— Говорила я тебе, Светочка, что ты зря за него выходишь! — в сотый раз повторяла Анна Николаевна, поджимая губы и искоса поглядывая на меня. — Что с него толку? Ни квартиры своей, ни машины, ни зарплаты нормальной!
Я делал вид, что увлечен газетой, хотя внутри все кипело. Почти пять лет брака, а теща до сих пор говорила обо мне в третьем лице, будто я неодушевленный предмет.
— Мама, ну сколько можно? — моя жена устало вздохнула, вытирая руки о кухонное полотенце. — Сергей хороший муж, заботливый отец. А карьера… не всё сразу.
— Заботливый, заботливый, — передразнила Анна Николаевна. — Твой отец в его годы уже начальником цеха был, а не… кем ты там работаешь? Менеджером по продажам? Даже звучит несерьезно!
Я сложил газету, считая про себя до десяти. На пятерке терпение закончилось.
— Анна Николаевна, может, хватит уже? Пять лет одно и то же. Вы ведь в гости приехали, а не на поле боя.
Теща фыркнула, словно рассерженная кошка:
— А ты мне рот не затыкай! Я дочери своей правду говорю. Вот помяни моё слово, Светочка, скоро он найдет кого помоложе да побогаче и бросит тебя с Кирюшкой.
Жена хлопнула разделочной доской по столу:
— Всё, мама! Мне надоели эти разговоры. Мы с Сергеем любим друг друга, у нас прекрасный сын. Почему ты не можешь просто порадоваться за нас?
— Радоваться? За что радоваться? — теща театрально всплеснула руками. — За то, что живете в однушке? За то, что отпуск второй год пропускаете? За эту… — она обвела рукой нашу скромную кухню, — …обстановку?
В этот момент в комнату вбежал наш четырехлетний сын, сжимая в руках игрушечный самолетик.
— Бабушка! Смотри, что папа мне сделал!
Кирилл протянул самолетик, который я действительно собрал ему из подручных материалов. Ничего особенного — кусок фанеры, несколько деталей от старого конструктора, но сын был в восторге.
Анна Николаевна скривилась, словно увидела что-то неприличное:
— Господи, такую ерунду в любом магазине можно купить за копейки. А твой папа…
— Мама! — Света повысила голос. — Кирюша, иди в комнату, поиграй пока.
Сын, почувствовав напряжение, съежился и убежал.
Вечер был безнадежно испорчен. Как и каждый визит моей тещи.
Мы и не подозревали, что это был последний раз, когда мы видели Анну Николаевну в добром здравии. Через неделю после её отъезда позвонила соседка — теща попала в больницу с инсультом. Света немедленно уехала в родной город.
Я остался с сыном, взяв отпуск на работе. Через два дня жена позвонила с печальной новостью — её мама не справилась. Сердце не выдержало.
На похоронах я чувствовал себя странно. Конечно, я не любил эту женщину, и она отвечала мне полной взаимностью. Но видеть, как убивается Света, было невыносимо. После похорон нам предстояло разобрать вещи в квартире Анны Николаевны.
— Сережа, ты не против, если я побуду здесь пару дней одна? — спросила жена, когда мы привезли Кирилла к её тетке. — Мне нужно… знаешь… попрощаться.
— Конечно, я всё понимаю, — ответил я, хотя идея возвращаться в пустую квартиру не радовала. — Звони, если что-то понадобится.
Через три дня Света вернулась домой, привезя несколько коробок с фотоальбомами и семейными реликвиями. Она казалась странно задумчивой, временами смотрела на меня с каким-то новым выражением, будто видела впервые.
— Что-то случилось? — не выдержал я вечером.
Жена долго молчала, затем достала из сумочки конверт.
— Я нашла это в маминой шкатулке с документами. Там было написано «Вскрыть после моей смерти».
Она протянула мне сложенный вчетверо лист бумаги.
«Дорогая Светочка!
Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. И сейчас я могу наконец рассказать тебе то, о чем молчала много лет.
Я всегда тяжело относилась к твоему Сергею не потому, что он плохой человек. Наоборот. Он очень похож на твоего отца в молодости — такой же спокойный, основательный, немного медлительный. Твой папа тоже долго искал себя, много раз менял работу, прежде чем нашел свое призвание.
Но я… я не верила в него. Постоянно критиковала, торопила, сравнивала с другими. Мне казалось, я подталкиваю его к успеху, но на самом деле только отравляла нашу жизнь. Когда он наконец добился всего, чего я так хотела, было уже поздно. Наши отношения были разрушены, и даже когда он заболел, я не нашла в себе сил попросить прощения.
Не повторяй моих ошибок, доченька. Цени своего мужа не за то, кем он может стать, а за то, кто он есть сейчас. Не позволяй гордости и глупым претензиям встать между вами.
Знаю, мои слова звучат странно после всего, что я говорила при жизни. Но поверь, нет ничего хуже, чем осознавать свои ошибки, когда уже ничего нельзя исправить.
Я люблю тебя.
Мама».
Я перечитал письмо дважды, не веря своим глазам. Света смотрела на меня, по её щекам текли слёзы.
— Я не знала, Сережа. Клянусь, я понятия не имела, что у них с отцом всё было так сложно.
Я обнял жену, чувствуя странное оцепенение. Вся злость на тещу вдруг испарилась, оставив только горькое сожаление. Мы так и не узнали друг друга по-настоящему.
***
Прошло полгода. Жизнь вошла в привычную колею, но что-то неуловимо изменилось. Света больше не упрекала меня за маленькую зарплату и отсутствие карьерных амбиций. Я же, как ни странно, стал более решительным.
Когда мне предложили новую должность с переездом в другой город, я неожиданно для себя согласился. Раньше я бы долго сомневался, взвешивал все за и против, но теперь просто почувствовал — это мой шанс.
— Ты уверен? — спросила Света, когда я рассказал ей о предложении.
— Уверен, если ты поддержишь.
Она улыбнулась:
— Конечно, поддержу. Мы семья.
В день переезда, проходя последний раз по опустевшей квартире, я заметил фотографию Анны Николаевны, которую Света поставила на книжную полку. Строгое лицо, поджатые губы — теперь я смотрел на неё другими глазами.
— Знаешь, — сказал я жене, — мне кажется, твоя мама была бы рада за нас сейчас.
Света взяла фотографию, бережно завернула её в газету и положила в коробку с вещами.
— Да, думаю, была бы. По-своему она всегда желала нам счастья. Просто не знала, как это показать.
Наш новый дом оказался больше и уютнее прежнего. Кирилл быстро освоился в местном садике, а я неожиданно для себя стал успешно продвигаться по карьерной лестнице.
Однажды вечером, когда мы с женой сидели на балконе, наблюдая за закатом, Света вдруг сказала:
— А знаешь, самое странное в мамином письме?
— Что?
— Дата. Она написала его через месяц после нашей свадьбы. Все эти годы она играла роль, считая, что так лучше для меня.
Я покачал головой:
— Возможно, она боялась повторения собственной ошибки. Странно, как иногда люди причиняют боль тем, кого любят, думая, что защищают их.
Света положила голову мне на плечо:
— Обещай, что мы всегда будем говорить друг другу правду. Даже если она неудобная.
— Обещаю, — я поцеловал её в макушку.
На следующий день я проходил мимо комиссионного магазина и увидел в витрине старинную шкатулку, очень похожую на ту, в которой Анна Николаевна хранила свои документы. Повинуясь внезапному порыву, я купил её.
Дома я положил внутрь маленькую записку: «Спасибо, что научили нас ценить настоящее» и поставил на комод. Света нашла её вечером.
— Что это? — спросила она, открывая шкатулку.
— Подарок от нас обоих твоей маме. И немного от неё — нам.
Света прочитала записку, улыбнулась сквозь слезы и крепко обняла меня.
Иногда самые важные уроки в жизни мы получаем от людей, с которыми у нас самые сложные отношения. И порой нужно потерять человека, чтобы по-настоящему его понять.
Теперь фотография Анны Николаевны стоит у нас в гостиной рядом с шкатулкой. И каждый раз, глядя на неё, я думаю — может быть, она смотрит на нас сверху и наконец-то довольна своим зятем? Или, что еще важнее, наконец-то довольна собой?
