Мама предполагает, но точно не знает: вы давно расстались. С ней — да, но не со мной, так она говорит. В детстве я верила, что ты уехал на работу и вернёшься. Потом поняла: вы разные люди. Может, письма уходят в пустоту. Но мне легче, когда пишу о своей любви к тебе. Я думаю о тебе каждый день.
Зоя перевела дыхание и взяла пакет с Фёдоровыми черновиками. Среди них — признание:
— Доченька, я очень боюсь, что наша встреча разрушит мою сегодняшнюю семью. Жена, Зоя, не знает о тебе. Она знает о моём первом браке, но не о том, что родилась ты. Боюсь, её сердце не выдержит такой новости.
Зоя усмехнулась сквозь слёзы: да, сердце у неё слабое, но не до такой степени. Смирилась бы. Ради одного счастливого человека в мире — стоило рискнуть. Как же ей хотелось, чтобы встреча состоялась.
Она достала ещё одну фотографию: Маша с молодым человеком. На обороте — «Я с Витей, моим мужем».
— Значит, сложилось, — порадовалась Зоя. — Наверняка дети есть.
И письмо:
— Дорогой папа, у меня появился любимый — Виктор. Мы учимся на одном потоке. Он очень хороший. Я часто рассказываю ему о тебе, и он хочет с тобой встретиться — уверен, вам будет о чём поговорить.
Глаза Виктора на фото были добрыми, а обнимал он Машу почти по-отечески.
— Может, он хоть немного заменил тебе отца, девочка моя, — прошептала Зоя.
В чемодане оставалось ещё очень много писем: целая жизнь. Зоя взяла самое верхнее, самое свежее. На конверте — «До востребования»: значит, Фёдор забирал письма сам, поэтому она их никогда не видела в ящике. И сразу вспомнила, как он иной раз торопился на почту «за газетой» — спешил совсем по другой причине.
Последнее письмо было вскрыто, бумага белая, как вчера:
— Привет, папочка. Мне уже пятьдесят, но я не сдаюсь: всё ещё жду твоего слова о том, как ты меня любишь и как ждёшь нашей встречи. Я работаю всё там же, в Томской областной клинической больнице — врачом. Пап, откликнись хоть разочек. Тебя всегда не хватало. Вот мой адрес…
Зоя хлопком закрыла чемодан.
— Зачем я его открыла? — подумала. — Теперь эта история из головы не выйдет.
Она понимала: Фёдор любил Машеньку, как мог — любил и помнил, но почему-то не отправил ни одного письма. Он объяснял это страхом за её, Зоину, сердце. В левом боку кольнуло — и тут же отпустило.
Вечер подкрался незаметно. Усталость навалилась, будто весь день горбатилась в огороде. Спать не хотелось — сон шёл плохо. Зоя ворочалась и смогла уснуть лишь под утро.
Проснулась от настойчивого солнца — семь часов. Умылась, позавтракала и снова села к чемодану. Взяла последнее письмо с адресом Марии. Мысль показалась безумной: съездить к Машеньке самой — раз Фёдор не решился. Она прикинула маршрут: поездом — девятнадцать часов. К обеду сбегала на станцию и купила билет на вечерний поезд. Конечно, сомневалась: пустит ли Мария на порог? Для неё-то Зоя — никто. Потом взглянула на чемодан, на пачку писем — решимость вернулась.
Давно она никуда не выезжала; поездка казалась приключением. Собрала небольшую сумку, приготовила ужин в дорогу и стала ждать отправления. Взяла с собой все Фёдоровы черновики: Мария должна знать, как её любил отец.
Вечером Зоя села в поезд. К утру прибыли в Томск. В незнакомом городе она растерялась, но отыскала такси и продиктовала адрес. Было семь утра. Она боялась, что Мария на работе. Таксист высадил у многоэтажного дома. Зоя отыскала нужный подъезд, поднялась по лестнице к квартире № 216 и, постояв минуту, нажала кнопку звонка.
Дверь открылась быстро. На пороге — статная тёмноволосая женщина. Зоя узнала её по фотографии — Машенька, Фёдорова дочь. И только теперь Зоя заметила, как та похожа на её собственного сына.
— Вы к кому? — немного властно спросила женщина.
— К Марии, — тихо ответила Зоя.
— Это я. Что вам нужно?
— Мария, вы меня не знаете. Я — Зоя, вторая жена вашего отца, Фёдора Степановича, — выдохнула она.
Мария растерялась, на секунду онемела.
— Ваш отец умер недавно от инфаркта, — продолжила Зоя. — В кладовке я нашла чемодан — там все ваши письма. Он их читал. Он писал вам ответы… но ни одно не отправил.
— От папы? — едва слышно переспросила Мария. — Проходите. Я одна, во вторую смену сегодня. Муж в командировке.
На кухне, поставив чайник, Мария сказала:
— Я папу почти не помню. Они с мамой расстались, когда я была совсем маленькой. В памяти — как сижу у него на коленях, да и всё. Мама сказала, что он уехал далеко на работу и не может приехать… Я стала писать письма. Сначала как игра, потом как необходимость — без них не могла. Очень ждала хоть одного ответа. Но его не было. Ни одной встречи — только смутное детство.
Она крутила в руках салфетку и расплакалась.
— Машенька, — сказала Зоя, — я приехала, чтобы сказать: Федя очень тебя любил. Вот, привезла его письма — все, что не смог отправить. Тебе будет важно их прочитать. Он гордился тобой и любит — и, верю, смотрит сейчас с небес.
Мария аккуратно взяла пачку писем.
— Спасибо. Я прочту каждую строчку, — кивнула она. — После того, как мама умерла, меня берёг мой муж Витя. Он стал наградой судьбы. Сначала заботился обо мне, потом о наших детях. В детстве я мечтала о таком отце.
— Прости Федю… и меня, — попросила Зоя. — Если бы я знала о тебе раньше, отправила бы его к тебе немедленно. Он ничего не сказал. А знаешь, у тебя есть брат и сестра. Уверена, они захотят познакомиться.
— Я не против, — улыбнулась Мария сквозь слёзы. — Мы с мамой редко говорили о папе и старались избегать этой темы. Но я всё равно писала. Надеюсь, в этих письмах найду ответы на вопросы, что много лет не давали покоя.
Мария предложила Зое переночевать, но та отказалась — нужно было домой. Они договорились о главном: следующим летом собраться все вместе у Зои Ивановны — познакомиться по-настоящему, без чемоданов и недосказанностей.
