— Господи, да что же ты за никчемность такая! — слова мужа, словно плевок, опалили слух.
Галина вздрогнула. Такой горечи она еще не слышала.
— Без меня ты как слепой котенок! Шагу не ступишь! — ворчал он из ванной, яростно намыливая руки, словно смывая с них какую-то невидимую грязь.
За десять лет брака она привыкла к его колючему нраву, научилась пропускать колкости мимо ушей, списывая их на усталость. Дескать, так Олег выпускает пар после тяжелого дня.
— Не приди я вовремя, ты бы так и сидела, таращась на запертый холодильник! Не подтолкни тебя, и ужин не начнешь готовить!
Но в последние месяцы яд в его словах стал нестерпимым. Придирки превратились в злые насмешки, упреки — в оскорбления.
— Ты мать или кто? Почему дети голодные в такой час?
Он возник на кухне с полотенцем в руках и с силой швырнул его на пол. Махровое полотно бессильно распласталось у его ног. Жена растерянно смотрела на скомканную ткань. Дети, до этого оживленно щебетавшие за столом, испуганно затихли, словно по команде.
— Все в порядке, Олег, — тихо проговорила Галина, пытаясь сгладить остроту момента. — Я как раз ужин готовлю, ребята помогают.
Она подняла салатник, демонстрируя аккуратные ломтики огурца.
— Вот, салат режем, папу с работы ждем, — выдавила она слабую улыбку.
— А если бы папа задержался на совещании еще немного? — резко бросил он, вскинув голову. — Так бы и сидели голодными до полуночи? Ты вообще чем занята целыми днями, пока я спину гну на работе, деньги зарабатываю? Сериалы смотришь?!
Слова хлестнули, словно удар кнутом.
— Что с тобой происходит, Олег? — сдавленно спросила она.
Гоша и Даша замерли, стараясь не дышать, делая вид, что их и вовсе здесь нет. К отцовской строгости они привыкли, но эта злоба была им в новинку.
— А что со мной происходит?! — голос его сорвался на крик. — Может, мне просто надоело тащить на себе все это, надрываться на работе, а потом приходить домой и видеть этот бардак?!
Он резко оттолкнул стул и с силой поднялся из-за стола.
-Когда я прихожу домой,хочу чтобы стол ломился от вкусной еды!
— Десять лет в браке, а элементарного не усвоила! — гремел голос мужа, словно удар грома, раскалывающий тишину вечера. — Мужа с работы должны встречать как царя: семья в полном составе, стол, лом от яств ломится, и дом – вылизан до блеска!
— Я, между прочим, тоже не на диване сижу, — с трудом сдерживая дрожь в голосе, возразила Галина.
— Да ну?! – Олег презрительно скривил губы. – И что, кроме тебя никто не работает? Медаль тебе за это выдать?! Решила, что совершила подвиг, раз снизошла до того, чтобы мне об этом доложить?
Гоша и Даша, словно маленькие воробьи, замерли за столом, обмениваясь испуганными взглядами. Отцовский гнев всегда обрушивался внезапно, как шторм.
— Можно нам в комнату? – робко прошептал Гоша.
Мальчику было девять лет, всего на год больше, чем его сестренке.
— Мы не хотим ужинать, — поддержала его Даша
В, и в её глазах заблестели слезы.
— Вот видишь, до чего ты детей довела! – тут же подхватил отец. – В этом доме не дождешься от тебя ни тепла, ни уюта, ни ужина! Если тобой не командовать, ты палец о палец не ударишь!
— Я не знаю, что у тебя там случилось, но прошу сменить тон, — устало проговорила жена. – Идите пока поиграйте, я скоро позову.
Она попыталась ободряюще улыбнуться детям, и те, словно нашкодившие котята, юркнули из-за стола.
— А что не так с моим тоном? – Олег картинно развел руками. – Практика показывает, что ты реагируешь, только когда тебе командуют! Не ткни я тебя носом, ты бы так и просидела весь день, любуясь пылью на полках!
— Знаешь что? – вскипела Галина. – Я понимаю, работа у тебя нервная, должность ответственная, и я многое тебе прощаю, но всему есть предел!
Она резко отставила ложку, которой помешивала салат, и вышла из кухни.
— Еда готова. Мы с детьми поужинаем после тебя.
Она скрылась в детской, а Олег лишь презрительно хмыкнул ей вслед. Поужинав в зловещем одиночестве, он заперся в спальне, не обронив ни слова. Галина с детьми вернулись на кухню лишь когда из-за двери донеслись звуки включенного телевизора.
Наскоро перекусив, они все втроем ушли в детскую. Галина решила сегодня ночевать с детьми, видеть мужа не было ни малейшего желания. Извинений от него, как показывал печальный многолетний опыт, ждать было бесполезно, зато новый повод для упреков он мог найти в любой момент.
— Это же невыносимо, ты ведь понимаешь? — Жанна вгрызлась в яблоко, словно в источник истины, и вперила в подругу испытующий взгляд.
Они забились в тихий уголок комнаты отдыха, словно две побитые птицы, ищущие укрытия от надвигающейся бури. В предрассветной пустоте офиса их голоса звучали приглушенно, как шепот заговорщиков.
— Вчерашнее… это уже за гранью, — прошептала Галина, машинально помешивая ложечкой в остывшем кофе. Круги на поверхности напоминали ей водоворот, в который затягивала ее жизнь. — Олег и раньше бывал не в духе, мог огрызнуться, но при детях всегда держал себя в руках, боялся переступить черту.
Вдалеке, как предвестники надвигающегося дня, слышались голоса коллег, заполнявших офис.
— Я сегодня сбежала из дома, как от чумы, — призналась Галина, и в голосе ее прозвучала неприкрытая боль. — Он никогда не извинялся за свои выходки, а теперь… теперь, боюсь, решит, что имеет право. Возомнит себя учителем, преподавшим урок никчемной жене!
Жанна сочувственно склонила голову, в ее глазах отражалась боль подруги.
— А дети? Ты не боишься оставлять их с ним?
— С ними он хотя бы держится, их не тронет, — с горькой уверенностью ответила Галина. — В нашей семье я — громоотвод, черная кошка, на которую срываются все беды.
— И что ты собираешься делать?
Жанна, словно опытный дегустатор, изучала огрызок яблока, выискивая остатки сладости, и отправила его в мусорное ведро.
— Не знаю, Жан… — Галина беспомощно развела руками. — Посмотрю, подожду…
— Да что тут ждать? — Жанна округлила глаза, словно не веря услышанному. — Ты что, не видишь, как твой Олежа осваивает новые территории? К его придиркам ты уже привыкла, списала их на особенности характера, а теперь он пошел дальше.
Она впилась в Галину взглядом, словно рентгеном просвечивая ее душу.
— Он сейчас поймет, что ты и это стерпишь, и все! Держись! Добро пожаловать в ад! Такие, как он, не меняются, Галь, услышь меня! Они только входят во вкус и становятся еще более наглыми и невыносимыми!
— Не знаю, Жанн… Может, ты и права…
Галина продолжала бессмысленно крутить ложечку в остывшей жиже, словно пытаясь выудить из нее ответ.
— Конечно, права! Ты что, всерьез надеешься, что его вдруг посетит озарение? Что он, сидя— Это же не нормально, понимаешь? — Жанна вгрызлась в яблоко, буравила подругу встревоженным взглядом.
Они примостились в пустой комнате отдыха, где в этот предрассветный час не слышно было ни души.
— Вчерашнее — это уже за гранью, — кивнула Галина, размешивая ложечкой остывший кофе. Где-то вдалеке робко перекликались голоса коллег, готовящихся к новому рабочему дню. — Олег и раньше приходил с работы не в духе, мог огрызнуться, но при детях старался держать себя в руках, до оскорблений не доходило.
— Я сегодня нарочно сбежала из дома пораньше, лишь бы его с утра не видеть, — призналась она, вздохнув. — Он ведь и раньше-то никогда не извинялся за свои выходки, а теперь, боюсь, и вовсе решит, что имеет право. Дескать, научил жизни непутевую женушку! Урок преподал!
Жанна сочувственно взглянула на подругу.
— А дети? Ты не боишься оставлять их с ним?
— Да он их пальцем не тронет, это точно. Никогда даже голос на них не повышал. Это я у нас козел отпущения, — с горькой усмешкой проговорила Галина.
— И что ты собираешься делать?
Жанна, внимательно изучив огрызок на предмет остатков сочной мякоти, отправила его в мусорную корзину.
— Не знаю, Жанн… Поживу — увижу, — пожала плечами та.
— Да что тут наблюдать? — Жанна округлила глаза. — Ты что, не видишь, как твой Олежа границы дозволенного нащупывает? Ты к его дурацким придиркам уже привыкла, как к данности, а теперь он новую территорию осваивает.
Она в упор посмотрела на Галину.
— Он сейчас поймет, что ты и это проглотишь, и всё! Добро пожаловать в новую реальность! Такие, как он, не меняются, Галь, пойми. Они только вкус входят, становятся еще наглее и невыносимее!
— Не знаю, Жанн, может, ты и права…
Галина продолжала задумчиво водить ложечкой в остывшем кофейном болоте.
— Да конечно, права! Ты всерьез думаешь, что его совесть замучает? Что он вдруг поймет, как по-свински себя вчера вел, и приползет домой с извинениями?
— Ну, на это я не рассчитываю, — усмехнулась Галина. — Но, думаю, какие-то выводы он для себя сделает. Я ведь вчера ясно дала понять, что всему есть предел. Да и детей он раньше в наши разборки не впутывал…
— Ну вот, я же говорю, его наглость прогрессирует. И дальше будет только хуже. Причем, чую, процесс пойдет семимильными шагами, и кризис грянет максимум через пару недель, — с видом прорицательницы заявила Жанна и многозначительно кивнула.
— Увидишь, не пройдет и месяца, как твой Олежа будет дверь с ноги открывать, шапку на пол швырять, щелкать нагайкой и требовать, чтобы ты ему сапоги снимала.
От этой картины на губах Галины появилась кривая усмешка.
— Ну и фантазии у тебя, — хмыкнула она. — Не думаю, что до такого дойдет…
— Может, и не до нагайки, но твоя терпимость тебе боком выйдет, это точно.
Жанна порылась в пакете с фруктами, выбирая самое румяное яблоко. Сочные плоды заменяли этой миниатюрной женщине и утренний кофе, и обед, а иногда и ужин.
— И что ты предлагаешь?
Галина с отвращением пригубила остывший кофе, словно выпила горечь разочарования, и поднялась со стула.
— Как что? Собирай манатки, хватай детей в охапку и беги, пока не поздно, — отрезала подруга, с аппетитом вгрызаясь в сочное яблоко.
— Не думаю, что все настолько критично, чтобы бежать, — Галина вылила в раковину остывшую бурду и сполоснула чашку.
Пить к Кофе окончательно потерял свою привлекательность.
— Если закрыть глаза на последний скандал, то в целом все неплохо. Олег хорошо зарабатывает, каждый год возит нас на море, детям ни в чем не отказывает, не пилит за каждую копейку…
— Ага, знакомая песня! — Жанна саркастически усмехнулась. — Доктор, у нас все прекрасно, муж обожает меня! А синяки под глазами – это от недосыпа.
— Не сгущай краски, Жан, — поморщилась Галина. — Нет никаких синяков.
— Неужели ты ничего не видишь? — вдруг с раздражен
Она дажием выпалила та, отбросив недоеденное яблоко в сторону.
— Это называется моральным террором. И то, что твои раны не видны, не значит, что их нет.
Галина молчала, скрестив руки на груди. Рабочий день уже начался, а они все не могли поставить точку в этом неприятном разговоре.
— Если ты продолжишь это терпеть, то однажды обнаружишь, что твои дети относятся к тебе так же, как и их отец.
Галина недоверчиво вскинула брови.
— Что ты так смотришь? Я говорю тебе правду, как она есть. Если ты позволишь так с собой обращаться, Гошка с Дашкой переймут эту модель поведения. А почему бы и нет? Ведь папа своим примером показывает, что мать – пустое место, с ней можно не церемониться.
— Гоша с Дашей никогда так не поступят, — запротестовала Галина, качая головой. — Они у меня хорошие дети.
— Тогда они будут страдать, — безжалостно отрезала Жанна, отправляя огрызок в мусорное ведро.
— Так что выбор невелик. Либо вы все вместе погрязнете в этом болоте, либо ты должна положить этому конец!
Жанна резко встала и направилась к своему рабочему месту.
— Думай, подруга, — бросила она через плечо, закрывая за собой дверь. — Если что, я всегда рядом, поддержу.
Как и предрекала проницательная Жанна, атмосфера в доме с каждым днем становилась все более удушающей. Олег становился все наглее, претензии – все абсурднее, а поводы для скандалов – все ничтожнее. Но хуже всего было то, что он больше не стеснялся в выражениях в адрес Галины, даже в присутствии детей.
— Ну ты и бестолочь! Хуже и быть не может. Скоро, видать, придется ложкой тебя кормить да на работу водить, как слепую, на веревочке! А, ребятня? — расхохотался Олег, ища поддержки у детей.
Но те смотрели исподлобья.
— Как думаешь, Гош, а папа правда маму с ложечки кормить будет? — прошептала Даша брату, когда Галина зашла пожелать им спокойной ночи.
— Наверное, да, — ответил мальчик. — Папа же взрослый, а взрослые всегда правду говорят. Раз папа сказал, что мама без него как без рук, значит, так оно и есть.
Галина замерла в дверях, прижав руку к губам. Жанна права, пора действовать.
На следующий день Олег вернулся с работы раньше обычного, и Галине не удалось ускользнуть незамеченной.
— Это куда же ты намылилась? — насмешливо осведомился он, окидывая взглядом собранные чемоданы. — В гастроном собралась? Столько барахла тебе там точно не понадобится, если, конечно, рассчитываешь до зимы вернуться.
Он явно пребывал в отличном расположении духа. Достаточно хорошем, чтобы ядовито издеваться, а не просто злобно ворчать.
— Холодильник тоже прихватишь, чтобы в дороге с голоду не помереть? А то, глядишь, и забудешь, что в городе за цветные бумажки еду дают.
— Хватит, Олег, – отрезала Галина, стараясь сохранять спокойствие. — Упражняйся в остроумии на своих совещаниях. А мы уходим.
Гоша и Даша стояли рядом с матерью, крепко держась за руки.
— Я подаю на развод. Пока поживем у Жанны, а дальше посмотрим.
— Ах, вот как запела! Голос у нее, видите ли, прорезался! — презрительная усмешка сменилась звериным рыком. — Думаешь, ты одна сможешь нормально жить?!
— Как-нибудь выкарабкаюсь, — прошептала Галина, стараясь сдержать дрожь в голосе.
— Приползешь на коленях через пару дней, от силы – через неделю! Но тогда порог мой будет для тебя закрыт навсегда, только для детей! Вы, мои кровиночки, всегда найдете здесь приют.
— Не смей кричать на маму! — Гоша, до этого молчавший, словно пружина, распрямился и выступил вперед. — Мы не вернемся! Потому что ты делаешь ей больно!
Галина рванулась к сыну, обняла его крепко, будто защищая от надвигающейся бури. Олег, ошеломленный внезапным отпором девятилетнего мальчишки, замер, словно громом пораженный. Она воспользовалась его замешательством и, подхватив вещи, выскользнула за дверь.
Вскоре Галина подала на развод и иск о разделе жилплощади, а до тех пор нашла приют в съемной квартире. Олег поначалу отказывался верить в серьезность ее намерений, но, столкнувшись с ее непоколебимой решимостью, смирился.
Он питал слабую надежду, что, регулярно навещая детей, сумеет перетянуть их на свою сторону, вернуть расположение, но те уже вкусили глоток свободы, дышали полной грудью в атмосфере, где не было места упрекам, придиркам и оскорблениям. И Галина, глядя на них, с тихой уверенностью смотрела в будущее.
