— Мам, а ты чего одна приехала? Где отец? — спросила Алеся, встречая мать на пороге своей городской квартиры.
— Дома остался. На хозяйстве.
— Ага, понятно, — протянула Алеся, приглашая ее в дом. — Ты, стало быть, ненадолго.
— Ну, пока не выгоните.
— Шутишь, — улыбнулась Алеся, но в душе зародилось недоброе предчувствие. Улыбка матери казалась немного натянутой. — Значит, нормально всё.
Мать приехала неожиданно, без предупреждения. Именно поэтому в голову Алеси закралась тревога — с отцом поругались. Бывало такое раньше, не раз. Но обычно мать звонила, жаловалась, а потом они вместе что-то придумывали. А тут — тишина, только вот она сама, с каким-то странным блеском в глазах.
Так прошел день. Мама, как всегда, с удовольствием погуляла с внуками, повеселилась с ними, потом сходила в магазин. Купила детворе целую кучу вредной еды — чипсы, сладкие газировки, шоколадные батончики — чем вызвала у них бурю восторга. Вечером пожарила рыбных котлет, аромат которых заполнил весь дом.
— Мам, давай колись, что у вас с папой? — спросила Алеся, когда дети уже спали, а они остались на кухне пить чай. — За весь день ни одного созвона. На вас это не похоже. Вы же всегда созваниваетесь, даже если просто в магазин идёте. Поругались?
— Да, есть такой грешок! — мать вздохнула, отводя взгляд.
— Что, опять пил? — спросила Алеся, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Да, если бы только пил. Руку поднимать начал…
— Он что, тебя ударил? — Алеся внимательно осмотрела мамино лицо, пытаясь найти следы побоев, но ничего не увидела.
— Нет, замахнулся только. Я увернулась. И сразу к вам. Не стала там скандалить.
— А он что? Не звонит?
— Звонил, как отрезвел. Я трубку не брала. Просто игнорировала.
— Надолго это у вас теперь?
— Насовсем, дочка. Насовсем. Не хочу я больше с ним жить. Достал он меня. Ушла, под старость лет.
— Понятно всё, — Алеся кивнула, хотя в душе всё переворачивалось.
— Я… Если стесняю… Ты скажи, я пойду. Не хочу вам мешать.
— Нет, мам, что ты. Я за другое переживаю.
— За что ты там переживаешь?
— А за то, мама, что как бы папа бабу не привел, пока ты здесь в бегах. Поговорка такая есть: свято место пусто не бывает.
— Кто? Папка твой? Да не посмеет. Он же трус. Он без меня и шагу не ступит.
— А ему ничего и не надо делать, — усмехнулась Алеся. — Ты будто не знаешь, какие у вас бабы на селе? Они все сами за него сделают. И накормят, и напоят, и спать уложат, и сами рядом лягут. Они только и ждут такого, как он.
Мать задумалась. Дочка была права. Она прекрасно знала, как цепко деревенские женщины держатся за мужчин, даже за таких, как её муж.
— Я, мам, конечно, в шоке с тебя, — продолжала наседать дочка, видя, что мать задумалась. — Как легко ты свою территорию сдала. Считай, что без боя. Там же всё твоё, честно нажитое непосильным трудом. Дом, огород, всё, что вы с ним вместе строили. А ты такая: всё, я уезжаю! Эй, Никитишна — заходи и живи, мужик в придачу.
Мать задумалась. Она настолько привыкла к беспомощности своего мужика, который и чашку чая себе налить не может без её помощи, что поверила в свою исключительность, в свою незаменимость. Дочка смотрела на маму, и как будто прочитала её мысли.
— Он же себе чай сам налить не может! Ты сама его разбаловала. Вот и воспользуется сейчас его беспомощностью кто-нибудь из одиноких соседок. Кто там на него поглядывает? Пуговкина? Гапеева? Авдеенко? О, смотри, сколько там претенденток, — Алеся обвела рукой в воздухе.
Мать отмахнулась от слов дочери, как от назойливых мух, и ушла в зал смотреть телевизор, оставив Алесю одну. Алеся решила, что посеяла достаточно сомнений в тревожный мозг матери, и спокойно занялась своими делами, чувствуя, что сделала всё, что могла, чтобы вернуть её домой.
Мать включила телевизор. Вроде бы, её любимый сериал про женщину, у которой объявилась коварная сестра-близняшка. Всегда смотрела его на одном дыхании, переживала за героиню, радовалась, когда та находила выход из сложных ситуаций. А теперь смотрела — а в голове совсем другие мысли, совсем другая картина мира.
Сначала перед её мысленным взором предстала её собственная кухня. Кастрюля с щами приветливо булькала на плите. Но не по её рецепту, а намного вкуснее, как будто кто-то другой готовил. Потом — довольное лицо мужа. Она представила, как вокруг него порхает, словно заботливая бабушка, какая-то деревенская бабища — лица её она так и не разглядела, но образ был настолько ярким, что казался реальным. Как эта неведомая женщина наливает ему щи, как будто с любовью, кидает туда ложку сметаны, да не так, как она, с ноготок, а целую ложку, как он любит! Ах, зараза, знает, как угодить старому чёрту! Он кушает, морда довольная, а она ему овощи свежие да зелень душистую под нос сует, а потом из холодильника сало соленое достает, да режет тонкими кусочками, как он любит. Ты посмотри, какая хитрая! Жена всегда ленилась тонко нарезать, рубала ему, как топором, а эта вся такая заботливая!
Следующая картина в голове ещё страшнее предыдущей. Скрипучая кровать. Та самая, на которой они с её «суженным» проспали не один десяток лет. Скрип за скрипом — и так не переставая двадцать минут. Да что там можно делать двадцать минут не переставая? Женщину охватила паника. Это был какой-то кошмар, оживший из самых темных уголков ее сознания. Сон? Наверное, это просто сон. Надо себя ущипнуть, чтобы проснуться. Щипает себя за руку. Не помогает. Скрипы всё настойчивее, проникают прямо в душу, словно сверлят её насквозь. «Умоляю, хватит!» — кричит она во сне, её голос срывается от ужаса. А женский голос, незнакомый, но зловещий, отвечает ей издевательским тоном: «Погоди, мы только начали!».
Мать вскочила в холодном поту, сердце бешено колотилось в груди. Перед ней стояла Алеся и смотрела на нее вытаращенными глазами, будто увидела привидение. За окнами было уже светло — женщина проспала так всю ночь под включенный телевизор, погруженная в свои кошмары.
— Мама, с тобой всё в порядке? — спросила Алеся, испуганно глядя на мать. — Ты так кричала во сне! Я испугалась.
— Что я кричала? — спросила женщина, пытаясь восстановить дыхание.
— Не разобрать. Но кричала ты очень громко.
— Да просто диван у вас жёсткий, да подушка неудобная, поэтому и спала плохо, — соврала мать, пытаясь скрыть свой ужас.
— Понятно. На кухню иди, там тебя сюрприз ждёт, — сказала Алеся, и, всё еще обеспокоенная, пошла на кухню.
Мать медленно поднялась с дивана, протерла глаза руками, пытаясь стереть из памяти страшные образы. Затем последовала за дочкой в кухню.
На кухне, с виноватым, извиняющимся лицом, сидел её муж Иван. Он робко посмотрел в сторону помятой после сна жены, явно не зная, как начать разговор.
— Ты… эт самое… собирайся… — неуверенно проговорил он, поправляя воротник своей старенькой рубашки. — Домой поедем.
Мать всё ещё изображала обиженную даму, но не принять предложения мужа она не могла. Хватит с нее этих ночных кошмаров со скрипучей кроватью.
Она молча собрала свои немногочисленные вещи, что успела привезти с собой. Затем встала возле входной двери, как собачка перед выгулом, готовая к команде «гулять».
— Может, позавтракаете хоть? — спросила Алеся, суетливо бегающая по кухне, готовя родителям завтрак.
— Некогда, — строго и сухо ответил отец, словно пытаясь вернуть себе утраченный авторитет. — У меня ещё скотина не кормлена. Утром встал, помчал к вам как угорелый. Да и спал вообще плохо. Кошмары всякие снились.
Лицо матери расплылось в улыбке, когда она услышала слова мужа о «кошмарах». В её глазах зажегся озорной огонёк.
— Что, тоже скрипучая кровать снилась? — ехидно спросила она мужа, не в силах сдержать своё любопытство.
— Какая ещё кровать? — Иван нахмурил брови и строго посмотрел на жену, как будто она говорила на незнакомом языке. — Лизавета, ты меня пугаешь!
— Не обращай внимания, папа! — поспешила вмешаться в разговор дочка, пытаясь разрядить обстановку. — Это мама так шутит.
Отец улыбнулся и, махнув рукой, помотал головой.
— Ну и шутки у вас тут! А мне вчера не до смеха было. Оставила на меня всё хозяйство, хоть домработницу нанимай!
— Я тебе дам, домработницу! — замахнулась на мужа Елизавета, и в её глазах мелькнула радость. — Ишь, чего удумал.
— Да хорош! — Иван рефлекторно поднял руки, закрываясь от разбушевавшейся супруги. — Ты её еще попробуй найди, эту домработницу, у нас на селе-то.
— И думать забудь! — припугнула его супруга, но тон ее уже смягчился. — Я ей лично волосы повыдираю, если она только нос свой к тебе сунет. Пошли уже!
И суетливые родители Алеси, беседуя на ходу, вышли из квартиры, оставляя дочь наедине с её мыслями.
— Надеюсь, это была их первая и последняя серьезная ссора, — улыбалась она, провожая мать и отца через окно улыбчивым взглядом.
