Аня хлопнула дверцей шкафа так, что задребезжали стаканы на кухне. Матвей сидел за столом, доедал макароны. Ему было двенадцать, но выглядел он младше — худенький, с торчащими ушами, вечно растрепанный.
— Мам, ты чего? — спросил он, жуя.
— Ничего! Ешь давай! — рявкнула она и тут же осеклась. — Прости, сынок. Просто устала на работе.
Устала она не на работе. Устала от Гриши и его вечных наставлений. Полгода назад казалось — вот оно, счастье. Нормальный мужик, с работой, без запоев. Ухаживал красиво. Цветы носил, в кино водил. Матвею игровую приставку подарил на день рождения.
А теперь…
— Ань, ты дома? — раздалось из прихожей.
Гриша. Пришел, как к себе домой. Ключи она ему дала месяц назад — мол, удобнее так. Дура.
— На кухне мы! — крикнула Аня.
Он вошел — высокий, плечистый, в дорогом костюме. Начальник отдела в крупной фирме. Раньше это ее впечатляло.
— Привет, — буркнул Матвей, не отрываясь от тарелки.
— Здравствуй, Матвей, — Гриша нахмурился. — Со взрослыми так не здороваются. Встань, руку пожми, как мужчина.
Мальчик удивленно посмотрел на маму. Та кивнула — давай, мол. Матвей нехотя встал, протянул руку.
— Вот так-то лучше, — Гриша крепко сжал детскую ладонь. — А теперь иди в комнату. Нам с мамой поговорить надо.
— Он еще не доел, — вмешалась Аня.
— Доест потом. Взрослые разговаривают.
Матвей снова посмотрел на маму. В его глазах читался немой вопрос. Аня тяжело вздохнула:
— Иди, солнышко. Потом доешь.
Мальчик ушел, прихватив тарелку. Гриша недовольно поморщился, но промолчал.
— Что опять? — устало спросила Аня.
— Как что? Ты посмотри, как он себя ведет! Никакого уважения к старшим. Сидит, жует. Я в его возрасте…
— Григорий, он ребенок. Обычный ребенок.
— Вот именно! Избалованный ребенок! Ты его совсем распустила. Отца нет, так хоть мать должна воспитывать!
Аня почувствовала, как внутри поднимается волна злости. Двадцать лет она растила сына одна. Двенадцать лет! А этот… пришел полгода назад и учит жить.
— Не смей говорить про отца, — тихо сказала она.
— А что, неправда? Сбежал твой красавчик, бросил с пузом. И что? Теперь ты из пацана тряпку делаешь?
— Хватит.
— Нет, не хватит! Я тут живу, между прочим. Имею право голос подавать. Парню нужна твердая рука!
— Ты тут живешь? — Аня встала из-за стола. — Напомни, кто за квартиру платит?
— При чем тут это? Я о воспитании говорю!
— А я говорю — не лезь! Это мой сын!
— Наш сын, — поправил Гриша. — Раз мы вместе живем.
Аня рассмеялась. Нервно, зло.
— Наш? Ты где был, когда он по ночам плакал от колик? Где был, когда я на работах пахала, чтоб его прокормить? Когда в больнице с пневмонией лежал — где был? А теперь пришел — наш сын!
— Аня, не заводись. Я же как лучше хочу. Мальчику нужен отец.
— Не нужен ему такой отец!
Повисла тишина. Гриша побледнел.
— Что значит — такой?
— Который только приказывать умеет. Он тебя боится!
— Это называется уважение!
— Это называется страх! Ты на него только орешь!
— Я не ору! Я воспитываю!
— Мам? — в дверях стоял Матвей. — Вы че кричите?
— Все нормально, сынок, — Аня попыталась улыбнуться.
— А ну марш в комнату! — рявкнул Гриша. — Сколько раз говорить — не лезь, когда взрослые разговаривают!
Матвей вздрогнул и убежал. Аня видела — у него на глазах слезы.
Это был последний раз, когда она это видела.
— Уходи, — сказала она тихо.
— Что?
— Уходи. Сейчас же.
— Ань, ты чего? Из-за пацана? Да я же…
— Из-за пацана, да! Он для меня важнее всего! Важнее тебя, важнее любого мужика на свете! Понял?
— Ты пожалеешь, — Гриша встал. — Кому ты нужна с прицепом?
— Это мой сын, а не довесок! Вон отсюда!
Он ушел, хлопнув дверью. Аня опустилась на стул. Вот и все. Опять одна.
— Мам?
Матвей стоял в дверях, теребил край футболки.
— Иди сюда, родной.
Он подошел, и она обняла его, прижала к себе.
— Он больше не придет?
— Не придет.
— Я виноват, да? Я плохо себя вел…
— Нет! — Аня взяла его лицо в ладони. — Ты ни в чем не виноват! Слышишь? Это он… он просто не подходит нам.
— А вдруг больше никто не подойдет? Ты так и будешь одна?
Аня улыбнулась сквозь слезы.
— Я не одна. У меня есть ты. А больше никого и не надо.
Прошло три года. Матвею пятнадцать, он вытянулся, голос ломается. Хороший парень растет — добрый, отзывчивый. Троек, правда, нахватал в четверти, но Аня не ругает. Главное — человеком растет.
На работе новый системный администратор — Костя. Тихий такой, в очках. Не красавец, но улыбка хорошая. Детская какая-то.
Как-то Аня осталась допоздна — отчет доделывала. Компьютер завис.
— Помочь? — Костя материализовался из ниоткуда.
— Да тут эта дура железная…
— Сейчас.
Он колдовал над компьютером минут десять. Аня смотрела — руки у него красивые. Длинные пальцы, аккуратные ногти.
— Готово. Сохранил вам файл на всякий случай в трех местах.
— Спасибо! Я бы до утра тут сидела.
— Не за что. Кофе будете? У меня в кабинете кофемашина есть.
Аня хотела отказаться. Но почему-то согласилась.
Пили кофе, болтали. Оказалось, Костя тоже один воспитывает дочку. Жена ушла, когда малышке год был. «Не готова к материнству» — так сказала.
— И как справляетесь?
— Нормально. Маше уже восемь. Самостоятельная девочка растет. Правда, косички заплетать до сих пор не научился толком.
Аня рассмеялась.
— У меня проще — сын. Стрижка короткая, проблем нет.
— Сын? Сколько ему?
— Пятнадцать.
— Сложный возраст.
— Да нет, нормальный парень. Просто… я одна его воспитываю. С рождения.
Костя кивнул. Не стал расспрашивать — и спасибо ему за это.
Домой Аня пришла в одиннадцать. Матвей не спал — уроки делал.
— Мам, ты че так поздно?
— Отчет доделывала. Ты ужинал?
— Ага. Макароны сварил. Тебе оставил.
— Спасибо, сынок.
Она поцеловала его в макушку. Пахнет шампунем и еще чем-то родным, домашним.
— Мам, а можно вопрос?
— Конечно.
— Ты… ну… встречаться больше ни с кем не будешь? После того дядьки?
Аня села рядом.
— А ты как думаешь?
— Не знаю. Вроде тебе одиноко иногда. Но если опять такой придет…
— Не придет. Я теперь умнее стала.
— А если нормальный?
— Тогда посмотрим. Но знаешь что? Ты для меня всегда будешь на первом месте. Всегда. Договорились?
— Договорились.
С Костей отношения развивались постипенно. Кофе после работы, потом обеды вместе. Через два месяца — кино. Еще через месяц Аня решилась познакомить его с Матвеем.
Готовила как на экзамен. Предупредила Костю — если сыну не понравится, извини. Тот кивнул — понимаю.
Встретились в кафе. Нейтральная территория.
— Матвей, это Костя. Костя — Матвей.
Пожали руки. Костя не стал изображать из себя дядю-весельчака. Сел, заказал себе кофе, Матвею — колу.
— Мама говорит, ты программированием увлекаешься?
— Ну… немного.
— Я в твои годы на Бейсике писал. Сейчас, наверное, уже динозавр.
— Да нет, Бейсик прикольный. Для начала самое то.
Разговорились. Оказалось, у них куча общих тем. Игры, компьютеры, даже музыку одинаковую слушают.
Аня сидела, смотрела и не могла поверить. Ее сын — молчун и недотрога — болтает с малознакомым мужчиной как с лучшим другом.
— Мам, можно Костя к нам придет? Он обещал показать, как игру написать!
— Э… можно, наверное.
Костя вопросительно посмотрел на нее. Она кивнула.
Прошел год. Костя так и не переехал к ним — Аня не спешила. Но бывал часто. С Матвеем они стали друзьями. Не отец и сын — именно друзья. И это было правильно.
Как-то вечером сидели втроем, ужинали. Матвей вдруг говорит:
— Кость, а ты мою маму любишь?
Аня чуть вилку не выронила.
— Матвей!
— Да, — спокойно ответил Костя. — Люблю.
— И я ее люблю. Так что смотри — обидишь, я тебе это припомню.
— Не обижу.
— Вот и хорошо.
Они пожали друг другу руки. Как мужчины. Как равные.
Аня смотрела на них и думала — вот оно. Настоящее. Без криков, без приказов, без «я тут главный».
Просто семья.
Где ее сын — всегда на первом месте. А Костя это понимает и принимает.
И это правильно.
Это единственно правильно.
