Не смей трогать мои вещи! — Полина выхватила из рук Эли фотографию в рамке так резко, что девочка отшатнулась и ударилась спиной о шкаф. — И вообще, что ты делаешь в моей комнате?
— Я просто хотела посмотреть… — восьмилетняя Эля прижала руки к груди, глаза наполнились слезами. — Ты же теперь моя сестра…
— Я тебе не сестра! — сказала сквозь зубы Полина. — Запомни это раз и навсегда, малявка. То, что моего отца угораздило жениться на твоей мамаше, ничего не меняет. Ты мне никто!
Эля молча смотрела на старшую девочку. Еще вчера она так радовалась — наконец-то у нее будет настоящая старшая сестра! Она столько всего придумала: как они будут вместе играть, секретничать, Полина научит ее красиво заплетать косы и рисовать стрелки на глазах, когда она подрастет…
— И не вздумай ныть своей мамочке, — Полина наклонилась к ней, понизив голос. — А то будет хуже. Поняла?
Эля кивнула и выбежала из комнаты. В коридоре она столкнулась с мамой.
— Элечка, что случилось? — Маргарита присела на корточки, вглядываясь в заплаканное личико дочери.
— Ничего, мам. Я просто… споткнулась.
— Споткнулась? — Маргарита нахмурилась. Что-то в голосе дочери ее насторожило, но Эля уже убежала в свою комнату.
Прошла неделя. Маргарита все чаще замечала, что ее жизнерадостная болтушка-дочка стала какой-то тихой, замкнутой. За ужином едва ковыряла вилкой в тарелке, на вопросы отвечала односложно.
— Паш, ты не замечаешь, что с Элей что-то не так? — спросила Маргарита мужа, когда они остались вдвоем на кухне.
Павел пожал плечами:
— Может, адаптируется еще? Все-таки переезд, новые люди в доме…
— Не знаю. У меня нехорошее предчувствие.
На следующий день Маргарита специально пришла с работы пораньше. Дома было тихо. Она прошла по коридору и услышала голоса из комнаты Полины.
— …и чтобы я больше не видела тебя возле моих вещей! Усекла?
— Но я же ничего не трогала… — тихий голос Эли дрожал.
— Не трогала? А это что? — звук удара, вскрик Эли.
Маргарита распахнула дверь. Эля стояла, прижав ладошку к покрасневшей щеке, Полина — с поднятой рукой.
— Что здесь происходит? — голос Маргариты прозвучал как удар хлыста.
— Ничего, — Полина опустила руку. — Мы просто разговариваем.
— Эля, иди ко мне, — Маргарита протянула руку дочери.
В своей комнате она осторожно осмотрела щеку девочки. След от пощечины уже почти исчез, но Маргарита видела — это был не первый раз.
— Элечка, милая, расскажи мне все. Не бойся.
И плотину прорвало. Эля, захлебываясь слезами, рассказала все: как Полина обзывает ее, не дает прикасаться ни к чему в доме, толкает, щипает, а вчера даже пригрозила, что если она пожалуется, то ночью придет и отрежет ей косы.
— Почему ты сразу не сказала? — Маргарита крепко обняла дочь.
— Она сказала, что будет хуже… И я думала, может, она привыкнет ко мне…
Вечером, когда Павел вернулся с работы, Маргарита пересказала ему все. Лицо мужчины становилось все мрачнее с каждым словом.
— Не может быть. Полина не такая.
— Павел, я видела это своими глазами! Она ударила мою дочь!
— Нужно поговорить с ней, выяснить…
— Выяснить что? Что твоя дочь издевается над моим ребенком?
Они позвали Полину. Девочка вошла с вызывающим видом, словно заранее приготовилась к бою.
— Полина, это правда? — Павел смотрел на дочь с надеждой, что все окажется недоразумением.
— Что правда? Что эта малявка ноет по любому поводу? Да, правда.
— Ты ударила Элю?
— Подумаешь, легонько толкнула. Она сама виновата — лезет, куда не просят.
— Полина! — Павел повысил голос. — Как ты можешь так говорить?
— А что? — девочка скрестила руки на груди. — Вы меня сюда притащили, я не просила! Мне нормально было у дяди Глеба жить!
— У дяди Глеба? — Павел нахмурился. — Ты же сама просилась ко мне…
— Ну и что? Передумала я! Надоело мне тут с вашей идеальной семейкой!
— Полина, мы просто хотим, чтобы вы с Элей…
— Да не нужна мне ваша Эля! — выкрикнула девочка. — И вы мне не нужны! Все не нужны!
Она выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
Павел сидел, уронив голову на руки. Маргарита молчала, обнимая притихшую Элю.
— Я не знаю, что делать, — наконец сказал Павел. — Я думал, со временем…
— Павел, так больше продолжаться не может. Эля боится находиться в собственном доме.
— Я знаю. Я поговорю с Полиной еще раз.
Но разговоры не помогали. Полина становилась все более дерзкой и агрессивной. Эля старалась не попадаться ей на глаза, пряталась в своей комнате, но даже там не чувствовала себя в безопасности.
Через две недели Павел принял решение.
— Мы переезжаем, — объявил он за ужином.
— Что? — Маргарита подняла на него удивленный взгляд.
— Я снял квартиру. Мы с Полиной переедем туда. Так будет лучше для всех.
— Паш, но… Мы же семья…
— Семья не должна жить в страхе. Эля не должна бояться в собственном доме. Мы переедем, а потом… потом посмотрим.
Полина, услышав о переезде, только пожала плечами:
— Ну и отлично. Наконец-то!
Эля молча смотрела в тарелку. Ей было жаль, что все так получилось. Она ведь правда хотела, чтобы у нее была сестра…
В день переезда Маргарита помогала Павлу собирать вещи. Полина демонстративно не выходила из комнаты.
— Паш, может, еще не поздно все изменить? — Маргарита коснулась его руки.
— Нет, Рита. Я не могу допустить, чтобы из-за моей дочери страдала твоя. Мы справимся. А когда Полина повзрослеет, поймет…
— А если не поймет?
Павел не ответил.
Новая квартира находилась на другом конце города. Когда они приехали и открыли дверь, Полину встретил затхлый запах сырости и немытого тела.
— Что за…
Из комнаты вышел дядя Глеб — брат покойной матери Полины, у которого она жила до переезда к отцу. Небритый, в засаленной майке, с бутылкой пива в руке.
— О, племяшка приехала! И братец мой названный! Заходите, заходите!
Полина попятилась. Она помнила эту квартиру. Помнила вечно пьяного дядю, грязь, тараканов, вонь…
— Пап, это что за место? — прошептала она.
— Единственное, что я смог быстро найти. Твой дядя согласился нас приютить.
— Но… но тут же… — Полина оглядывалась по сторонам. На кухне гора немытой посуды, в комнате на полу валяются окурки и пустые бутылки.
— Ничего, уберемся, — Павел старался говорить бодро, но в глазах читалась усталость. — Глеб, мы займем дальнюю комнату, хорошо?
— Да хоть весь дом занимайте! — расхохотался дядя. — Полинка, иди к дядюшке, обниму!
Полина шарахнулась от протянутых рук. От Глеба несло перегаром и чем-то кислым.
Ночью она не могла уснуть. Из-за стенки доносился храп и бормотание пьяного дяди, где-то капала вода, скреблись мыши или крысы. Матрас пах плесенью, простыни были серые от старости.
Она вспомнила свою комнату в квартире Маргариты — чистую, светлую, с красивыми шторами и мягкой кроватью. Вспомнила, как Маргарита готовила вкусные завтраки, как в доме всегда пахло выпечкой и свежим кофе…
И Элю вспомнила. Маленькую, глупую Элю с ее огромными доверчивыми глазами. Которая так хотела быть ее сестрой…
На третий день Полина не выдержала. Глеб опять напился и начал орать песни, потом полез к ней в комнату «поговорить по душам». Павел еле выставил его за дверь.
— Пап, я больше не могу, — Полина расплакалась. — Я хочу обратно.
— Полин, но ты же сама…
— Я знаю! Я дура! Я все испортила! Но я больше так не буду, честно! Я буду хорошо относиться к Эле, буду помогать по дому, только давай вернемся!
Павел обнял дочь:
— Это не мне ты должна обещать. И не Маргарите.
Полина кивнула, вытирая слезы.
На следующий день они стояли у двери квартиры Маргариты. Полина нервно теребила рукав куртки.
Дверь открыла Эля. Увидев их, она замерла.
— Привет, — тихо сказала Полина.
Эля молчала, прижимаясь к дверному косяку.
— Эля, я… — Полина сглотнула. — Можно мне с тобой поговорить?
Девочка посмотрела на отца, потом кивнула. Они прошли в гостиную. Маргарита выглянула из кухни, но Павел покачал головой — пусть девочки сами разберутся.
— Эля, я хочу попросить у тебя прощения, — Полина опустилась на колени перед младшей девочкой. — Я вела себя ужасно. Обижала тебя, грубила, даже ударила… Мне очень стыдно.
Эля молчала, разглядывая свои тапочки.
— Я понимаю, если ты не хочешь меня простить. Но я правда больше так не буду. Я… я хочу быть тебе хорошей сестрой. Если ты позволишь.
— Почему ты меня не любила? — тихо спросила Эля.
Полина опустила голову:
— Не знаю. Наверное, злилась. На папу, что он ушел от нас с мамой. На твою маму, что папа ее полюбил. На тебя, что ты такая… хорошая. А я плохая.
— Ты не плохая, — Эля присела рядом с ней на пол. — Ты просто грустная была.
Полина посмотрела на нее удивленно:
— Грустная?
— Ага. Я видела. Ты плакала ночью иногда. Я хотела прийти, обнять тебя, но боялась, что ты опять будешь ругаться.
Слезы покатились по щекам Полины:
— Прости меня, Эля. Пожалуйста, прости.
Маленькая девочка обняла ее:
— Я же тебе сразу это предлагала! Быть сестрами!
Полина крепко прижала ее к себе:
— Да. Давай будем сестрами. Настоящими.
Павел и Маргарита стояли в дверях, наблюдая за девочками. Маргарита украдкой вытирала слезы.
— Думаешь, теперь все будет хорошо? — тихо спросила она.
— Надеюсь, — Павел обнял жену. — Они обе хорошие девочки. Просто Полине нужно было понять кое-что важное.
Прошел месяц. Полина действительно изменилась. Каждое утро она заплетала Эле косички перед школой, помогала с уроками, читала на ночь сказки. Они вместе рисовали, лепили из пластилина, устраивали концерты для родителей.
— Смотри, я тебе покажу, как делать французскую косу, — Полина усадила Элю перед зеркалом.
— А это сложно?
— Немножко. Но ты справишься. Ты у меня умница.
Эля расцвела от похвалы.
Маргарита наблюдала за ними из-за приоткрытой двери. Тревога все еще жила где-то глубоко внутри — слишком хорошо она помнила испуганные глаза своей дочери, след от пощечины на нежной щеке.
— Не накручивай себя, — Павел обнял ее сзади. — Дети умеют прощать. И меняться.
— Я знаю. Просто… страшно поверить, что все действительно наладилось.
— Смотри на них.
В комнате раздался смех. Полина что-то показывала Эле на телефоне, и обе хохотали, обнявшись.
— Мам, пап! — крикнула Эля. — Можно мы с Полей в кино сходим? Там новый мультик вышел!
— Можно, — улыбнулась Маргарита.
— Ура! Поля, мы идем в кино! — Эля запрыгала по комнате.
— Эй, осторожнее, кузнечик! — Полина подхватила ее на руки. — А то еще ногу подвернешь, какое тогда кино?
Глядя на них, Маргарита наконец позволила себе расслабиться. Может быть, Павел прав. Может быть, все действительно будет хорошо.
Вечером, когда девочки вернулись из кино, Эля с порога закричала:
— Мам, а мы с Полей решили, что когда вырастем, будем жить рядом! Чтобы наши дети тоже были как братья и сестры!
— Эля, не ори, — мягко одернула ее Полина. — Соседи же.
— Ой, точно. Мам, — уже шепотом повторила Эля, — мы будем жить рядом!
Маргарита и Павел переглянулись.
— Это замечательно, милая.
Девочки убежали в комнату, продолжая обсуждать свои грандиозные планы. Было слышно, как они хихикают и о чем-то шепчутся.
— Вот теперь я верю, — сказала Маргарита. — Они действительно стали сестрами.
— Я же говорил — все будет хорошо.
— Знаешь, что самое удивительное? Эля ни разу не вспомнила о том, что было. Как будто стерла из памяти.
— Дети так устроены. Они живут настоящим, а не прошлым.
Из комнаты донесся голос Полины:
— Эль, а давай маме с папой концерт устроим? Ты будешь петь, а я на гитаре играть.
— Давай! Только я стесняюсь…
— Не бойся, я рядом буду. Сестры всегда поддерживают друг друга.
Маргарита улыбнулась:
— Пойдем, нас ждет концерт.
Они уселись на диван. Девочки вышли, держась за руки. Эля действительно стеснялась, пряталась за спину Полины.
— Ну что, трусишка? — ласково спросила старшая сестра. — Давай вместе?
Эля кивнула.
И они запели — нестройно, сбиваясь, путая слова. Но от этого дуэта, от их сияющих лиц, от того, как они поддерживали друг друга взглядами, у взрослых защипало глаза.
Это была победа. Маленькая, хрупкая, но настоящая победа любви над страхом, прощения над обидой, семьи над одиночеством.
— Браво! — захлопал Павел.
— Вы молодцы! — Маргарита обняла обеих девочек.
— Мам, а можно Поля мне еще косу заплетет? Такую красивую, как у принцессы? — Эля смотрела на сестру с обожанием.
— Конечно, малышка. Пойдем, сделаю тебе самую красивую прическу.
Они убежали, и Маргарита вздохнула:
— Все-таки чудеса случаются.
— Это не чудо, — возразил Павел. — Это просто любовь. И мудрость маленькой девочки, которая умеет прощать.
За окном темнело. В детской горел свет, слышались голоса сестер. Настоящих сестер, которые нашли друг друга через боль и слезы, через ошибки и прощение.
И это было лучшее, что могло случиться с их семьей.
