— Слыхали, девки? К Славке-то, этому, городскому, который хату на отшибе купил, еще один мужик перебрался, — пропела за прилавком Катя, продавщица сельского магазина, ловко заворачивая полкило карамелек в серую бумагу. — Тоже, говорят, из этих, из интеллигентов.
Женщины, столпившиеся у прилавка, тут же оживились.
— Ой, да кому он нужен, заморыш этот? — хмыкнула одна.
— А Маринка-то наша, доярка, как раз соседка его! Может, приглянется? Ей мужик в хозяйстве ой как нужен!
В этот момент дверь магазина со скрипом отворилась, и на пороге выросла та самая Марина. Могучая, статная, она одним своим появлением заставила сплетниц прикусить языки.
— Чего умолкли, вороны? — густым, низким голосом спросила она, сдвинув брови. — Про меня кости перемывали? Так вы в лицо говорите, не стесняйтесь. Языками чесать — не мешки ворочать. А кому какой хахаль нужен, без вас разберутся. Мне хлеба, пачку соли и спички.
Катя торопливо отсчитала сдачу, не смея поднять глаз. Марина была женщиной видной и, как говорили в деревне, «сочной». Рост под метр семьдесят пять, вес — добрый центнер, но это была не рыхлая туша, а литая мощь мышц, наработанных на ферме и в собственном хозяйстве. Красивое лицо с высокими скулами, прямой нос и глаза цвета грозового неба, которые могли метать молнии.
Мужики на нее заглядывались, но побаивались. Был у нее один короткий брак лет десять назад. Муж, городской франт, приехавший на лето, поначалу млел от ее красоты, а потом решил показать, кто в доме хозяин, и поднял руку. Кончилось тем, что Марина, схватив его за грудки, выставила за дверь вместе с вещами, да так, что он пролетел через все крыльцо. С тех пор желающих связать с ней судьбу не находилось.
Иногда, оставаясь одна после тяжелого дня, Марина садилась у окна и тоскливо смотрела на дорогу. В глубине души, за семью замками своей крутости, она мечтала о простом женском счастье. О принце, пусть и не на белом коне, а на простенькой «Ладе». О ком-то, кто увидел бы за ее силой и резкостью уставшую женщину, которой хочется заботы.
Но она тут же одергивала себя: какой принц? Кто выдержит ее характер? Она сама себе и конь, и бык, и баба. Этот внутренний разлад съедал ее изнутри, делая еще более колючей.
Размышления прервал истошный треск. Марина выглянула в окно и обомлела: соседская коза Макаровны, вечная нарушительница границ, проломила штакетник и с аппетитом дожевывала ее лучшие кочаны капусты. Ярость затопила Марину. Она вылетела во двор, как фурия.
— Ах ты, дрянь рогатая! Я тебе сейчас!..
Коза, поняв, что запахло жареным, метнулась в сторону, но Марина была быстрее. Погоня закончилась громкой перепалкой с выбежавшей на шум хозяйкой козы.
— Марина, да что ж ты делаешь, окаянная! — вопила Макаровна.
— Я тебе эту окаянную сейчас на рога намотаю вместе с твоей скотиной! — гремела в ответ Марина. — Еще раз её в моем огороде увижу — на шашлык пущу, помяни мое слово!
***
Вечерело. Солнце уже коснулось горизонта, окрасив небо в нежно-розовые тона. Марина, успокоившись после битвы за капусту, методично окучивала картошку. Воздух был напоен ароматами земли и цветущей липы. Внезапно за спиной раздался тихий, неуверенный кашель.
Она резко обернулась. У калитки стоял худой, даже какой-то несуразный мужчина в старомодных очках с толстыми линзами. На нем были чистенькие, но явно не для деревенской жизни предназначенные брюки и светлая рубашка. Это и был тот самый новый сосед, Вячеслав.
— Простите, пожалуйста, за беспокойство, — начал он, робко переминаясь с ноги на ногу. Голос у него был тихий, интеллигентный. — Я ваш сосед. Вячеслав. Не могли бы вы… не продали бы вы немного молока? У меня ребенок очень любит деревенское.
Марина окинула его презрительным взглядом с головы до ног. «Городской», — мысленно фыркнула она.
— А еще я хотел извиниться, — продолжил он, совсем смутившись. — Я видел, как коза полезла в ваш огород. Но я… я не решился ее прогнать. Она так смотрела…
Марина выпрямилась во весь свой могучий рост, уперев руки в бока.
— Значит так, сосед, — процедила она ледяным тоном. — Слушай сюда и запоминай. У нас тут жалостливых не любят. Увидел чужую скотину в чужом огороде — гони в шею. Хоть палкой, хоть камнем. Иначе без урожая останешься, и сам с голоду подохнешь, и ребенка своего голодом заморишь. Понял?
— П-понял, — пролепетал Вячеслав, вжимая голову в плечи. — Спасибо за совет. Так что насчет молока?
— Завтра в семь утра с бидоном приходи. Три литра — сто рублей. И без опозданий, я корову ждать не заставлю.
Он кивнул и быстро ретировался. Марина проводила его насмешливым взглядом. «Кожа да кости, — думала она, возвращаясь к картошке. — Голос тихий, как у мышонка. И чего его сюда занесло, неженку? Будет тут сидеть, книжки свои читать, пока сорняками не зарастет. Скучный тип». Она была уверена, что ничего интересного в этом человеке нет и быть не может. Просто очередной городской чудак, решивший поиграть в сельскую жизнь. Ещё и семью притащил.
Через полчаса, закончив работу, она вошла в дом и выглянула в окно, выходившее на соседский участок. Картина заставила ее усмехнуться. Та самая баба Макаровна, с которой она час назад чуть не подралась, уже семенила к дому Вячеслава, неся в руках корзинку, из которой торчали пучки зелени и, кажется, виднелись яйца.
Старушка явно учуяла нового, непуганого клиента, готового платить за «экологически чистый продукт». «Вот проныра старая, — хмыкнула Марина. — Уже окучивает интеллигента. Ну-ну, пусть платит. Ума нет — считай, калека». Она отвернулась от окна, решив больше не думать о странном соседе.
***
Утро не задалось с самого начала. Марина проснулась разбитой и злой. Ночью ей снились кошмары: то козы съедают весь ее огород, то бывший муж возвращается. На ферму она пришла в самом мрачном расположении духа. А тут еще новость — сегодня плановые прививки телятам. Работа нервная, муторная. Телята брыкаются, мычат, а их надо держать, пока ветеринар делает укол.
— Только не говорите, что опять этот алкаш Петрович придет, — проворчала Марина, обращаясь к заведующей фермой.
— Петрович на больничном, — ответила та. — У нас ветеринар новый. Городской. Говорят, специалист хороший. Вон, кстати, и он.
Марина обернулась и застыла. К коровнику шел ее вчерашний сосед, Вячеслав. Только теперь на нем был нелепый белый халат поверх все той же рубашки. «Ну, началось, — с тоской подумала она. — Сейчас этот очкарик всех телят нам перепугает, а они потом полдня в себя приходить будут».
Но то, что произошло дальше, заставило ее пересмотреть свое мнение. Вячеслав не стал, как Петрович, с ходу хватать первого попавшегося теленка. Он подошел к загону, что-то тихо и ласково заговорил. Его голос, вчера казавшийся ей мышиным писком, сейчас звучал успокаивающе.
Он медленно вошел к животным, протянул руку, дал себя обнюхать. Потом аккуратно почесал одного теленка за ухом, потом другого. Животные, обычно дичившиеся чужих, жались к нему, как к матери. Когда он достал шприц, теленок, которого он выбрал, даже не дернулся.
Вячеслав сделал укол быстро и профессионально, продолжая что-то шептать животному на ухо. Марина, державшая теленка скорее по привычке, стояла с открытым ртом. За полчаса вся работа была сделана. Ни одного истошного крика, ни одной попытки вырваться. Телята были спокойны, словно ничего и не произошло.
В обеденный перерыв, все еще находясь под впечатлением, Марина подошла к нему.
— Слышь, ветеринар. Пойдем перекусим, что ли. У меня с собой картошка с салом.
Вячеслав вздрогнул от неожиданности, но кивнул. Они уселись на скамейке под старой березой. Марина развернула свой внушительный узелок.
— Ешь давай, а то тебя ветром сдует, — по-доброму, но все еще немного насмешливо сказала она, протягивая ему кусок хлеба с салом. — Как ты с такой комплекцией вообще работаешь? Силы-то есть?
Вячеслав густо покраснел. Он взял хлеб, но ел маленькими кусочками, явно смущаясь ее прямоты и своего аппетита. Ей вдруг стало его немного жаль.
Ночью Марина долго не могла уснуть. Любопытство грызло ее. Что делает этот странный человек в своем доме по вечерам? Почему он один с ребенком? Не выдержав, она накинула халат и вышла во двор. Тишина, только сверчки стрекочут.
Она на цыпочках подкралась к ветхому забору, разделявшему их участки, и попыталась заглянуть в соседское окно. Опершись на верхнюю перекладину, она подалась вперед, и в этот момент старое дерево не выдержало. С оглушительным треском забор рухнул, и Марина, потеряв равновесие, кубарем ввалилась на чужой участок, приземлившись в заросли лопухов.
Она села, отряхивая с халата землю и листья. Дверь соседского дома распахнулась, и на крыльцо вышел Вячеслав. Марина приготовилась к худшему. Но он смотрел не на нее. Он смотрел на что-то рядом с собой. Подняв голову, Марина увидела то, отчего у нее перехватило дыхание. Рядом с Вячеславом, укутанная в теплый плед, сидела маленькая девочка в инвалидной коляске.
— Вы не ушиблись? — спросил Вячеслав голосом, в котором не было ни капли злости, только беспокойство. Он подошел и протянул ей руку.
Марина, все еще ошарашенная, приняла помощь и поднялась на ноги.
— Прости, Слав, — пробормотала она, чувствуя, как щеки заливает краска стыда. — Забор-то гнилой совсем был… Я починю.
— Ничего страшного, — мягко ответил он. — Все равно собирался новый ставить. Может, зайдете на чай? Все равно уже не спите. Машенька, познакомься, это наша соседка, тетя Марина.
Девочка в коляске посмотрела на Марину большими серьезными глазами, точной копией отцовских.
— Здравствуйте, — тихо сказала она. — А у вас такие сильные руки. Наверное, вы можете поднять целую корову.
Марина, не ожидавшая такого комплимента, растерялась, а потом тепло улыбнулась.
— Корову не подниму, а вот мешок с картошкой — запросто.
Вячеслав вкатил коляску в дом, и Марина неловко последовала за ним. Внутри было скромно, но очень чисто. Он усадил ее за стол, поставил чайник. Марина, осмелев, присела на корточки рядом с Машей.
— А я тебя завтра угощу. Хочешь настоящей деревенской клубники? Прямо с грядки, с молоком. Сладкая — язык проглотишь!
Машины глаза засияли.
— Правда? Я никогда не ела клубнику с грядки!
— А еще я умею делать петушков из жженого сахара. И печь картошку в костре. Научу, если хочешь.
Они быстро нашли общий язык. Марина рассказывала про телят, про забавного пса на ферме, а Маша внимательно слушала, задавая серьезные, совсем не детские вопросы.
Когда девочка устала и начала клевать носом, Вячеслав отвез ее в спальню. Вернувшись, он сел напротив Марины и тяжело вздохнул.
— Спасибо вам. Она давно так не оживлялась.
— Да что уж там, — смутилась Марина. — Она у тебя славная.
Наступила тишина. И вдруг Вячеслав начал говорить. Он рассказал все. Про врожденную болезнь Маши. Про то, как врачи давали неутешительные прогнозы. Про сложнейшую операцию в столице, которая дала надежду, но требовала долгой и мучительной реабилитации.
И про жену, Людмилу, которая не выдержала. Она просто собрала вещи и ушла, сказав, что не подписывалась всю жизнь ухаживать за инвалидом. Он продал квартиру в городе и переехал сюда, в глушь, чтобы быть ближе к природе и подальше от людей, которые смотрели на них с жалостью. Он хотел, чтобы у Маши было спокойное детство.
Марина слушала, и ее сердце сжималось от боли и ярости. Ярости на ту женщину, бросившую своего ребенка, и от нежности к этому худому, нескладному мужчине, который в одиночку нес на своих плечах такую ношу. В нем оказалось больше силы и мужества, чем во всех деревенских качках, вместе взятых.
На следующий день, едва рассвело, Марина уже была на ногах. Она собрала в самую красивую чашку лучшие ягоды клубники со своего огорода, залила их свежим, еще теплым парным молоком и отнесла соседям. Дверь открыла Маша, которую отец уже вывез на крыльцо подышать утренним воздухом. Увидев угощение, девочка восторженно захлопала в ладоши. Ее счастливая улыбка была для Марины дороже всех наград на свете. В этот момент между ней и этой маленькой семьей протянулась тонкая, но прочная нить.
***
Прошло два месяца. Лето было в самом разгаре. Забор между участками Марина и Вячеслав починили вместе. Теперь он был крепким и надежным, как и их зарождающиеся отношения. Марина почти каждый день заходила к соседям, приносила то творог, то свежие овощи, но главное — она приносила Маше смех и радость.
Она играла с девочкой, читала ей книжки и с упоением занималась с ней лечебной физкультурой, которую прописали врачи. Вячеслав смотрел на нее с немым обожанием, но сделать следующий шаг не решался.
Однажды Марина, как обычно, работала на ферме. День был жаркий, душный, пахло грозой. Вдруг к коровнику, задыхаясь, прибежала ее подруга, почтальонка Нина.
— Марина! Беда! — закричала она, не в силах отдышаться. — Там… к Славке твоему… жена бывшая приехала! На машине дорогой, вся из себя! Скандал там, кричит на весь поселок!
У Марины похолодело внутри. Она замерла на секунду, потом лицо ее окаменело. Не говоря ни слова, она развернулась, схватила стоявшие у стены вилы и, не выпуская их из рук, побежала по дороге в сторону дома Вячеслава. Нина и еще несколько доярок, привлеченные криками, устремились за ней, предчувствуя недоброе.
Когда Марина подбежала к калитке, она увидела картину, от которой кровь застучала у нее в висках. Во дворе стояла шикарно одетая блондинка с хищным макияжем — Людмила. Она кричала на бледного, растерянного Вячеслава, который пытался заслонить собой Машу в инвалидной коляске.
— Я тебе сказала, я забираю дочь! — визжала Людмила. — Я ее мать, я имею право! Я ей обеспечу лучший уход в городе!
— Люда, опомнись, ты же ее бросила! — умолял Вячеслав. — Ей нельзя сейчас никуда ехать, у нас реабилитация…
— Ах, реабилитация! — язвительно усмехнулась она. — Это ты из-за пособия по инвалидности ее не отдаешь, да? Решил нажиться на больном ребенке? Ничего, я через опеку все решу!
Маша плакала, вцепившись в штанину отца.
В этот момент Марина, с вилами наперевес, вошла во двор. Она двигалась медленно, неотвратимо, как танк.
— А ну-ка, закрой свой поганый рот, — произнесла она тихо, но так, что Людмиле показалось, будто грянул гром.
Бывшая жена обернулась и осеклась, увидев перед собой разъяренную богиню мести с крестьянским оружием в руках.
— Ты еще кто такая? — прошипела она, пытаясь сохранить хорошую мину.
— Я та, кто тебе сейчас ноги вырвет и обратно вставит, только другой стороной, — продолжала Марина, медленно наступая. Острые зубья вил угрожающе поблескивали на солнце. — Ты что же это, кукушка, удумала? Птенца своего бросила, а как запахло деньгами, так прилетела? Думаешь, мы тебе ее отдадим?
Людмила попятилась. За спиной Марины уже маячили суровые лица других деревенских женщин, готовых в любой момент прийти на помощь.
— Я… я в полицию заявлю! — пискнула она.
— Заявляй, — усмехнулась Марина, подходя почти вплотную. — Только сначала я из тебя чучело для своего огорода сделаю. Чтобы такие, как ты, к чужим детям больше не лезли. У тебя три секунды, чтобы сесть в свою консервную банку и убраться отсюда. Раз…
Не дожидаясь счета «два», перепуганная Людмила развернулась, пулей метнулась к своей машине, стоявшей у ворот, запрыгнула внутрь и, взвизгнув шинами, рванула прочь, поднимая столбы пыли.
Как только машина скрылась из виду, напряжение отпустило Марину. Вилы с грохотом выпали из ее ослабевших рук. Ноги подкосились, руки мелко дрожали от пережитого нервного всплеска. Она стояла посреди двора, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя.
И вдруг она почувствовала, как сзади ее ноги обхватили маленькие ручки. Она вздрогнула, подумав, что это Маша подкатила на своей коляске. Марина медленно обернулась и замерла. Чуда не могло быть, но оно произошло. Маша стояла. Сама. На своих тоненьких, дрожащих ножках, держась за Марину, чтобы не упасть. На ее заплаканном личике была смесь испуга и изумления. Видимо, сильнейший стресс от скандала и страх потерять отца и новую подругу сотворили невозможное, запустив в ее организме какой-то скрытый механизм.
— Машенька… — прошептала Марина, не веря своим глазам. Слезы хлынули из ее глаз, но это были слезы счастья. Она осторожно, боясь спугнуть это чудо, подхватила девочку на руки, прижала к своей могучей груди и зарыдала в голос, целуя Машу в макушку.
К ним подошел все еще потрясенный Вячеслав. Он не сказал ни слова. Просто обнял их обеих — свою маленькую, сделавшую первый шаг дочь, и свою большую, сильную женщину, которая только что защитила их семью. Они стояли так, втроем, посреди двора, единое целое. Женщины, прибежавшие с фермы, молча наблюдали за этой сценой. Потом, утирая слезы, они тихо, одна за другой, разошлись, оставляя новую семью наедине со своим счастьем.
Прошло еще три месяца. Осень вступила в свои права, раскрасив деревья золотом и багрянцем. Жизнь текла своим чередом, но она была уже совсем другой. Маша, благодаря ежедневным упражнениям, которые с ней упорно делала Марина, и своей собственной воле к победе, уже могла ходить. Неуверенно, шатаясь, держась за руку взрослого или за стенку, но она ходила. Врачи, к которым Вячеслав возил ее на осмотр, разводили руками и называли это не иначе как чудом.
Вячеслав был безмерно счастлив. Он смотрел на Марину глазами, полными любви и благодарности. Он понимал, что без нее этого чуда не случилось бы. Уже месяц он носил в кармане пиджака маленькую бархатную коробочку с обручальным кольцом. Он сотни раз репетировал слова, которые скажет ей. Но каждый раз, когда подходил момент, он пасовал.
Глядя на эту сильную, уверенную, полную жизни женщину, он, профессорский сын и дипломированный специалист, чувствовал себя нелепым, слабым и недостойным ее. Он боялся отказа, боялся, что она видит в нем лишь объект для жалости и опеки, а не мужчину, с которым можно связать жизнь. И кольцо продолжало лежать в кармане, обжигая ткань.
***
Однажды вечером, когда Вячеслав задержался на ферме — у одной из коров были сложные роды, — Марина и Маша сидели в доме и читали книжку. Внезапно девочка отложила книгу и посмотрела на Марину своим серьезным, взрослым взглядом.
— Тетя Марина, а когда вы с папой поженитесь?
Марина от неожиданности даже растерялась.
— Ну… это… об этом у папы твоего надо спрашивать, — пробормотала она.
— А что его спрашивать? — хитро прищурилась Маша. — Он давно уже колечко тебе купил. Я видела. Он его каждый день достает, вздыхает и обратно в карман прячет. Боится, наверное.
Марина смотрела на маленькую заговорщицу, и в ее душе поднималась волна нежности и решимости.
— А знаешь что? — прошептала Маша, наклонившись к самому уху Марины. — Ты ему сама предложение сделай! Он тогда точно не испугается.
В этот самый момент дверь в дом открылась, и на пороге появился уставший, но довольный Вячеслав. В руках он держал большой торт — в сельском магазине как раз был свежий завоз.
— Отел прошел успешно, — с улыбкой сообщил он. — Двойня. Решил отпраздновать.
Марина поднялась ему навстречу. Ее сердце колотилось, как перед боем, но она знала, что должна это сделать. Она подошла к нему вплотную, заглянула прямо в глаза.
— Слава, — твердо сказала она. — Маша говорит, у тебя в кармане что-то для меня есть. Кольцо, например. Это правда?
Вячеслав замер с тортом в руках. Он побледнел, потом покраснел. Его взгляд метнулся на хихикающую в кулачок дочь. Он медленно поставил торт на стол и дрожащей рукой полез в карман пиджака. Через секунду он уже протягивал ей открытую бархатную коробочку, в которой сверкало тоненькое золотое колечко. Он хотел что-то сказать, начал открывать рот, но не смог вымолвить ни слова от смущения и волнения.
Тогда Марина взяла все в свои руки. Она сама достала кольцо из коробочки, надела его себе на безымянный палец и, подняв на него сияющие глаза, твердо и счастливо сказала:
— Я согласна.
Спустя месяц вся деревня шумно и весело гуляла на их свадьбе. Гуляли все: и доярки с фермы, и продавщица Катя, и даже баба Макаровна, подарившая молодоженам пуховую перину. Вячеслав, больше не робкий и неуверенный, смотрел на свою красавицу-жену и не мог поверить своему счастью.
А центром всеобщего внимания была маленькая девочка в нарядном белом платьице, которая, пусть и прихрамывая, но сама, без чьей-либо помощи, кружилась в танце под восторженные аплодисменты гостей. Это была их общая победа и начало новой, счастливой жизни.
