— Надька, кур не трогай! Куры ни при чём! Успокойся ты, ради Христа! Ой, лихо-лишенько, беда неминучая… Да, что же ты творишь!? Надежда! Побойся Бога! Да ты очумела, что ли?!
Галина Семёновна, тучная женщина за шестьдесят, вся в мыле и поту, красная от напряжения и ужаса, бегала следом за снохой по двору, пытаясь спасти от разорения своё хозяйство.
Уже было выбито окно в доме, выдернуты с корнями только что с любовью высаженные кустики помидоров и перца. Катастрофа обретала всё больший масштаб. Неизвестно, что ещё можно было ждать от разъярённой женщины.
— Я вам покажу, как сводничеством заниматься! — Надька кинула в сторону неизвестно как оказавшуюся в её руках перепуганную насмерть курицу. Птица с диким криком отлетела за забор. Только перья полетели в разные стороны.
— Пожилая женщина, ни стыда, ни совести! — никак не успокаивалась сноха Надежда. — Нет бы, на путь истинный сына наставить, а она наоборот поощряет разврат и гульбу! Это как? В голове просто не укладывается! Да на вас креста нет! Позор на всю деревню. Кому скажи — не поверят, что мать родная способствует такому…
Надежда остановилась перед кустами роз, которые только выкинули нежные бутоны. Розы она любила с самого детства. Считала их необыкновенными цветами. Да и шипы останавливали прыть разбушевавшейся фурии.
— Нет, розы не трону, пусть цветут, — подумала она.
— Надя, ну не виновата я, ей богу, клянусь! Разве ж я враг своему сыну? Зачем же семью-то разбивать? Что ж я не понимаю, — воспользовалась минутной передышкой Галина Семёновна.
— А, — как-то обречённо и устало махнула рукой Надька. — Знаю я, что не по нраву вам. Не ко двору… С первого дня чувствую и всё понимаю. Невзлюбили вы меня, вот и решили Егору замену подыскать. Да только не на ту нарвались! Не выйдет у вас ничего! Я за свою семью ещё поборюсь.
Она вытащила из головы куриные перья, собрала растрепавшиеся волосы в хвост и пошла к калитке. Там обернулась и с удовлетворением оглядела двор и огород. Больше громить нечего, можно уходить.
А дело всё было в том, что застала она своего благоверного мужа Егора в объятиях соседской бабёнки Маруськи, муж которой находился в местах, не столь отдалённых. Как говорится, далеко и надолго.
Люди поговаривали, что Маруська даже оформила развод с ним. Но Надя документа не видела, поэтому доподлинно данного факта не знала.
А за несколько дней до этого Надя, заскочив к свекрови по какой-то надобности, застала там странную картину.
Она очень удивилась тому факту, что за накрытым непонятно по какому случаю столом, кроме свёкра и свекрови, сидела Маруська и … её муж Егор.
В прошлый раз она себя сдержала, тем более, что Егор, увидев её удивлённое лицо, поспешил оттуда жену увести.
Маруську Надежда не любила. Она знала, что между ней и Егором в школе была любовь. А пока Егор служил в армии, она выскочила замуж за своего уголовника. И вот теперь, оставшись одна, опять положила глаз на бывшего возлюбленного.
Когда сегодня с утра Егор, озираясь и оглядываясь, пробирался, как вор в ночи, к Маруськиному дому, Надежда всё поняла.
— Значит, договорились уже! Снюхались. Не зря, видать, за столом у свекрухи рядышком сидели! Ну, я им устрою! Я им покажу старую любовь!
Схватив скалку, первое, что попалось под руку, Надька решительно направилась к дому соперницы.
Войдя в дом, увидела очень неприятную и совсем недвусмысленную картину. Голубки обнимались и миловались. Кровь закипела в жилах обманутой женщины. Она воспользовалась тем орудием, что было в руках.
Не разбирая, она стала лупить скалкой сначала Егора с Маруськой, а затем досталось и накрытому столу. Осколки посуды, разбитые рюмки, еда — всё превратилось в месиво.
Кое-как угомонив жену, которая в состоянии аффекта могла сейчас даже убить, Егор повёл её домой. Но обида, кипевшая в груди, не давала дышать. Она требовала выхода.
И Надька помчалась к свекрови, где и дала выход своим эмоциям.
Вернулась домой она усталая и опустошённая. Села и заплакала. Дома никого не было. Ребятишки на речку, наверное, убежали. А Егор стучал-чинил что-то в сарае. Она слышала, что он там. Домой боится идти.
Поплакав, она стала готовить обед. Что бы ни случилось, а обед всегда должен быть. Так её учила мать. А ещё она говорила, что семью надо беречь, не смотря ни на что. «Всякое будет, дочка, и боль, и обида, даже измена, но семью сохрани.»
Она вышла к Егору. Сильно ему досталось. Весь в синяках и ссадинах. Наверно, и та гадюка тоже разукрашена… Да и чёрт с ней!
Муж прятал глаза, молчал.
— Простишь? — спросил тихо, с надеждой.
— У нас детей полон дом. О них надо думать. Мы уж теперь с тобой не в счёт… Но гулять я тебе, Егор, не дам. Не позволю унижать меня. В город поедем. Меня тётка одинокая давно уж зовёт. Помрёт, квартира нам останется. Вот тебе мой сказ.
Егор согласился. Через месяц они уже обживались на новом месте, в городе. И правильно. А то так ведь и до беды недалеко. Убила бы когда-нибудь Надежда со своим горячим темпераментом соперницу и в тюрьму отправилась. А у них детей полон дом. Нельзя.
А Галина Семёновна очень обрадовалась решению сына и снохи. Такую родню лучше подальше от себя держать. Для личной безопасности.
