— Ты серьезно думаешь, что я поверю в твои командировки каждые выходные? — Марина стояла в дверях спальни, держа в руках мужскую рубашку с чужими волосами на воротнике.
Дмитрий Павлович даже не поднял глаз от телефона.
— Не устраивай сцены, Марин. У меня важные переговоры по объекту в Подольске.
Она бросила рубашку на кровать и тихо прикрыла дверь. Двадцать лет назад она кричала бы, плакала, требовала объяснений. Сейчас просто устала.
Говорить о кризисе среднего возраста — банально. Но когда тебе сорок три, а муж все чаще задерживается на работе, начинаешь понимать: что-то кардинально изменилось. И дело не в возрасте.
Дмитрий строил свою империю семнадцать лет. Начинал с бригады отделочников, теперь у него три офиса и полсотни сотрудников. Я гордилась им, поддерживала, когда он рисковал последними деньгами ради нового проекта. Работала в его фирме бухгалтером, чтобы сэкономить на зарплате постороннему специалисту.
А потом дети выросли. Катя поступила в Питерский университет на журналистику, Максим — в Новосибирск на программиста. И мы остались вдвоем в трехкомнатной квартире на Соколе, где каждый угол напоминал о прежней жизни.
Именно тогда начались его задержки.
Сначала я списывала на загруженность. Строительный бизнес — штука нервная, проекты срываются, клиенты капризничают. Но постепенно стало ясно: работа тут ни при чем.
Дима стал другим. Купил дорогой костюм, сменил часы, записался в спортзал. В сорок пять выглядел лучше, чем в тридцать. А на меня смотрел, как на предмет мебели.
— Ты не думала сменить имидж? — спросил однажды за ужином. — Ну, парикмахер, стилист… Ольга из отдела рекламы порекомендовала классного мастера.
Я поперхнулась супом. Ольга, двадцатишестилетняя блондинка с накачанными губами и вечно голодными глазами. Конечно, она знает толк в стилистах.
— Спасибо, разберусь сама, — ответила я и поняла, что больше не хочу ничего менять ради него.
Переломным стал вторник, когда я забыла телефон дома. Вернулась с работы раньше обычного — и увидела Диму в прихожей с букетом роз.
— Для меня? — удивилась.
Он растерялся на секунду.
— Конечно, солнышко. Просто так.
Розы были дорогие, импортные. Но лепестки слегка привяли — значит, покупал не сегодня. А может, и не для меня.
Я поставила букет в вазу и больше к нему не прикасалась.
На следующий день Дима снова задержался. Я убирала в его кабинете и случайно опрокинула стакан с водой на письменный стол. Вытирая лужу, обнаружила под блокнотом счет из ресторана. Ужин на двоих за восемь тысяч, вино за пятнадцать.
Мы с Димой в ресторанах бывали только по особым случаям. И вино дороже трех тысяч он называл понтами.
Я сфотографировала чек и положила обратно.
Вечером, когда муж рассказывал о сложном дне на стройке, я молча кивала. А сама думала: кому он покупал вино за пятнадцать тысяч?
Ответ пришел через неделю.
Я разбирала его карманы перед стиркой и нашла золотую серьгу. Изящную, дорогую. Явно не мою — у меня таких никогда не было.
Дима пришел поздно, навеселе и очень довольный.
— Марин, — он обнял меня со спины, пока я мыла посуду. — А что, если мы съездим куда-нибудь? В отпуск, как в старые времена?
Я обернулась, держа в руке его серьгу.
— Чья это, Дим?
Он побледнел.
— Откуда она у тебя?
— Из твоего кармана.
Мы смотрели друг на друга молча. Я видела, как он лихорадочно придумывает объяснение.
— Не знаю, — сказал наконец. — Может, прилипла где-то в офисе.
— Золотая серьга с бриллиантом прилипла в офисе?
— Марин, не накручивай себя…
— Кто она, Дим?
Он отвернулся к окну.
— Никто особенный.
Эти слова ударили больнее признания. Никто особенный, но ради неё он покупает вино за пятнадцать тысяч. Никто особенный, но с ней он ужинает в дорогих ресторанах. А со мной — женой и матерью его детей — сидит дома и жалуется на усталость.
— Как долго? — спросила я.
— Марин…
— Как долго, Дима?
Он молчал. Я положила серьгу на стол между нами.
— Хорошо, тогда не отвечай. Я и так все поняла.
Ушла в спальню и легла, не раздеваясь. Дима пришел через час, лег рядом и пытался меня обнять. Я отодвинулась к краю кровати.
— Марин, это ничего не значит.
— Для тебя — может быть.
— Я люблю тебя. Ты мать моих детей, моя жена…
— Но этого недостаточно, чтобы мне не изменять.
Он вздохнул.
— Мужчины устроены по-другому. Это не отменяет моих чувств к тебе.
Я повернулась к нему.
— А как устроены женщины, Дим? Мы должны закрывать глаза и притворяться, что все в порядке?
— Я не прошу тебя притворяться.
— Тогда что ты предлагаешь?
Он растерялся. Видимо, сценарий разговора заканчивался на фразе о том, что мужчины устроены по-другому.
— Не знаю, — честно ответил он. — Может, нам нужно время, чтобы все обдумать?
— Время у нас было двадцать лет, — сказала я. — Теперь время вышло.
Встала и пошла на кухню собирать сумку.
— Ты куда?
— К Оле. Переночую у неё, а завтра подумаю, что делать дальше.
— Марин, не устраивай драму. Мы же взрослые люди.
Я остановилась в дверях.
— Именно поэтому я ухожу. Взрослые люди не живут в браке, где один партнер изменяет, а второй должен это терпеть.
Ольга встретила меня с бутылкой вина и готовностью выслушать. Мы дружили пятнадцать лет, еще со времен, когда я пришла работать к Диме после декрета.
— Наконец-то, — сказала она, наливая мне бокал. — Я уже думала, ты будешь терпеть это до пенсии.
— Ты знала?
— Подозревала. Он перестал приглашать жену на корпоративы, начал флиртовать с молодыми сотрудницами… Классическая картина.
Я залпом выпила полбокала.
— Что мне теперь делать, Оль?
— Жить своей жизнью, — она села рядом. — Тебе сорок три, ты красивая, умная женщина. Почему ты должна мириться с тем, что муж относится к тебе как к прислуге?
— А вдруг я ошибаюсь? Может, это просто кризис, и все наладится?
Ольга покачала головой.
— Мариш, кризис — это когда люди разговаривают, ходят к психологу, пытаются решить проблемы. А не когда один тайком ужинает с любовницами.
Она была права. И я это знала.
Три дня я жила у Ольги и обдумывала варианты. Дима звонил, писал сообщения, но я не отвечала. Мне нужна была тишина, чтобы понять собственные чувства.
И я поняла: я больше не люблю мужа. Не злюсь, не ненавижу — просто не люблю. Где-то между его первой изменой и последней ложью любовь умерла. Осталась привычка, страх перемен и боязнь остаться одной.
Но одиночество лучше жизни с человеком, который тебя не уважает.
В четверг я вернулась домой за вещами. Дима был на работе. Я собрала чемодан, взяла документы и оставила на столе записку: «Подам на развод в понедельник. Свяжемся через адвокатов».
И вышла из квартиры, где прожила двадцать лет.
Игорь появился в моей жизни через месяц после разрыва. Мы столкнулись в книжном магазине — я выбирала что-то для души, он искал учебники для студентов.
— Марина? — удивился он. — Ты ли это?
Игорь Сергеевич, мой бывший коллега. Пять лет назад он работал в фирме Димы главным экономистом, пока не подрался с мужем из-за какого-то проекта. Ушел преподавать в университет.
— Привет, Игорь, — я улыбнулась. — Как дела?
— Нормально, — он оглядел меня внимательно. — А у тебя… что-то изменилось. Выглядишь… свободнее что ли.
Мы разговорились за чашкой кофе в соседнем кафе. Игорь оказался приятным собеседником — умным, тактичным, с хорошим чувством юмора. Не то что Дима, который последние годы говорил только о работе и деньгах.
— Развожусь, — сказала я, когда разговор зашел о семье.
— Серьезно? — он не выглядел удивленным. — Из-за того, что Дмитрий…
— Изменяет? Да, в том числе.
Игорь кивнул.
— Знаешь, я всегда думал, что ты заслуживаешь большего.
Эти слова согрели лучше любых комплиментов.
— Спасибо, — сказала я. — Мне сейчас очень нужно это слышать.
Мы встречались еще несколько раз. Игорь показал мне Москву, которую я не знала — тихие дворики в центре, уютные музеи, небольшие театры. С ним я чувствовала себя интересной женщиной, а не просто приложением к успешному мужу.
— Марина, — сказал он однажды вечером, когда мы гуляли по Патриаршим прудам. — Я хочу, чтобы ты знала: то, что произошло с твоим браком — это не твоя вина.
— Откуда ты знаешь? — грустно улыбнулась я. — Может, я была плохой женой.
— Я знаю тебя пять лет, — он остановился и посмотрел мне в глаза. — Ты самый искренний и добрый человек из всех, кого я встречал. Дмитрий просто дурак, который не сумел это оценить.
Я почувствовала, как к глазам подступают слезы. Но не от горя — от благодарности.
— Игорь, а что, если я больше никого не смогу полюбить? Что, если у меня внутри все умерло?
Он шагнул ближе и осторожно коснулся моей щеки.
— Тогда я буду ждать, пока оно оживет. Столько, сколько потребуется.
И поцеловал меня. Нежно, без спешки, как будто у нас была целая вечность.
Я поняла, что внутри ничего не умерло. Просто спало и ждало подходящего момента, чтобы проснуться.
Развод с Димой прошел тяжело, но быстро. Он пытался оставить мне минимум, ссылаясь на то, что бизнес переживает кризис. Но мой адвокат оказался хитрее его бухгалтера.
— Получишь свою долю, — сказала я мужу при последней встрече в суде. — И больше мы с тобой не пересекаемся.
— Марин, — он попытался взять меня за руку. — Может, еще не поздно все исправить?
Я посмотрела на него — когда-то любимого человека, отца моих детей. И не почувствовала ничего, кроме безразличия.
— Поздно, Дим. Слишком поздно.
Уходя, он обернулся:
— А что с Игорем? Он тебя действительно любит или просто мстит мне?
— Не знаю, — честно ответила я. — Но он заставляет меня чувствовать себя живой. А ты этого не делал уже много лет.
Сейчас прошло полгода после развода. Я сняла маленькую квартиру в Сокольниках, устроилась работать в аудиторскую фирму. Зарабатываю меньше, чем у Димы, но зато чувствую себя человеком, а не частью офисной мебели.
Игорь так и не сделал предложения, и я его не тороплю. Мне сейчас хорошо просто быть рядом с ним. Говорить обо всем на свете, смеяться над фильмами, планировать совместные поездки.
Дети отнеслись к разводу спокойно — видимо, они тоже чувствовали напряжение в доме. Катя даже сказала: «Мам, ты стала выглядеть моложе. И счастливее».
Дима завел новую девушку — молодую модель. Коллеги рассказывают, что он пытается произвести на неё впечатление дорогими подарками и заграничными поездками. Пусть. Это больше не моя проблема.
А я учусь жить заново. В сорок три года, оказывается, это возможно. Главное — не бояться перемен и не жалеть о прошлом.
Ведь лучшая месть неверному мужу — это счастье без него.
