Маша стояла посреди своей кухни и смотрела на Раису Петровну, которая невозмутимо перебирала документы на столе. Свекровь была женщиной крепкого телосложения, с седыми волосами, уложенными в аккуратную волну, и привычкой говорить так, словно каждое её слово – окончательный приговор.
— Машенька, не надо так драматизировать, — Раиса Петровна даже не подняла глаз от бумаг. — Квартира, конечно, записана на тебя, но давайте будем честными. Кто её покупал? Кто копил деньги всю жизнь?
— Андрей копил. Ваш сын. Мой муж, — голос Маши дрожал от возмущения.
— Андрюша работал на двух работах, да. Но первоначальный взнос откуда взялся? С потолка упал? — Раиса Петровна наконец подняла взгляд. Её серые глаза были холодными, как зимнее утро. — Я продала дачу отца. Мою дачу. Где я тридцать лет огород поливала.
Маша опустилась на стул. Через окно был виден двор пятиэтажки, где сейчас играли дети. Их смех долетал сюда, на четвёртый этаж, напоминая о том времени, когда всё было проще. Когда Андрей был жив, когда они только купили эту квартиру и мечтали о детях.
— Лена с малышами совсем измучилась, — продолжала Раиса Петровна, аккуратно складывая документы. — Снимать жильё с двумя детьми – это же какие деньги. А тут готовая квартира пустует.
— Пустует? — Маша вскочила. — Я здесь живу! Вот уже два года, как Андрей умер, я здесь живу!
— Одна. В трёхкомнатной квартире. — Раиса Петровна встала и подошла к окну. — А у Лены двое детей растут. Ей нужно пространство. Нужна стабильность.
Маша смотрела на спину свекрови и чувствовала, как внутри всё переворачивается. Лена – это средняя дочь Раисы Петровны, которая развелась с мужем полгода назад и теперь одна воспитывала пятилетнего Серёжу и трёхлетнюю Машу. Да, тёзку. Андрей когда-то в шутку говорил, что если у них родится дочка, назовут её Машей – в честь жены.
— Я не против помочь Лене, — тихо сказала Маша. — Но я не понимаю, почему я должна уехать из своего дома.
— Потому что ты молодая. Тебе тридцать два года. Ты можешь начать заново. Устроиться на хорошую работу, снять квартиру получше, выйти замуж ещё раз, — Раиса Петровна повернулась. — А Лене уже сорок. У неё дети. Ей сложнее.
— Андрей оставил мне эту квартиру. По завещанию.
— Завещание завещанием, а справедливость справедливостью, — Раиса Петровна вернулась к столу. — Мы же культурные люди. Можем договориться по-хорошему.
Маша села за стол напротив свекрови. Между ними лежали документы – свидетельство о собственности, технический паспорт, какие-то справки. Всё было оформлено на её имя, но почему-то она чувствовала себя как школьница, вызванная к директору.
— А если я не соглашусь?
Раиса Петровна медленно улыбнулась. Эта улыбка ничего хорошего не предвещала.
— Тогда придётся действовать через суд. У меня есть хороший адвокат. Он говорит, что можно оспорить завещание. Андрей болел год перед смертью, принимал сильные лекарства. Мог быть не в себе, когда подписывал документы.
— Это неправда! — Маша вскочила так резко, что опрокинула чашку с остывшим чаем. — Андрей был в полном сознании! Он сам хотел, чтобы квартира досталась мне!
— Конечно, хотел. Вы же молодожёны были. Три года всего прожили, — голос Раисы Петровны стал мягче, почти сочувствующим. — Но жизнь есть жизнь. Он не мог предвидеть, что Лена останется одна с детьми.
Маша вытирала разлившийся чай и думала о том, как всё изменилось за эти два года. Когда Андрей умер, Раиса Петровна была совсем другой. Плакала на похоронах, обнимала её, называла дочкой. Говорила, что теперь они друг у друга есть только они. А потом началось.
Сначала мелочи. Раиса Петровна приходила каждый день, якобы проведать. Переставляла вещи, советовала что выбросить, что оставить. Потом стала приводить Лену с детьми – отдохнуть, поиграть в большой квартире. Дети бегали по комнатам, а Лена жаловалась на тесноту в своей однушке.
— Знаете что, — Маша выпрямилась, — давайте я подумаю. Мне нужно время.
— Конечно, дорогая. Только не слишком долго. Лена уже начала собирать вещи. А дети так ждут переезда, — Раиса Петровна собрала документы в папку. — Я понимаю, тебе тяжело. Но подумай о семье. О детях моего сына.
Когда свекровь ушла, Маша прошла по квартире. Три комнаты, кухня, большая ванная. Андрей говорил, что здесь будет расти их семья. Показывал, где поставят детскую кроватку, где будет игровая комната. Они даже обои выбирали вместе – в спальне нежно-голубые, в гостиной бежевые, в третьей комнате яркие, детские.
Маша остановилась у окна в спальне. Во дворе играли дети – наверное, те самые, что смеялись утром. Мальчик лет пяти гонял мяч, а девочка помладше пыталась его отнять. Они были очень похожи на Серёжу и Машу – Лениных детей.
Телефон зазвонил резко, нарушив тишину.
— Маш, привет! Как дела? — голос подруги Тани прозвучал неожиданно бодро.
— Нормально, — соврала Маша.
— Слушай, а правда, что ты квартиру продаёшь? Мне Светка говорила, её свекровь в нашем доме живёт, слышала разговоры.
— Что? Какие разговоры?
— Ну, что ты решила переехать. Что тебе здесь тяжело одной, воспоминания всякие. И что квартира Лене нужна, у неё же дети.
Маша медленно опустилась на диван. Значит, Раиса Петровна уже всем рассказала. Уже всё решила.
— Таня, я никого не продаю. И никуда не переезжаю.
— А, ну тогда Светкина свекровь что-то напутала. Бывает. Слушай, может, встретимся? Давно не виделись.
После разговора с Таней Маша долго сидела в тишине. Потом встала и пошла к шкаф у, где лежали Андреевы вещи. Она до сих пор не могла их выбросить или раздать. Рубашки, свитера, джинсы – всё пахло его одеколоном.
В кармане пиджака она нашла записку. Андрей всегда оставлял ей записки – на холодильнике, в сумке, в кармане халата. Эта была написана его неровным почерком: «Машка, если читаешь это, значит, я уже не могу сказать тебе лично. Эта квартира – твоя. Ты заслужила её нашей любовью. Мама может не понять, но ты не сдавайся. Люблю. А.»
Маша прижала записку к груди и заплакала. Впервые за два года – не от жалости к себе, а от благодарности. Андрей знал. Он предвидел.
На следующий день пришла Лена. Одна, без детей. Она была невысокой, полноватой женщиной с усталыми глазами и привычкой кусать губы.
— Маша, мне неловко, — Лена села на кухне, отказавшись от чая. — Мама сказала, что ты согласилась уступить квартиру. Я хотела поблагодарить.
— Я не согласилась, — тихо сказала Маша.
Лена побледнела.
— Как не согласилась? Но мама говорила… я уже хозяйке съёмной квартиры сказала, что в конце месяца съезжаю.
— Лена, эта квартира моя. По закону и по совести. Андрей хотел, чтобы она была моей.
— Но дети… мне негде жить с детьми…
— А мне где жить? — Маша встала. — Я тоже человек. Я тоже имею право на дом.
— Ты молодая, ты можешь выйти замуж, у тебя будет новая семья, — Лена заговорила быстро, нервно. — А я уже не выйду. Кому я нужна с двумя детьми?
— Не знаю. Но это не повод отнимать у меня квартиру.
Лена встала и подошла к окну. Её плечи тряслись.
— Значит, маму обманула. Сказала, что ты согласна. А теперь что делать? Где мне искать жильё за две недели?
— Лена, я готова помочь. Могу дать денег на съём, могу походить с тобой, поискать что-то подходящее. Но квартиру я не отдам.
— Помочь деньгами? — Лена повернулась. В её глазах мелькнуло что-то неприятное. — На какие деньги? Ты же не работаешь. Живёшь на Андрееву пенсию по потере кормильца.
— Работаю. Удалённо, переводы делаю.
— Копейки небось получаешь. А квартира стоит больше четырёх миллионов. Продала бы, купила себе однушку за два, остальное на депозит положила – и живи спокойно.
Маша поняла, что разговор идёт не в ту сторону.
— Лена, давай закончим. Я своё решение приняла.
— Хорошо, — Лена взяла сумочку. — Только имей в виду – мама не отступится. Она может такое устроить, что ты сама захочешь съехать.
После ухода Лены Маша заперла дверь на все замки и прислонилась к ней спиной. Что значит «может такое устроить»? И почему она чувствует себя как в осаде?
Ответ пришёл через неделю. Вечером в дверь позвонили. Маша открыла и увидела полицейского.
— Здравствуйте. Андреева Мария Сергеевна?
— Да, это я.
— На вас поступила жалоба. Соседи жалуются на шум, крики, нарушение покоя.
— Какой шум? Я одна живу, телевизор не включаю громко.
— Тем не менее, жалоба есть. Будьте внимательнее к соседям.
Полицейский ушёл, а Маша осталась стоять в коридоре с открытой дверью. Какие соседи? Снизу живёт старушка, которая почти не выходит из квартиры. Сверху – молодая семья с грудным ребёнком, они сами шумят по ночам. А сбоку…
Сбоку жила Светлана Ивановна – подруга Раисы Петровны. Та самая, чья невестка рассказывала Тане про продажу квартиры.
На следующий день Маша встретила Светлану Ивановну у подъезда.
— Здравствуйте, Светлана Ивановна.
— А, Машенька, привет, — соседка отвела глаза. — Как дела?
— Нормально. Только вот вчера полиция приходила. Говорят, кто-то жалуется на шум из моей квартиры.
— Да ну? Странно. Я ничего не слышала.
— А вы случайно не знаете, кто мог пожаловаться?
Светлана Ивановна замялась, покрутила в руках сумку с продуктами.
— Машенька, а может, тебе действительно стоит подумать о переезде? Квартира большая, содержать тяжело. А ты молодая, ещё устроишь личную жизнь.
— Раиса Петровна просила вас поговорить со мной?
— Да нет, что ты… — Светлана Ивановна покраснела. — Просто думаю, что детям квартира нужнее. У них будущее впереди.
— А у меня нет будущего?
— Ну, ты понимаешь, о чём я.
Маша поняла. Понимала она и то, кто написал жалобу в полицию.
Жалобы продолжались. Раз в неделю приходили полицейские, участковый, представители управляющей компании. Жалобы на шум, на запахи, на нарушение правил содержания жилья. Маша каждый раз объясняла, что живёт тихо, ни с кем не конфликтует, но бумажки продолжали приходить.
А потом начались телефонные звонки.
— Алло, — Маша сняла трубку в очередной раз.
— Машка, когда съезжаешь? — незнакомый мужской голос.
— Кто это?
— Не важно. Важно, что тебе здесь не место. Понятно?
— Не понятно. И не звоните больше.
Но звонки продолжались. Каждый день, в разное время. Иногда молчали в трубку, иногда говорили гадости, иногда угрожали.
Маша поменяла номер телефона, но через неделю звонки возобновились.
Однажды утром она вышла из дома и увидела, что её машину обклеили объявлениями «Продаю квартиру, срочно, дёшево». На объявлениях был указан её номер телефона – новый, который знали только самые близкие люди.
Маша сорвала объявления и поехала к Раисе Петровне.
Свекровь жила в двухкомнатной квартире в соседнем районе. Встретила спокойно, как будто ждала.
— Проходи, Машенька. Чай будешь?
— Не буду. Раиса Петровна, это перебор.
— Что именно?
— Жалобы в полицию. Телефонные звонки. Объявления на машине.
— Не понимаю, о чём ты.
Раиса Петровна села в кресло и взяла вязание. Спицы мерно постукивали, нитка ровно ложилась в узор.
— Понимаете прекрасно. Хотите выжить меня из квартиры.
— Машенька, ты слишком много на себя берёшь. Я пожилая женщина, живу одна. Откуда у меня связи, чтобы устраивать тебе какие-то неприятности?
— У вас есть друзья. Соседи. Лена.
— Лена ищет квартиру. Снимает пока комнату у чужих людей, дети мучаются. Может, совесть проснётся?
Маша встала.
— Раиса Петровна, я последний раз говорю. Квартиру я не отдам. Если не прекратите это всё, обращусь к адвокату.
— Обращайся. Только помни – у меня тоже есть адвокат. И документы на руках.
— Какие документы?
Раиса Петровна отложила вязание и достала из шкафа папку.
— Справка о том, что Андрей лечился у психиатра. Принимал антидепрессанты. Справка о том, что завещание составлялось в период обострения болезни. Свидетельские показания о том, что он был не в себе последние месяцы.
Маша похолодела.
— Андрей не лечился у психиатра.
— Лечился. У семейного врача антидепрессанты получал. А семейный врач – мой старый знакомый.
— Это подлог.
— Это документы. А ты кто такая, чтобы их оспорить? Переводчица без высшего образования, без стабильного дохода. А я мать умершего, бабушка его племянников, человек с безупречной репутацией.
Маша молча вышла из квартиры. На улице она села в машину и долго сидела, не заводя мотор. Что делать? К кому обратиться?
Дома она нашла в интернете телефон юридической консультации.
— Добрый день. Можно ли оспорить завещание, если есть справки о психическом состоянии завещателя?
— Можно, — ответил консультант. — Но нужно доказать подлинность справок, найти свидетелей, готовых подтвердить дееспособность завещателя на момент составления завещания.
— А если справки поддельные?
— Нужны доказательства подлога. Экспертизы, свидетельские показания.
— Сколько это может стоить?
— Зависит от сложности дела. От ста тысяч и выше.
Маша положила трубку. Ста тысяч у неё не было. Работа переводчика приносила в месяц тридцать-сорок тысяч, плюс пенсия по потере кормильца – всего пятьдесят тысяч в месяц. Откладывать такую сумму она будет два года.
А до суда дело может и не дойти. Если Раиса Петровна продолжит давление, если звонки и жалобы не прекратятся, она просто не выдержит.
Вечером Маша сидела на кухне и думала. Может, действительно уехать? Продать квартиру, купить однушку, остальные деньги вложить? Жить спокойно, без войны, без стресса?
Но тогда победят они. Раиса Петровна со своими интригами, Лена со своими детьми, Светлана Ивановна со своими жалобами. Получится, что можно просто прийти к человеку и отнять его дом, если у тебя есть связи и наглость.
А ещё есть Андрей. Его последняя воля, его записка в кармане пиджака. «Ты не сдавайся», – написал он.
Маша встала и подошла к окну. Во дворе уже горели фонари, дети разошлись по домам. Тихо и спокойно. Её двор, её дом, её жизнь.
Она взяла телефон и набрала номер Тани.
— Таня, привет. Ты не знаешь адвоката? Мне нужна помощь.
— Знаю. А что случилось?
— Расскажу при встрече. Главное – чтобы хороший был. И не очень дорогой.
— Передам твой номер. Он сам позвонит.
Адвокат позвонил на следующий день. Звали его Михаил Александрович, голос был спокойный, профессиональный.
— Мария Сергеевна, расскажите ситуацию.
Маша рассказала всё – и про давление свекрови, и про поддельные справки, и про телефонные звонки.
— Понятно, — сказал адвокат. — Дело не простое, но решаемое. Для начала нужно зафиксировать факты давления. Пишите заявления в полицию на каждый звонок, сохраняйте все документы. Справки можно проверить через экспертизу. А главное – найти свидетелей, которые подтвердят, что ваш муж был дееспособен.
— А сколько это будет стоить?
— Моя работа – пятьдесят тысяч. Экспертизы и прочие расходы – ещё тысяч тридцать.
— У меня таких денег нет.
— Тогда можно попробовать другой путь. Примирение сторон. Переговоры.
— С Раисой Петровной? Она не пойдёт на переговоры.
— Пойдёт, если поймёт, что вы серьёзно настроены защищаться.
В этот же день Маша написала заявление в полицию на телефонные угрозы. Участковый отнёсся скептически, но заявление принял.
— Вам нужны свидетели, записи разговоров, — сказал он. — А так это слова на ветер.
— А как получить записи?
— Сами записывайте. Есть программы для телефонов.
Маша установила программу и стала записывать все звонки. Через неделю у неё накопилось пять записей с угрозами и оскорблениями.
Ещё через неделю позвонил Михаил Александрович.
— Мария Сергеевна, я переговорил с адвокатом вашей свекрови. Они готовы встретиться и обсудить компромисс.
— Какой компромисс?
— Вы остаётесь в квартире, но прописываете туда дочь свекрови с детьми. Временно, на год-два.
— Чтобы потом меня выжили совсем?
— Это лучше, чем судиться. Суд может длиться годами.
Маша согласилась на встречу. Встречались в офисе Михаила Александровича – небольшом помещении с двумя столами и книжными полками.
Адвокат Раисы Петровны оказался мужчиной лет пятидесяти, в дорогом костюме, с привычкой говорить громко и уверенно.
— Итак, госпожа Андреева, — начал он, даже не поздоровавшись. — Мои доверители готовы не доводить дело до суда. При определённых условиях.
— Каких условиях? — спросил Михаил Александрович.
— Госпожа Андреева прописывает в свою квартиру Елену Викторовну с детьми. Они получают равные права на жилплощадь. Через два года, когда дети подрастут, вопрос решается окончательно.
— То есть через два года квартиру всё равно отберут? — спросила Маша.
— Будет решаться по обстоятельствам.
— Нет, — сказала Маша. — Это не компромисс. Это отсрочка.
— Тогда суд, — пожал плечами адвокат противной стороны. — У нас есть все документы для признания завещания недействительным.
— А у нас есть записи телефонных угроз и свидетели подлога документов, — спокойно ответил Михаил Александрович.
— Какие свидетели?
— Лечащий врач вашего клиента готов дать показания о том, что никаких антидепрессантов не назначал. И справки не выдавал.
Лицо адвоката изменилось.
— Это… это нужно проверить.
— Проверяйте. А пока мы подаём заявление в полицию о подлоге документов и психологическом давлении на нашу клиентку.
Встреча закончилась ничем. Маша вышла на улицу и почувствовала, что впервые за много недель может дышать свободно.
— Михаил Александрович, а вы действительно нашли врача?
— Нашёл. Андрей Викторович действительно у него наблюдался, но антидепрессанты не получал. И справки никакие не выдавались.
— Значит, справки поддельные?
— Похоже на то. Но это ещё нужно доказать.
— А если не получится доказать?
— Получится. У вашей свекрови нет таких связей, как она думает.
Через три дня Раиса Петровна позвонила сама.
— Машенька, давай встретимся. Поговорим по-человечески.
— О чём говорить?
— О компромиссе. Без адвокатов, без лишних людей.
Встретились в кафе рядом с домом Маши. Раиса Петровна выглядела усталой, постаревшей.
— Машенька, зачем ты так делаешь? Мы же семья.
— Вы сами разрушили эту семью, когда решили отнять у меня дом.
— Не отнять, а поделиться. Лена с детьми на улице останется.
— Пусть снимает жильё. Как все нормальные люди.
— На что снимать? Зарплата маленькая, алименты муж не платит.
— Это не мои проблемы.
Раиса Петровна наклонилась через столик.
— Машенька, давай договоримся. Ты прописываешь Лену, она живёт в одной комнате с детьми. Остальные комнаты твои. Коммунальные платежи пополам. И никаких судов.
— А через год?
— Через год посмотрим. Может, Лена замуж выйдет, переедет к мужу.
Маша отпила холодный кофе и посмотрела на свекровь.
— Раиса Петровна, вы так и не поняли. Я не собираюсь ни с кем делиться своей квартирой. Это мой дом. Точка.
— Тогда будет суд. И ты проиграешь.
— Посмотрим.
Маша встала и положила на стол деньги за кофе.
— И прекратите звонки. А то следующий разговор будет в полиции.
Суд начался через два месяца. Заседание проходило в старом здании, в душной комнате с высокими потолками. Маша сидела рядом с Михаилом Александровичем и слушала, как адвокат противной стороны рассказывает о психическом расстройстве её мужа.
— Андрей Викторович находился в состоянии глубокой депрессии. Принимал сильнодействующие препараты, которые влияли на его способность принимать рациональные решения.
— У вас есть подтверждающие документы? — спросил судья.
— Есть. Справка от лечащего врача.
Михаил Александрович встал.
— Ваша честь, мы оспариваем подлинность этой справки. Лечащий врач умершего готов дать показания о том, что такую справку не выдавал.
— Приобщите к делу показания врача.
Доктор Петров оказался мужчиной лет шестидесяти, с седой бородой и внимательными глазами.
— Андрей Викторович действительно был моим пациентом, — сказал он, положив руку на Библию. — Но антидепрессанты он не принимал. И справки я никакой не выдавал.
— Откуда тогда эта справка? — спросил судья.
— Не знаю. Возможно, кто-то подделал мою подпись.
Адвокат Раисы Петровны попытался возразить, но судья был непреклонен.
— Справка исключается из материалов дела как недостоверная.
После заседания Раиса Петровна подошла к Маше в коридоре.
— Думаешь, выиграла? — голос её дрожал от злости. — Я ещё не всё сказала.
— Что ещё можете сказать?
— Что ты специально не рожала детей. Что морила моего сына голодом, чтобы деньги на себя тратить. Что после его смерти с мужиками встречалась.
Маша посмотрела на свекровь и впервые за все эти месяцы улыбнулась.
— Валяйте. Рассказывайте всё, что хотите. Суд всё равно решит по закону, а не по вашим выдумкам.
На следующем заседании дали показания свидетели. Соседи подтвердили, что Андрей до самой смерти был адекватен, общался с людьми, решал бытовые вопросы. Коллеги рассказали, что он работал до последнего дня и никаких признаков психического расстройства не показывал.
Михаил Александрович зачитал записку, найденную в кармане пиджака.
— Это последняя воля покойного, выраженная собственноручно. Андрей Викторович сознавал, что его мать может попытаться оспорить завещание, и специально оставил жене эту поддержку.
Судья изучил записку, сверил почерк с другими документами.
— Записка приобщается к делу как дополнительное доказательство дееспособности завещателя.
Решение суда огласили через неделю. Маша выиграла по всем пунктам. Завещание признали действительным, квартира осталась за ней.
— Истцу отказать в удовлетворении исковых требований. Ответчица остаётся единственным собственником спорного жилого помещения.
Раиса Петровна сидела бледная, сжав губы. Лена плакала, вытирая слёзы платком.
После заседания Маша вышла на улицу. Был ясный осенний день, жёлтые листья кружились на ветру. Она села в машину и впервые за полгода почувствовала, что может расслабиться.
Дома её ждал сюрприз. На двери висела записка: «Всё равно выживем. Рано радуешься.»
Маша сорвала записку и выбросила в мусорку. Потом достала телефон и набрала номер слесаря.
— Мне нужно поменять замки. Сегодня же.
— Будет дорого, если срочно.
— Не важно.
Замки поменяли к вечеру. Теперь в квартиру могла попасть только она.
Через месяц Маша узнала, что Лена нашла работу в другом городе и уехала с детьми. Раиса Петровна продала свою квартиру и переехала к старшей дочери.
— А может, и к лучшему, — сказала Таня, когда они встретились в кафе. — Теперь ты свободна. Можешь новую жизнь начать.
— Я и так свободна, — ответила Маша. — Просто теперь у меня есть дом.
Вечером она сидела на своей кухне, пила чай и смотрела в окно. Во дворе играли дети, горели фонари, жизнь шла своим чередом. Спокойно и размеренно.
На столе лежала папка с документами – решение суда, свидетельство о собственности, Андреева записка. Всё, что подтверждало её право на эту квартиру, на эту жизнь.
Маша взяла записку и перечитала в последний раз. «Ты не сдавайся», – написал Андрей. Она не сдалась. Выстояла. Победила.
Теперь можно было выбросить записку или спрятать в альбом с фотографиями. Но Маша положила её обратно в папку с документами. Пусть лежит. Напоминает о том, что иногда приходится воевать за своё счастье.
А счастье – это не обязательно что-то большое и громкое. Иногда это просто право жить в своём доме, пить чай на своей кухне и не бояться, что завтра придут и скажут: «Собирайся, здесь тебе не место».
За окном начинался дождь. Маша закрыла окно, налила себе ещё чаю и включила телевизор. Дома хорошо. В своём доме всегда хорошо.
