1968 год.
Матвей Михайлов любил иногда рюмочку-другую пропустить. Придет, бывало, с завода, нальет стопку водки да начинает вспоминать о временах, которые он и помнить-то не мог. Почему-то покоя ему не давали благородное происхождение супруги Натальи, Евсеевой в девичестве. Жену и дочь Матвей презрительно называл «интеллигенцией». В его устах это слово носило исключительно неприятный оттенок.
— Вот батя твой, Семен Панкратыч, предателем оказался, — с выражением вселенской скорби на лице говорил Матвей, обращаясь к Наталье.
— Сколько раз тебе сказано, не знает никто судьбу моего отца, — устало возражала Матвею супруга, — после революции отказался он от всей собственности и переехал с моей матерью в Петроград, где у них оставалась небольшая квартира.
— Стало быть, ты у меня коренная ленинградка, — расхохотался Матвей, наливая себе еще рюмку крепкого напитка, — потомственная, так сказать, интеллигенция.
— Перестань, Матвей, и хватит тебе уже пить, — покачала головой Наталья, — смотреть уже не хочется на твою физиономию красную.
— Да где уж нам, простым работягам, до вас, — насупился супруг, — мы ж, так сказать, не люди, а масса второсортная.
Так и коротал Матвей вечера за распитием беленькой – то высмеивал Наталью и её потерянных родных, то погружался в тоску и театрально унижал себя, надеясь, что жена и дочь тут же начнут его переубеждать. Такие разговоры всегда заканчивались одинаково. Матвей в презрительной манере отзывался о тесте, которого в жизни своей не видел, называл его никчемным музыкантишкой и твердил, что такие, как он, продали родину.
***
Семен Панкратович Евсеев был благородных кровей. Супруга его Елена Алексеевна тоже из дворянского рода происходила. В доме Евсеевых до революции собиралась культурная элита, проводились вечера с танцами, декламированием стихов и исполнением песен. Сам Семен Панкратович блистательно играл на рояле и виолончели, жена его владела скрипкой и чудесно пела.
Одна печаль одолевала семью Евсеевых – не было у них наследника. Один за другим появлялись у них сыновья, но умирали еще в младенчестве.
Тяжелые времена наступили для русского дворянства после революции 1917 года. Не дожидаясь унизительных обысков и конфискации Семен Панкратович отказался от большей части имущества и уехал в Петроград. Он владел небольшой квартирой в трехэтажном доме на окраине города. Именно там и поселились Евсеевы.
Перевезли супруги только музыкальные инструменты и небольшую часть фамильных драгоценностей. Жили они тихо и скромно, хотя без совсем уж без музыки и песен не могли. Потому, заслышав чудесные переливы виолончели заходили к ним соседи. Случалось, и друзья из бывших дворян захаживали. Хозяева гостям рады были, вместе чай пили, слушали музыку и вспоминали былое.
Несколько лет не удавалось Евсеевым наследником обзавестись, а потом уж не до того было. А вот в 1920 году Елена забеременела, и родилась у супругов дочь, которую Натальей нарекли.
На том история музыкантов Евсеевых обрывается. Два года было их дочери, когда стала она жить у бабушки Тамары, которая то ли дальней родственницей приходилась Евсеевым, то ли какую-то иную связь с дворянским семейством имела. До семи лет воспитывала её баба Тома.
О судьбе Семена Панкратовича и его супруги она ничего их дочери не рассказывала. Упоминания о матери и отце были скудными и обрывочными. Но уверена была Наташа — знала бабуля, что случилось с её родителями, и почему так спешно девочку передали пожилой женщине на воспитание.
В конце 1927 года бабы Томы не стало. Девочку отправили в дом ребенка. В ту пору на хлебородных землях строили интернаты для сирот и беспризорников. Вот и уехала маленькая Наташа из Ленинграда в Майкопский район, где провела свою юность.
Как ни пыталась Наталья, повзрослев, выяснить, что стало с её родителями,но ничего не получилось. По неуточненным данным Евсеевы покинули страну, чтобы избежать ссылки или кровавой расправы. Только вот почему её с собой не взяли тогда?
Воспитанницу детского дома не подвергали унижениям и не считали врагом. Она была оформлена как сирота..
Когда Наталья повзрослела и вышла замуж, супругу она поведала о своем происхождении, о чём не раз потом горько жалела. Ведь Матвей не упускал возможности уколоть жену и напомнить об отце-предателе.
***
— Отдохнуть не могу в собственном доме! – разорялся Матвей, демонстративно закрывая уши ладонями.
Он терпеть не мог музыку. Из-за капризов мужа Наталья забросила игру на фортепиано, а ведь она неплохо играла в молодости. Однако жену Матвей заставил забыть о своем таланте, а вот с дочерью этот фокус не прошел.
К разочарованию Матвея Екатерина унаследовала безупречный слух от своих благородных предков, а ещё безграничную любовь к музыке. Ни насмешки отца, ни ограниченные возможности их провинциального городка не помешали девушке заниматься любимым делом.
— У меня завтра урок, мне нужно подготовить домашнее задание, — говорила Катя отцу, который выходил из себя, едва заслышав шуршание нотной тетради.
— Интеллигенция, — ворчал Матвей и начинал нарочно «создавать шум». То он хватался за молоток, то ему непременно нужно было что-то просверлить.
— Зря ты, пап, — вздыхала девушка, — разок бы послушал и задумался, что музыка шепчет. Глядишь, и понравится! Незачем ругаться будет.
— Это вам, интеллигентам, старая кастрюля с педалями шепчет, — проворчал Матвей, — а я простой рабочий, некогда мне к скрипу из деревянного ящика прислушиваться. Мне семью кормить надо!
— Вот не хочешь прислушиваться, и не надо, — заявила Катя, — а мне не мешай. Я, отец, в детский сад или школу пойду работать, с ребятишками песни разучивать стану. Мне уважение не меньше твоего положено!
Села Катя за пианино, прикоснулась пальцами к клавишам, и разлилась по комнате светлая, звенящая мелодия. Видел отец, что пальчики у дочери тонкие и изящные – ну точно аристократка, прям, как её мать.
А осанка? А горделивая посадка головы, что делала девушку похожей на дорогой цветок в царской оранжерее? Глядел Матвей на Катю, и досада его брала.
— Наслушалась от матери про деда своего музыканта, — продолжал ворчать отец, но уже без должного жара, — вот и корчишь из себя неизвестно что. Вот только не на тех оглядываешься! Дед твой да бабка, как припекло, так живо мамку твою малую сплавили, а сами за границу подались. Кто её воспитывал? Государство! Страна же наша, которая держалась на таких, как я, рабочих, и стала её семьёй!
— Ты бы, отец, поменьше по материнской родне недобрым словом прохаживался, глядишь меньше думала бы я про деда, — укоризненно заметила девушка.
Катя не лукавила. Ни дедушку, ни бабушку по матери она не знала. Не было у неё ни воспоминаний о них, ни даже фотокарточек. Но отцовские слова про деда предателя ранили девушку. Ей было приятно думать о том, что музыкальный дар она унаследовала от своих благородных предков. Однако, когда отец злословил по поводу рода Евсеевых, Кате становилось не по себе. Как же хотелось ей разгадать тайну исчезновения бабушки и дедушки!
***
— Екатерина Матвеевна, можете гордиться собой, — с пафосом произнес директор культурного центра, — Вы будете стоять у истоков первой музыкальной школы в нашем провинциальном городке.
— Замечательная новость, — просияла девушка, — вот только как я смогу совмещать работу в детском саду и в музыкальной школе?
— Первое время спокойно сможете, — заверил Иван Константинович, — всё ж музыкальная школа дело добровольное. Нашим жителям нужно еще привыкнуть к тому, что можно обучать детей игре на музыкальных инструментах, не покидая родной город.
— Я буду учить ребятишек игре на фортепиано? – уточнила Катя и почувствовала легкое волнение. Играла она очень хорошо, легко аккомпанировала малышам в детском саду, но сможет ли она обучать своему делу?
— Вам придется самой пройти обучение, — кивнул директор, — мы отправим Вас в Ленинград на две недели.
— В Ленинград? – ахнула Катя и почувствовала легкое головокружение.
Ей показалось невероятным то, что сказал сейчас директор. Девушка всегда мечтала побывать в Ленинграде, но в свои двадцать два года, она так ни разу не посетила город, который манил её своими тайнами и глубокой историей. И целых две недели ей предстоит жить там, где оборвалась история её рода – случайно ли?
— Не беспокойтесь за проживание, — продолжал Иван Константинович, — мы организуем Вам гостиницу на весь период курсов. Перемещаться Вы будете на городском транспорте, питаться в столовой.
Катя кивнула – как раз бытовые вопросы волновали её меньше всего. Как можно думать про транспорт и питание, когда судьба ведет её туда, куда душа стремилась уже давно? Сердце готово было выпрыгнуть из груди от волнения.
****
Мать с радостью и легким волнением отнеслась к предстоящей поездке дочери в Ленинград. Отец же по обыкновению язвил, портил Катерине настроение презрительными высказываниями про трусливого деда, да и всех предателей, покинувших страну. И всё же радость девушки была так сильна, что даже сердитое ворчание отца не могло её омрачить.
Поезд весело скользил по рельсам, за окнами мелькали меняющиеся картинки. Сердце Катерины пело, девушка с жадным интересом разглядывала пробегающие деревенские домики, здания городской застройки и великолепные пейзажи. И вот она прибыла в Ленинград.
Катерина протянула листочек бумаги с адресом гостиницы водителю такси. Тот почему-то с удивлением поглядел на девушку.
— Я отвезу Вас по этому адресу, — произнес он, — у Вас всего одна сумка?
— Да, — кивнула Катя, размышляя о том, что же так удивило таксиста.
Такси проворно скользило по городским дорогам, они ехали то по прямым трассам, то закоулками. Это не смущало Катю, ведь в Ленинграде она была впервые. Удивляло лишь то, что таксист как-то странно смотрел на неё – то ли с изумлением, то ли беспокойно и настороженно.
— Вот этот дом, — сообщил водитель, остановившись у парадного входа трехэтажного строения.
— Вы уверены, что это гостиница? – удивилась девушка. Здание походило скорее на жилой дом давней застройки, чем на гостиницу.
— Я абсолютно уверен, что это не гостиница, — покачал головой таксист, — но все же Вам именно сюда.
Катя с недоумением посмотрела на листочек с адресом, затем на табличку, что висела парадной стороне. Да, всё верно, ошибки быть не могло.
Девушка поблагодарила таксиста, он помог ей вытащить сумку. Судя по номеру помещения, ей предстояло жить на втором этаже. Но как ей попасть в ту самую квартиру, если у неё нет ключа? Это же не гостиница с администратором у входа.
Катя поднялась на второй этаж и увидела ту самую дверь. Она тихонько толкнула ее, и дверь открылась!
«Не заперто, — подумала девушка, — но я не смогу оставлять квартиру открытой, когда буду уходить. Нужен ключ».
В то же мгновение она увидела ключ, висящий на гвоздике. Она взяла его и попробовала вставать в замок – ключ идеально подошел.
Квартира оказалась просторной и светлой. Мебели было мало, но больше и не требовалось. Катя вдруг почувствовала приятное волнение на душе и плюхнулась в мягкое кресло.
Со следующего дня девушке предстояло ездить на учебу. Она обратилась к приветливой соседке с первого этажа, и та с радостью объяснила гостье дома, как добираться до нужного места.
Молодая женщина представилась Надей. Она явно была болтушкой и с удовольствием рассказывала обо всем, даже если Катя не задавала никаких вопросов.
— Если побежит кран, это к дяде Васе, он на первом этаже живет. Через стенку от тебя старенькая бабуля, она почти слепая, — засмеялась Надя, — главное, здоровайся с ней, и не будет никаких проблем. А вот пятидесятая квартира, что располагается прямо над твоей, пустует уже много лет.
— Пустует? Как странно, — ответила Катя и почему-то разволновалась.
— Да, удивительно, — кивнула Надежда, — но тебе же лучше, никакого топота детских ног или другого шума.
— Верно, — кивнула Катерина. В ту минуту ей почему-то захотелось пойти к себе и отдохнуть. Поэтому девушка поблагодарила приветливую соседку, попрощалась и поспешила к себе.
В тот вечер Катя решила лечь спать пораньше. Дни предстояли насыщенные. Девушка хотела не только учиться, но и гулять по городу, изучать достопримечательности.
«Я буду ходить и наслаждаться прогулкой, — подумала Катерина, закрывая глаза, — как же мне повезло оказаться в Ленинграде».
Однако едва голова девушки коснулась подушки, откуда-то послышалась музыка. Катя напряглась, пытаясь понять, откуда льется эта странная мелодия.
— Этого не может быть, — прошептала она, — кажется, будто кто-то играет на виолончели прямо надо мной.
Катя решила, что ей показалось, ведь в пятидесятой квартире, что располагалась выше, по словам Нади, давно никто не живет. Да и музыка ей не мешала. Это были чудесные переливы, легкие и чарующие. Засыпая, девушка подумала, что после виолончели заиграла скрипка, а позже по дому растеклись сочные звуки фортепиано.
Утром, выходя из дома, Катя встретила Надежду. Она с улыбкой спросила, есть ли в доме музыканты.
— Нет, — засмеялась Надежда, — к счастью, нет у нас ни скрипачей, на баянистов.
— Кто ж тогда играл всю ночь? – удивилась Катерина, подумав, что кто-то из соседей мог включить проигрыватель.
— Всю ночь? – с улыбкой переспросила Надя. – Ну ты, соседка, что-то путаешь. Та бабуля, что через стенку от тебя живет, быстренько бы показала любителю музыки, где его место. Отправила бы в лес зайцев да лис веселить.
— Я абсолютно уверена, что вечером и ночью в доме играла музыка, — настаивала Катерина, — прекратилось это лишь под утро. Мне даже показалось, что звуки доносились из пятидесятой квартиры.
Надя покачала головой. Она уверенно заявила, что никакой музыки в доме не было ни вечером, ни тем более ночью. Слышимость в доме достаточно сильная – ни виолончель, ни фортепиано, ни тем более звучание проигрывателя не остались бы незамеченными.
— А в пятидесятой квартире никто не живет, — напомнила Надя и подмигнула новой соседке, — ты, должно быть, так устала с дальней дороги, что слышится тебе невесть что.
Катя долго гуляла по городу. Она так много прошла пешком, что у неё загудели ноги. С удивлением девушка обнаружила, что довольно быстро стемнело. Подходя к дому, она подняла глаза, чтобы найти свои окна.
Свои-то девушка обнаружила легко, однако взгляд её скользнул выше. Сердце беспокойно забилось – в окнах пятидесятой квартиры горел свет. Да, да, абсолютно точно, свет там горел! Впрочем, это походило скорее на освещение от нескольких ламп или множества свечей.
Завороженно Катя стояла у дома и смотрела на горящие окна. Затем подумала, что очень устала за день, надо было скорее принять душ и лечь спать.
Катя почитала книгу, пролистала записи, что сделала на занятиях и зевнула. Да, пора ложиться спать. И снова в то самое мгновение, когда девушка сомкнула глаза, она услышала, что в квартире наверху играет музыка.
— До чего красиво звучит виолончель, — пробормотала девушка, — это абсолютно точно живой звук. Не может мелодия с пластинки играть так восхитительно.
Музыкальные переливы волновали её сердце. В какие-то моменты Кате хотелось плакать, затем слезы вдруг отступали, и на душе становилось легко и приятно. Неожиданно для себя девушка вдруг вскочила с постели и начала кружиться танце. И о чудо…сверху абсолютно отчетливо она услышала изящный стук женских каблуков и мужские шаги, достаточно тяжелые, но при этом будто в танце. Да, да, там определенно пара танцевала вальс…
Не решилась больше Катерина заводить разговор с Надеждой по поводу жильцов из пятидесятой квартиры. Но она задала будто бы случайный вопрос юной девчушке, что спускалась с третьего этажа.
— А ты с какой квартиры? – спросила Катя с улыбкой. – Мне нужно поговорить с жильцами сверху.
— Из сорок восьмой, — приветливо ответила девочка, — меня Зина зовут, а Вас?
— Здравствуй, Зина, какое хорошее имя, — похвалила Катерина, — а меня зовут Екатерина Матвеевна. А ты знаешь, кто живет рядом с вами? В пятидесятой квартире.
— В сорок девятой живут Томиловы, я с их сыном Витькой в одном классе учусь, — с готовностью ответила Зина, — а в пятидесятой никого нет.
— Ты уверена, что в пятидесятой квартире никто не живет? – спросила. – Неужели никогда не видела, что туда кто-то заходит? И не слышала музыки?
— Какой еще музыки? — рассмеялась Зина, — в пятидесятой никогда никто не жил. А играть у нас может только радио. У Витьки, правда, проигрыватель с пластинками есть, но он уже две недели, как наказан. Нельзя ему музыку.
Катя рассеянно улыбнулась девочке и поспешила по своим делам. Она абсолютно не понимала, что происходит в этом доме. В пятидесятой квартире кто-то жил – по вечерам там горел свет. Немного странный, но всё же в окнах было светло! Да и музыка играла так громко, что соседи просто не могли её не услышать!
Девушке стало немного жутко. И всё же куда больше, чем страх, ее разбирало любопытство.
«Если этой ночью я услышу звуки фортепиано или виолончели, то поднимусь в квартиру номер пятьдесят, — подумала Катя, — мне нужно выяснить, кто там так замечательно играет».
В тот вечер было тихо, и впервые девушка уснула без убаюкивающих звуков чарующей мелодии. Однако ровно в двенадцать ночь она проснулась от очень громкой, красивой музыки.
— Я никогда не слышала ничего подобного, — прошептала Катерина самой себе, — это ведь чудо какое-то.
Она всё же не решалась подняться этажом выше, ведь время было позднее. Однако вскоре в пятидесятой квартире зазвучал вальс, и там начались танцы! Звуки становились всё громче, уснуть бы Кате все равно не удалось.
Поддавшись порыву, девушка причесалась и надела платье. Она и сама удивилась тому, зачем ей понадобилось наряжаться, чтобы нанести полуночный визит шумным соседям. Ноги будто сами несли её на третий этаж. И вот она эта дверь, на которой отчетливо виднелся номер пятьдесят.
— Могу я Вам чем-то быть полезен, моя дорогая? – у Кати над ухом раздался приятный мужской голос.
Девушка оглянулась и чуть не ахнула от изумления. Рядом с ней стоял высокий мужчина с легкой проседью. Он был очень хорошо одет, но все же не по современной моде.
— Вы хотите попасть в квартиру номер пятьдесят? – с улыбкой произнес странный собеседник.
Катя молчала, она не в силах была произнести ни да, ни нет. Тело её было будто бы в оцепенении.
— Молчите, — тихонько рассмеялся мужчина, — и всё же, мне кажется, Вам нужно именно сюда. Прошу Вас, моя дорогая.
Катя кивнула и постаралась улыбнуться приветливому собеседнику. Он явно был расположен к ней. Мужчина толкнул дверь и пропустил девушку вперед.
Катя была просто потрясена обстановкой квартиры. Вообще-то по площади и планировке она должна была повторять то помещение, в котором жила она сама. Однако здесь был огромный зал, просто невероятно огромный.
В квартире были нарядные гости, они оживленно общались. Дамы смеялись, а мужчины вели серьезные беседы. В углу стояло фортепиано, на котором играла красивая женщина. Катя не могла разглядеть её лица, она видела её лишь в профиль. И всё же эта дама была ей будто бы знакома, по-крайней, мере напоминала кого-то.
— Присоединяйтесь к нам, здесь Вам очень рады, — тепло улыбаясь, произнес мужчина и ласково сжал руку девушки.
Как странно, рукопожатие было нежным и теплым, но будто бы родственным. В какой-то момент мужчина даже обнял девушку, будто бы по-отечески.
— Пойдемте, я кое с кем Вас познакомлю, — прошептал мужчина и повел её к даме, что играла на пианино.
Красивая женщина со знакомым лицом ласково обняла Катю, и девушка ощутила от неё очень приятный, чарующий аромат. Пианистка улыбалась, но в какой-то момент лицо её стало грустным.
— Я так давно хотела этой встречи, — прошептала женщина, не отрывая взгляда от Катерины.
Она хотела спросить, почему же, но гости наперебой стали просить мужчину сыграть на виолончели. Он не стал возражать, и потрясающе красивая мелодия наполнила зал.
— Ты любишь музыку? – с улыбкой спросила женщина Катю.
Девушка кивнула. Её собеседница снова улыбнулась и кивнула то же.
— Иначе и быть не могло, — прошептала она, и глаза ее заблестели.
Атмосфера на этом мероприятии была невероятно теплая и легкая. Кате совсем не хотелось уходить, она забыла о том, что ей давно пора спать. Впрочем, старинные настенные часы по-прежнему показывали полночь, хотя времени прошло уже немало.
Пока красивый мужчина играл на виолончели, девушка вдруг заметила на полу что-то блестящее. Это была одна серьга – невероятно красивая, блестящая, с зеленым камнем. Должно быть, какая-то из дам обронила это великолепие. В тот же момент Катя заметила, что в ушах её новой знакомой как раз не хватает одной сережки! Но лишь протянула она находку женщине, как произошло что-то невероятное.
В квартиру ворвались люди в форме. Один из них что-то кричал, читая текст с документа. Другие же творили бесчинства — они расстреливали присутствующих, что-то кричали, срывали драгоценности с дам. Тот самый мужчина, что играл на виолончели, упал от выстрела в сердце, но руки его не отпускали инструмент.
Катя увидела какую-то женщину, которая прибежала на шум и в оцепенении наблюдала за происходящим. Красивая пианистка схватила незнакомку за руку.
— Увези девчонку отсюда, — взволнованно шептала она, — найди Тамару Гришину, это наша дальняя родственница! Скажи, что с нами беда случилась, пусть заберет к себе нашу дочь.
Незнакомка кивнула и выскочила из пятидесятой квартиры. Катя же сидела в углу, во все глаза наблюдала за происходящим и дрожала. В тот момент, когда раздаля очередной выстрел и женщина-пианистка упала, девушка будто бы потеряла сознание.
***
Катя проснулась в своей постели. Неужели, всё это было сном? Нет, нет, она отчетливо помнила каждую деталь, будто, действительно ночью была в гостях у хозяев пятидесятой квартиры.
— И все-таки это был сон, — сказала девушка самой себе.
Тут взгляд её упал на платье, и по коже пробежал холодок. Платье небрежно лежало на стуле, значит, Катя все-таки надевала его ночью.
Девушка решила повесить его на плечики, но из кармана вдруг что-то выпало. Сердце Катерины сжалось, когда увидела она ту самую сережку с зеленым камнем, что не успела вчера вернуть хозяйке.
В тот день девушка сидела на занятиях, но голова её была занята другим. Невероятная догадка будто бы озарила ее, а всё же казалась слишком неправдоподобной.
«Женщина, что играла на пианино, очень похожа на мою мать, — думала Катя, — а мужчина…мне кажется, у него такие же глаза, как у меня. Неужели, это были мои бабушка с дедушкой? Но как это может быть? Я же не в сказке, чтобы попадать в прошлое…».
Но тем не менее с дрожью во всём теле Катя понимала, что случилось невозможное и невероятное — ночью она побывала в гостях у своих благородных родственников. Должно быть, когда-то они, действительно, жили в квартире номер пятьдесят.
«Мой дед никогда не был предателем, — размышляла Катерина, — его убили большевики. Его, бабушку и гостей, что собрались много лет назад на музыкальном вечере у Евсеевых».
Несколько раз Катерина запускала руку в карман, чтобы нащупать сережку. Она по-прежнему была с ней.
В тот вечер девушка снова возвращалась домой затемно. Она подняла голову на окна пятидесятой квартиры – свет, который видела только она, в них больше не горел. На мгновение Кате стало грустно.
Музыка в ту ночь тоже не играла, и от того на сердце у девушки была печаль. Она была рада, что ей удалось приоткрыть тайну исчезновения её покойных родственников, но все же будто бы оставались еще какие-то секреты.
Курсы заканчивались, а свет в окнах квартиры номер пятьдесят так больше и не появился. Никто уже не играл на виолончели и фортепиано, и пронзительная скрипка не волновала душу, как все прошлые дни.
Катя много гуляла по городу и все думала, думала… В последний день у подъезда она встретила пожилую женщину. Судя по всему, это была та самая слепая соседка, о которой говорила Надежда. Что-то в её лице показалось знакомым Катерине. Поддавшись порыву, девушка подошла к старушке и поздоровалась с ней.
— Здравствуйте, несколько дней назад я была в квартире номер пятьдесят, — почему-то именно так начала разговор Катерина.
Соседка подняла на девушку невидящие глаза, будто пытаясь что-то узреть. Она подняла руку и прикоснулась к плечу Катерины.
— Наташенька, — прошептала старушка, — неужели, ты?
— Нет, меня зовут Катя, — ответила девушка, — но Наташей зовут мою мать. Мне очень нужно поговорить с Вами. Вы давно живете в этом доме?
Пожилая женщина стояла и гладила Катю, будто бы на ощупь пытаясь понять то, что не могла увидеть глазами. Затем она взяла девушку за руку и повела её в свою квартиру.
— Я знаю, кто Вы, — прошептала Катя, — той ночью, когда убили Семена и Елену Евсеевых, вы забрали к себе их дочь.
Старушка кивнула. Она рассказала, что Евсеевы частенько оставляли ей свою дочь. Своих детей у женщины не было, и ей нравилось нянчиться с малюткой. В ту самую ночь соседка оставила у себя маленькую Наташу. Она прибежала на шум, когда представители власти ворвались в квартиру. А Елена Евсеева, понимая, что скоро погибнет, попросила женщину найти свою родственницу Тамару, чтобы та забрала ребенка себе. Она так и сделала, выскользнув из квартиры до того, как стали раздаваться крики. Она убедила одного из людей, что стояли на входе, что живёт в другой квартире и Евсеевы ей всего лишь соседи.
— Все эти годы я думала, что случилось с малюткой, — произнесла старушка, — ведь своих детей у меня не было, и Наташеньку я любила, как собственную дочь. Но я не смогла оставить её у себя, пришлось выполнить наказ Елены и найти родственницу. Теперь я знаю, что она жива, ты так порадовала меня, дитя мое.
— Я скажу маме, чтобы навестила Вас, — прошептала девушка, — ведь Вы единственный человек на свете, кто может поведать моей матери о её родителях.
— Не нужно, дитя мое, — почему-то сказала старушка и покачала головой, — она не найдет здесь того, что пожелает увидеть.
Катя не стала спорить со слепой женщиной. Возможно, ей хотелось бы больше узнать о своих предках и понять, почему пятидесятая квартира пустует до сих пор. Но каким-то шестым чувством догадывалась она, что не стоит слишком глубоко заглядывать туда, где реальность соприкасается с тайной.
***
— О, интеллигенция пожаловала, — такими словами встретил Матвей свою дочь, когда та вернулась из Ленинграда.
Отец говорил что-то еще, и зачем-то снова вспомнил её деда. Когда очередной раз Матвей затянул «песню» про предателя, продавшего родину, его дочь, сверкнув глазами, прервала его.
— Это гнусная ложь, — заявила девушка, — я больше не желаю слышать клевету на своих родственников. Бабушка и дед погибли в результате произвола. Больше я тебе ничего не скажу, и тебе не советую больше так говорить.
Возможно, и собирался возразить Матвей Катерине, но опасный блеск в её глазах остановил его. Он что-то проворчал себе под нос и уткнулся в газету. С тех пор он больше никогда не говорил о родителях Натальи в пренебрежительном тоне, да и вообще предпочитал обходить эту тему стороной. Отчего-то взгляд дочери его испугал.
Намного позже у девушки состоялся разговор и с матерью. Она не стала рассказывать всю историю своего пребывания в Ленинграде, но сказала, что случайно нашла ту самую женщину, что была соседкой Евсеевых и свидетельницей жестокой расправы над ними.
Случилось еще кое-что удивительное. Отчитываясь за поездку, Катерина с удивлением обнаружила, что по документам она находилась совершенно в другом месте. В ведомостях фигурировала известная в Ленинграде гостиница. Тот самый листок с адресом у Кати, к сожалению, не сохранился, но Иван Константинович уверял, что писал адрес гостиницы, а вовсе не жилого дома на окраине города…
Спасибо за прочтение.
