Мы познакомились случайно — на кассе в аптеке. Я стояла за носовыми платочками, он — за пачкой витаминов. Очередь тянулась как-то вяло, и он вдруг сказал:
— Наверное, вы тоже ненавидите осень?
Я кивнула.
Он улыбнулся. Такой он был тёплый. Чистый. Без пошлостей и заученных фраз.
Через три дня он пригласил меня на кофе. Через неделю — помог донести комод с «Авито». Через две — я уже готовила салат на его кухне.
Его звали Игорь.
Тридцать два года. Программист. Не пил, не курил, не спорил.
Внимательный, немного медлительный, но в этом была какая-то нежность. Не слабость — именно нежность.
Такой мужчина, с которым хочется быть мягкой. Потому что рядом — безопасно.
Я впервые за долгое время расслабилась. Перестала «всё контролировать». Не тянула одеяло, не высматривала подвох.
Он сам предлагал помочь, сам писал первым, сам звал к себе.
А в какой-то момент — вот просто между делом — протянул мне свёрток.
— Я спросил у мамы, какой цвет тебе подойдёт… Она сказала — сирень.
Я развернула.
Шарф. Сиреневый. Мягкий, как облако. И правда подходил.
Мне стало тепло и приятно.
— Мама хочет познакомиться, — сказал он как-то между делом, пока мы варили вместе суп.
— Мама? Не рано? — переспросила я, чуть не уронив крышку.
— Ну да. Не пугайся. Она добрая. Даже не переживай.
Мы поехали к ней в субботу.
Обычный девятиэтажный дом на юго-западе Москвы. Квартира на четвёртом этаже. Старенькая, но чистая. На входе — коврик с надписью «Добро пожаловать».
Я зашла и почувствовала запах… укропа. И ещё — хозяйственного мыла. Так пахнет в квартирах, где всё вылизано до блеска, и никто не открывает окна просто так – сквозняк же.
— Ой, здравствуй! — женщина лет шестидесяти с аккуратной причёской и улыбкой, в которой больше вежливости, чем радости.
— Я — Вера Васильевна. Можно просто Вера.
— А я — Лена.
Я сняла обувь. Огляделась. В прихожей ни пылинки. На полу — дорожка, как в детстве у бабушки. В углу — табуретка с аккуратно сложенным пледом.
На столе в зале уже всё стояло: холодец, салат «Мимоза», пирог с капустой.
Я не успела даже снять пальто, как Вера Васильевна уже тянула тарелку:
— Поешь, Леночка. Мы тут без изысков, по-домашнему.
Сели.
Говорили о погоде, о растущих ценах, об Игоре в детстве.
Он молчал, улыбался, кивал. Как будто между нами стоял тонкий стеклянный купол, и он боялся его задеть.
— А ты, Леночка, где работаешь?
— В издательстве. Онлайн, на дому.
— На дому — это хорошо. Женщина должна за домом смотреть. Мужчина на передовой, а женщина — в тылу.
Я улыбнулась. Не знала, что сказать.
— А детки есть?
— Пока нет.
— Ну, всё впереди… если здоровье позволяет.
Я впервые за весь вечер почувствовала, что что-то не так. Как будто я не гостья — а кандидатка на место.
Как будто сижу на собеседовании, где мама уже всё решила — и просто «сверяет данные».
— Леночка, ты чай пьёшь с сахаром?
— Без.
— Странно. Значит, у тебя давление скачет?
Игорь вмешался:
— Мам, не начинай…
— Я же просто спросила! — спокойно, но с нажимом ответила Вера Васильевна. — Мне не всё равно, с кем ты будешь жизнь строить. Я мать твоя вообще-то, и волнуюсь за тебя.
После ужина я помогала убирать со стола, но она не дала мне трогать посуду.
— Не надо. Ты гостья.
Сказала — но смотрела при этом как хозяйка.
Когда мы уехали, я молчала почти всю дорогу.
Он тоже.
— Прости, она у меня… ну такая. Но она добрая. Просто беспокоится очень.
— Я поняла.
Но мне всё равно было тревожно.
Как будто я зашла в дом, из которого меня уже тихо, вежливо, без крика — выталкивали.
— Ты заметила, она к тебе нормально относится? — спросил Игорь, когда я как-то вяло ковыряла вилкой гречку у него на кухне.
— Угу. Как стоматолог к пациенту. Вежливо, но с холодком.
Он вздохнул. Не обиделся. Даже не удивился.
— Она просто всю жизнь одна. Сначала папа ушёл. Потом бабушка заболела. Я был маленький. Мама всё тянула одна…
— Я понимаю. Правда.
И я правда пыталась.
Я училась печь её фирменные ватрушки, аккуратно складывала полотенца, мыла раковину после каждого умывания. Не дай бог — капли!
Я даже попробовала шить, как она говорила. Чтобы быть… ну, более женственной что ли.
Каждое воскресенье мы ездили к ней — как на работу. Без вариантов. Она кормила нас, обсуждала новости, поправляла Игорю воротник и рассказывала, как у неё всё было с его отцом.
— Я его тоже, знаешь ли, любила. Но мужчины — они такие… их надо направлять. Поддерживать. Не давить, но и не отпускать.
Я слушала и молчала.
А потом начала замечать: я и Игорь разговариваем всё реже.
Всё чаще — он с мамой.
Обо всём.
— Я хотел взять отпуск — маму нужно в клинику возить.
— Мама советует пока не спешить с ипотекой.
— Мама говорит, сирень — не твой цвет, кстати.
Я начинала потихоньку злится.
А потом начала чувствовать себя… третьей лишней. Как будто между мной и Игорем кто-то встал. Плотно и навсегда.
Как-то я пригласила его провести вечер с друзьями. Думала: вырвемся. Вино, музыка, разговоры ни о чём.
— А мама там ужин готовит. Я не смогу.
Я молча положила трубку.
— Ты просто расслабься, — сказала Ира, моя подруга, когда я в очередной раз жаловалась на Веру Васильевну. — Это же его мама, не любовница. Потерпи, втянешься.
— Я не против мам. Я против чтоб она становилась третьим членом в наших с Игорем отношениях.
Но… я всё равно решила попробовать. Влиться.
Ну а вдруг?
Я принесла пирог. С яблоками и корицей — пекла по трендовому рецепту из соц.сетей. Упаковала в фольгу, завязала ленточкой.
Вера Васильевна приняла его как ритуальный дар.
— Спасибо, Леночка. Ты стараешься, я вижу. А корицу ты класть не пробовала?
Она развернула пирог и… добавила свою. Прямо поверх моей.
Я молча смотрела, как она посыпает его из стеклянной баночки.
Я попробовала сделать ей комплимент:
— У вас красивый шарфик.
— Ой, он старый, я в нём ещё в роддом ходила.
— Так и не скажешь.
— Вот если бы ты сказала что я молодо выгляжу – другое дело! – засмеялась она.
Записала: в следующий раз хвали за внешность, а не шарф.
Я даже пошла с ней в магазин.
Два часа бродили по рынку: мыло, соль, ватные диски.
Я несла сумки, она рассказывала про соседку, у которой «постоянно шумят квартиранты», и смотрела на меня как-то… с прищуром.
— А ты не шумная? — вдруг спросила она.
— Стараюсь не шуметь.
— Ну это пока. А потом небось начнёшь…кастрюлями греметь.
Вечером Игорь сказал:
— Она сказала, что ты ей понравилась.
— Правда?
— Да. Сказала: «Нормальная. Потянет».
Потянет.
Знаешь, когда к тебе относятся как к утюгу? Надёжная? Греет? Не ломается? Вот и я почувствовала себя — «в порядке». Как предмет.
На следующей неделе мы поехали к ней снова.
Вера Васильевна вручила мне схему вышивки:
— Это от бабушки осталось. Половину я уже сделала. Доведёшь до конца — повесим у вас в спальне, как поженитесь.
— У нас?
— Ну а где ещё, Лена?
Это был обычный вечер. Мы пришли к Вере Васильевне «просто на чай».
Я устала после работы, Игорь тоже — весь день занимался какими-то обновлениями на работе. Но мама хотела приготовить шарлотку и настаивала:
— Приходите хоть на часик. Я не навязываюсь, просто скучно одной.
Ну как тут откажешь?
Пока она доставала пирог из духовки, я поставила чайник и начала нарезать яблоки.
Игорь копался с её Wi-Fi — как всегда, «сломался интернет».
Всё было как обычно.
Я искала в шкафу корицу. На всякий случай заглянула в верхний ящик над плитой. И вдруг услышала… голос. Её голос.
Она говорила по телефону. Не громко — но и не шепотом. Дверь в комнату была приоткрыта.
И я, не специально, честно, но любопытство на минуту взяло верх. На цыпочках я вышла из кухни в коридор.
— Ну живут пока… Да. Вроде всё тихо.
Пауза.
— Девочка нормальная. Терпит. Это хорошо.
— Главное, чтобы Игоря не дёргала. Он у меня нервный, ты же знаешь.
— А так — пусть будет. Я против не буду. Главное, рядом. Рядом — значит под контролем.
Рядом — значит под контролем.
Я стояла и смотрела на специи. Баночки с аккуратными наклейками: «тмин», «гвоздика», «душистый перец»…
И поняла, что в этой жизни тоже всё расставлено по банкам.
И я — одна из таких банок.
Подписана. Проверена. Срок годности — до первого несогласия.
Я вернулась на кухню.
— Нашла? — спросила Вера Васильевна.
— Да, — протянула я банку.
— Молодец. Ты у нас ловкая.
У нас.
Как будто я — уже их.
Я наливала чай, резала яблоки, кивала на её истории о соседке с шумным зятем.
А внутри что-то как будто потихоньку затихало.
Уходило.
Осталось только ощущение: всё. Больше не надо стараться. Становиться «своей».
И не потому, что я плохая.
А потому, что место рядом с Игорем — занято.
Навсегда.
Я ушла тихо.
Не хлопала дверью. Не кричала: «Вы меня не достойны!»
Просто собрала вещи. Свои. Без злости. Даже шарф тот сиреневый взяла — он красивый, в этом мама Игоря не ошиблась.
Когда я стала складывать ноутбук, Игорь зашёл в комнату.
— Ты куда?
— Домой.
— Мы же… вроде всё хорошо?..
— У нас? Или у вас с мамой?
Он опустил глаза.
— Лена, ну зачем ты…
— Я просто поняла. Я в вашей жизни — гость. Временный.
— Нет…
— Игорь. Твоя мама — важна. Я не против. Я правда старалась. Но я — не подчинённая. Я не хочу жить в мире, где всё решается без меня. Где я — удобна, пока молчу.
Он молчал.
— Она не плохая, — сказала я уже в коридоре, натягивая пальто. — Просто у вас с ней — своя история. Глубокая, крепкая, с корнями. Я в ней — случайный эпизод.
— Но я тебя люблю…
— Верю. Но этого мало, если на каждую любовь у тебя — одобрение сверху.
Я вышла.
На улице был ветер. Резкий, осенний — с запахом дыма и листвы, который обжигал щёки и будто говорил: «Очнись».
Я шла и думала:
Вот и всё. Не потому, что он плохой.
А потому, что я больше не хочу бороться за право быть на втором плане.
Прошло два месяца.
Я сняла себе небольшую квартиру с зелёными шторами и расшатанной люстрой.
На кухне — мой порядок. На полке — мои специи.
Сахар — где я хочу, а не где «правильно».
Пишу. Работаю. Дышу.
Недавно случайно увидела Игоря — у магазина. Он был с мамой. Она поправляла ему воротник, он держал её сумку.
Они выглядели… мирно.
Он увидел меня. Улыбнулся.
Я — тоже.
Без укола в груди. Без обиды.
Он остался там, где ему привычно. Я ушла туда, где мне спокойно.
