Проверка нагрянула в дом многодетной семьи
Полина догадывалась, что пособия на детей — это был не просто дополнительный доход, а единственный источник существования в семье Трофимовой. Она давно уже жила без мужа, который, по слухам, сбежал от неё много лет назад, ни дня в жизни не работала, но исправно получала помощь от государства на своих многочисленных детей, используя это как стабильный источник дохода.
— Вы что, не читали последнюю региональную директиву от текущего года? — Полина говорила с серьёзным видом, словно ссылалась на важный, но засекреченный документ. — Если проверка выявит, что деньги, полученные на детей, идут не по назначению, то выплаты приостанавливаются.
— Так у меня… по назначению… — Трофимова залепетала, пытаясь оправдаться. — Я же всё детям покупаю. И еду, и одежду…
— Отлично. Позвольте, я пройду в дом, — Полина сделала шаг вперёд, не дожидаясь приглашения. — Хочу начать проверку с условий для учёбы. Ваши дети ходят в школу?
— Да, ходят, — Трофимова кивнула.
— Отлично. Покажите рабочее место каждого ребёнка. Где они у вас делают уроки. Напоминаю, у каждого ребёнка должно быть отдельное место. У вас всё соответствует? — Полина обвела взглядом мрачную, захламлённую прихожую.
По глазам Трофимовой было видно, что ничего у неё не соответствует. В них читалась паника. Она, видимо, никогда и не задумывалась о таких «мелочах», как отдельное рабочее место для каждого ребёнка. Полина поняла, что план сработает, и Трофимова уже скоро будет совсем шелковой.
Девушка, внутренне ликуя от своего успеха, но внешне сохраняя серьёзное выражение лица, продолжила наступление. Трофимова стояла перед ней, как нашкодивший школьник, её лицо было бледным от страха.
— Понятно, — Полина глубокомысленно вздохнула, как будто ей было откровенно жаль Трофимову. — Ставим минус в графе «условия для учёбы». И, честно говоря, переходить к следующему пункту… Надо ли? Вы уже не проходите. К сожалению, мы будем вынуждены остановить выплаты. — Полина сделала самое грустное лицо, на какое была способна, пытаясь изобразить сочувствие, хотя внутри едва сдерживала смех.
— Когда остановить? — Трофимова заморгала, словно не веря своим ушам.
— Уже со следующего месяца.
— Да… как? Погодите! — Трофимова растерялась, её глаза забегали и на лице изобразилась настоящая паника.
— Тем более, жалобы поступили из школы, — воспользовалась замешательством Трофимовой Полина. Она решила добить её окончательно. — На детей ваших жалобы. Очень серьёзные.
— Кто жалуется? Кто конкретно? — Трофимова начала дрожать, её голос срывался на визг.
— Да все! — Полина развела руками. — От директора до уборщицы, включая одноклассников. Все жалуются на поведение ваших детей. Скажу вам по секрету: мы бы не стали к вам сегодня приходить, если бы не эти жалобы. А теперь — указка сверху! Мы обязаны были отреагировать. Но, вы не волнуйтесь. Там, вроде, через полгода можно опять подать заявление на пособия. Если всё будет хорошо, конечно.
— Через полгода? — глаза Трофимовой округлились до предела, словно два блюдца. Вся кровь отхлынула от её лица, оставив его бледным и испуганным. — А как же мне прожить эти полгода? Чем кормить детей? На что покупать?
— Ну, не знаю, — Полина пожала плечами, изображая равнодушие. — Можете работу пока найти. Вы кто, вообще, по профессии?
Женщина пожала плечами. Она не могла ответить на этот вопрос. Не доучившись в школе, не получив никакого образования, ни дня не проработав в своей жизни, она понятия не имела, кто она по профессии. Вся её жизнь заключалась в получении пособий и ведении полумаргинального образа жизни.
— Ну, не переживайте вы так, — успокаивающим тоном произнесла Полина, хотя внутри ликовала. — Я уверена, вы не пропадёте. Не пропали же до этого. На днях заеду к вам, подпишем кое-какие бумаги. А пока — до свидания. Мне ещё много чего нужно проверить.
— Погодите! — цепляясь за последнюю надежду, остановила Полину женщина. Она схватила её за рукав, её пальцы были холодными и липкими. — Неужели ничего нельзя сделать?
— Знаете, можно, — Полина осмотрелась по сторонам, словно хотела убедиться, что никто их не подслушивает. Она понизила голос до заговорщического шёпота. — Мы могли бы закрыть глаза… На первый раз. Но для этого вам надо серьёзно поговорить со своими детьми. Очень серьёзно. Пусть ходят в школе тише воды, ниже травы. Все должны забыть про их существование! Как будто их нет. Сможете?
— Конечно! — радости Трофимовой не было предела. Её глаза снова заблестели, а в них появилась надежда. Она уже представляла, как будет «воспитывать» своих детей, чтобы сохранить этот денежный поток.
— Отлично! Если жалобы на ваших детей прекратятся, и я не услышу ни слова о них, вы сможете и дальше получать свои пособия. Я думаю, это того стоит?! — Полина подняла бровь, глядя на Трофимову.
— Ещё как стоит! — радостно поддержала та. — Не переживайте, уважаемая специалист! Про моих детей вы больше не услышите. В смысле, плохого не услышите. Будут, как шёлковые, я вам обещаю! Ни одного писка! Ни одной жалобы!
— Да, хотелось бы верить, — Полина улыбнулась. — А теперь, с вашего разрешения, я пойду. Работы много ещё. — Она аккуратно высвободила свою руку из цепкой хватки Трофимовой и направилась к выходу.
Трофимова молча кивнула, её лицо всё ещё было освещено надеждой, а в глазах читалось облегчение. Она поспешно закрыла за Полиной дверь. А Полина, удалившись от неё на пару десятков метров, коварно улыбнулась. Она была горда тем, что нашла слабое место самой скандальной женщины в округе. И этим слабым местом была боязнь потерять «лёгкие деньги».















