— Ты специально все портишь! Специально! — Я же сказала — голубые! А ты притащил эту мерзость!
— Алин, ты сама выбирала. Вместе ездили, помнишь?
— Не было такого! — она схватила банку с клеем. — Ты меня не слушаешь! Никогда не слушаешь!
Егор сидел в своей комнате, прижав подушку к ушам. Четырнадцать лет, а все так же — прячется от маминых криков. Только раньше бабушка защищала, а теперь…
Грохот. Это банка с клеем разбилась о дверной косяк. Папа — Егор давно называл Виталика папой — что-то тихо сказал. Мама заорала еще громче.
— Не смей меня успокаивать! Ты во всем виноват! Если бы не ты…
Егор встал, подошел к двери. Приоткрыл.
Виталик стоял посреди комнаты, весь в клее. Лицо спокойное, но в глазах — усталость.
— Алина, хватит. При ребенке хотя бы…
— Какой он ребенок?! Ему четырнадцать! И вообще, это мой сын, не твой!
Виталик дернулся, как от удара. Егор видел — больно ему. Очень больно.
— Он и мой тоже. Я его усыновил, забыла?
— Бумажка! — Алина схватила вазу. — Ты ему никто! Чужой дядька!
Ваза полетела. Виталик не стал уворачиваться. Осколки брызнули во все стороны.
— Все, — сказал он тихо. — Хватит.
Развернулся и пошел к выходу. Алина бросилась следом.
— Куда?! Ты куда собрался?!
— Ухожу. Насовсем.
— Не смей! Я тебе не разрешаю!
Виталик остановился в дверях. Повернулся к Егору.
— Прости, сынок.
И ушел. Алина еще долго кричала, била посуду, рыдала. А Егор сидел на кровати и думал — что теперь? Остаться с мамой одному?
Вспомнил, как все начиналось. Ему было восемь, когда мама привела Виталика. Тихий такой дядька, в очках.
— Это Виталик, — сказала мама. — Он теперь будет с нами жить.
Егор насупился. Не нужен ему никакой Виталик. У него есть баба с дедом. Они его любят, а этот…
Но Виталик не лез с объятиями. Просто был рядом. Помогал с уроками, учил кататься на велике, ходил на родительские собрания.
— Пап, а почему у меня фамилия не как у тебя? — спросил однажды Егор.
Виталик тогда замялся.
— Ну… я же не родной твой папа. Так получилось.
— А родной где?
— Не знаю, сынок. Наверное, далеко.
— А ты хочешь быть родным?
Виталик посмотрел странно. В глазах что-то блеснуло.
— Очень хочу.
И стал. Через год оформил усыновление. Мама ворчала — зачем эта волокита. Но Виталик настоял.
— Теперь ты мой сын официально, — сказал, показывая бумагу. — По-настоящему.
Егор тогда обнял его. Первый раз сам, без просьб.
— Пап, я тебя люблю.
— И я тебя, сынок.
А мама… Мама всегда была странная. То ласковая, то злая. То обнимает, то кричит. Бабушка качала головой:
— Избаловали мы ее. Вот и выросла эгоистка.
Бабушка с дедом и правда баловали. И маму в детстве, и его потом. Только с мамой не получилось — она так и осталась капризным ребенком. А Егор рос нормальным — Виталик не давал избаловаться.
— Мужчина должен уметь все, — учил он. — И гвоздь забить, и суп сварить.
Учил терпеливо. Мама кричала — не путайся под ногами. А папа объяснял, показывал.
Когда умер дед, а через полгода — бабушка, Виталик стал единственной опорой. Мама рыдала, требовала внимания. А папа просто обнял Егора.
— Держись, сынок. Я с тобой.
И Егор держался. За папину руку.
А теперь папа ушел. Из-за обоев. Дурацких серых обоев.
Утром мама лежала на диване. Опухшая от слез, в халате бабушки.
— Предатель, — прошипела, увидев Егора. — Как и твой папаша.
— Он вернется?
— Нет! И не нужен он! Обойдемся!
Но Егор знал — не обойдутся. Мама не умела жить сама. Всегда кто-то решал за нее — родители, потом Виталик.
Через неделю пришли документы на развод. Мама порвала их.
— Не дождется!
Но Виталик подал снова. И снова. Упрямый он, папа.
Егор встретился с ним через месяц. Тайно, после школы.
— Пап!
Обнялись. Крепко, по-мужски.
— Как ты, сынок?
— Нормально. Мама психует.
— Привыкла она психовать.
Сели на лавочку в парке. Молчали.
— Пап, можно я с тобой жить буду?
Виталик вздрогнул.
— Егор, она же мать…
— Знаю. Но я не могу больше. Она каждый день истерики катает. То я виноват, что ты ушел. То ты виноват. То весь мир.
— Сложно это, сынок. По закону…
— Мне четырнадцать. Я могу выбирать.
Виталик посмотрел внимательно.
— Ты уверен?
— Да. Ты мой отец. Настоящий. А она… она рожала меня, да. Но растил ты.
— Я поговорю с адвокатом.
Суд был через три месяца. Мама явилась в черном, как на похороны.
— Это мой сын! Мой! — кричала она. — Виталик его настроил!
Но судья — женщина лет пятидесяти — смотрела спокойно.
— Егор, с кем ты хочешь жить?
— С папой.
— С Виталием Сергеевичем?
— Да. Он мой папа.
— Но ведь мама…
— Мама меня не любит. Она любит только себя. А папа… папа всегда рядом был. Учил, помогал, защищал.
Мама зарыдала. Театрально, громко.
— Предатель! Я тебя родила!
— Родить мало, — сказал Егор. — Надо еще воспитать. А воспитал меня папа.
Судья кивнула. Решение было очевидным.
Из зала суда вышли вместе. Мама осталась — кричала что-то про апелляцию.
— Не жалеешь? — спросил Виталик.
— Нет. Пап, а можно вопрос?
— Конечно.
— Почему ты на ней женился? Она же всегда такая была.
Виталик задумался.
— Любовь слепа, сынок. Думал — изменится. Родит ребенка, остепенится.
— Не остепенилась.
— Не остепенилась. Но знаешь что? Я не жалею.
— Почему?
— Потому что есть ты. Мой сын. Пусть не по крови, но мой.
Новая квартира была маленькая — однушка на окраине. Но своя, тихая.
— Извини, — сказал Виталик. — На большее пока не хватает.
— Нормально, пап. Главное — вместе.
Устроились быстро. Егор спал на диване в зале, папа — в комнате. По выходным готовили вместе, ходили в кино, на рыбалку.
— Знаешь, — сказал как-то Виталик за ужином. — Я тут познакомился кое с кем.
— С женщиной?
— Да. Ольга ее зовут. Бухгалтер в соседней фирме.
— И?
— Хочу вас познакомить. Если ты не против.
Егор пожал плечами.
— Твоя жизнь, пап.
— Наша жизнь. Ты мой сын. Твое мнение важно.
Ольга оказалась спокойной женщиной с доброй улыбкой. Не красавица, но приятная.
— Здравствуй, Егор. Много о тебе слышала.
— Здравствуйте.
Ужинали втроем. Ольга не лезла с расспросами, не пыталась понравиться. Просто была.
— Нормальная тетка, — сказал Егор, когда она ушла.
— Правда?
— Ага. Не истеричка по крайней мере.
Виталик улыбнулся.
— Это точно.
Через полгода поженились. Тихо, без пышности. Егор был свидетелем.
— Спасибо, — сказала Ольга после росписи. — Что принял меня.
— Да ладно. Папа счастлив — и мне хорошо.
С мамой виделись редко. Она звонила, жаловалась — то денег нет, то здоровье. Требовала встреч.
— Я твоя мать! Ты обязан!
Но Егор не чувствовал себя обязанным. Приходил раз в месяц, приносил продукты. Слушал упреки.
— Предатель! Отца нашел себе!
— Он всегда был моим отцом.
— Он чужой! Понимаешь? Чужая кровь!
— Кровь — это не главное, мам. Главное — кто рядом был. Кто любил.
Но она не понимала. И не поймет никогда.
На выпускной пришли папа с Ольгой. Гордые, счастливые.
— Сынок, мы так тобой гордимся!
Мама тоже пришла. Села отдельно, демонстративно отвернулась.
— Не обращай внимания, — шепнул Виталик. — Это твой день.
И правда — его день. День, когда он стал взрослым. Благодаря человеку, который не был ему родным по крови, но стал настоящим отцом.
После вручения аттестатов подошел к Виталику.
— Спасибо, пап.
— За что?
— За все. За то, что не бросил. Что выбрал меня.
— Это ты меня выбрал, сынок. И я счастлив, что ты мой сын.
Обнялись. А мама ушла, хлопнув дверью. Как всегда.
Но Егор не расстроился. У него есть семья. Настоящая. Где любят не за кровь, а за то, какой ты есть.
И это главное.
