Тамара Николаевна Савина проверяла последнюю стопку контрольных, когда в коридоре школы раздался звонок. Сорок пять лет она просыпалась в шесть утра под этот звук будильника, а сегодня он возвещал окончание её последнего рабочего дня.
— Ну вот и всё, Тамарочка, — директриса Валентина Степановна сжала ей локоть. — Как будто вчера с тобой в институте познакомились, а уже на пенсию провожаем.
Тамара Николаевна сдержанно кивнула, поправляя узел тяжёлых седых волос. Её точёное, с крупными чертами лицо, не выдавало эмоций. Только пальцы, сжимавшие потрёпанный классный журнал, побелели от напряжения.
— Дома посидишь, отдохнёшь, внуков понянчишь, — продолжала щебетать директриса.
— Какие внуки, Валя? — Тамара Николаевна хмыкнула. — Алла в своём Питере знать меня не хочет. Внука моего, Кирюшу, третий год не привозила…
Тамара Николаевна ушла из школы по-английски, отказавшись от шумных проводов и банкета. «Мои ученики — вот моё наследие», — сказала она, кивнув на доску почёта, где её фотография висела в центре. Заслуженный учитель, чьи ученики двадцать лет подряд занимали призовые места на олимпиадах. Её имя гремело в районе. Её методички переписывали молодые педагоги. Но никто не знал, что делать с этой славой в однокомнатной хрущёвке на пятом этаже без лифта.
— Тамара Николаевна, дорогая, это просто подарок судьбы! — риелтор, молодая женщина с ярко-рыжими волосами, расцеловала её в обе щеки. — Двухкомнатная в этом районе, да ещё с ремонтом — редкость! Покупатели есть, молодая семья, первый взнос уже внесли в агентство.
Тамара Николаевна поджала малиновые губы. Эта квартира — последнее, что осталось от Серёжи. Они получили её, когда он вернулся из второй командировки в горячую точку. Тогда его часть наградили, дали жильё. «Заживём, Томка», — сказал он, подхватывая на руки маленькую Аллочку. Через три года его не стало.
Она посмотрела на фотографию мужа в военной форме — единственное украшение гостиной с выцветшими обоями. Серёжины глаза смотрели спокойно и твёрдо.
— Ну что, Серёж, — прошептала она, — благослови меня на новую жизнь. Пятнадцать лет прошло, пора… Квартира без хозяина умирает.
Одинокая жизнь доконала её. Суставы ныли от подъёма по лестнице, старенький диван давно просел, а каждая вещь напоминала о том, чего уже не вернуть. Маленький домик на окраине с палисадником и яблоневым садом снился ей уже несколько месяцев. Живые цветы вместо бетонных стен. Воздух вместо выхлопных газов.
— Берите аванс, Тамара Николаевна, — риелтор протянула конверт. — Документы готовы, через две недели всё оформим. А вам, кстати, приглядела чудесный домик в пригороде…
Тамара Николаевна приняла решение. Впервые после смерти мужа она почувствовала, что может распоряжаться своей жизнью.
— Глянь-ка, разлетелась наша математичка, — соседка Нина Петровна, лавируя между сумками в подъезде, присвистнула. — Неужто правда съезжаешь, Тамара?
— Съезжаю, Нина. Домик купила под городом. А эту продаю молодой семье.
— А дочка-то твоя в курсе? — Нина Петровна подозрительно прищурилась.
— При чём тут Алла? — Тамара Николаевна выпрямилась, став ещё выше и суше. — Она свою жизнь строит, я — свою.
— Да я к слову, — соседка махнула рукой. — Просто Зинаида с первого этажа говорила, видела твою Аллочку по какому-то рекламному каналу. Процветает девочка, фирму свою открыла.
— Рада за неё, — сухо отрезала Тамара Николаевна, запирая дверь.
Звонок от дочери раздался в тот же вечер. Впервые за полгода. Трубка словно вибрировала от возмущения.
— Мама! Это правда, что ты продаёшь квартиру?
Тамара Николаевна невольно улыбнулась. Нина Петровна не подвела — доложила, как по расписанию.
— Здравствуй, Аллочка. Да, продаю. Домик купила в Михайловке.
— С ума сошла? В какой ещё деревне? Тебе шестьдесят восемь, а не восемьдесят! И почему я узнаю об этом от соседок?
— А когда ты в последний раз звонила, чтобы спросить, как я? — Тамара Николаевна почувствовала, как под ложечкой засосало от неприятного предчувствия.
В телефоне что-то звякнуло, словно дочь поставила бокал на стеклянный столик.
— Я занята, мама. У меня работа, семья. Не могу я каждый день звонить.
— Вот и я по твоим делам не отчитываюсь, — спокойно парировала Тамара Николаевна. — Квартира моя, на мои нервы заработанная. Что хочу, то с ней и делаю.
Повисла пауза. Где-то на заднем плане в трубке мужской голос что-то спросил. Алла приглушённо ответила.
— Ладно, мама, — её голос стал неожиданно мягким. — Я понимаю, тебе тяжело одной. Мы с Витей прилетим завтра, обсудим всё. Ты не торопись с продажей, хорошо?
Тамара Николаевна опустилась на стул. Её дочь пятнадцать лет не переступала порог этой квартиры, а теперь вдруг летит через полстраны. Неспроста.
Они появились на пороге без предупреждения. Тамара Николаевна как раз заканчивала упаковывать книги, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Алла — высокая, стильная, с идеальной стрижкой и макияжем. Рядом топтался полноватый мужчина с редеющими волосами и беспокойными глазами — Виктор, второй муж дочери.
— Мамуля! — Алла раскинула руки для объятий.
Тамара Николаевна позволила себя обнять, но осталась напряжённой, как струна.
— Проходите, — она повела их в кухню, единственное место, где ещё стоял стол и стулья.
— Господи, что у тебя тут творится? — Алла обвела взглядом коробки. — Ты серьёзно всё это задумала?
— Более чем. — Тамара Николаевна поставила чайник. — Как Кирюша?
— Нормально, с бабушкой остался. С Витиной мамой, — быстро ответила Алла, переглянувшись с мужем. — Мам, нам надо серьёзно поговорить.
— Я слушаю.
Алла глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, а Виктор беспокойно забарабанил пальцами по столу.
— Эта квартира — наше семейное гнездо, — начала Алла. — Папа получил её как военный. Это наше общее имущество.
— Ближе к делу, Аллочка, — Тамара Николаевна налила чай в старые чашки.
— Хорошо. — Алла выпрямилась. — Я считаю, что имею право на половину стоимости квартиры. Я дочь, наследница. И я всё ещё прописана здесь.
Слова повисли в воздухе.
— Знаешь, что сказал мне отец, когда мы получили эту квартиру? — наконец произнесла она. — «Томка, это крепость наша. Что бы ни случилось, у тебя и Аллочки будет своя крыша». Я тридцать лет берегла эту крышу. Платила за неё, ремонтировала, содержала. А ты, дочка, впервые за пятнадцать лет переступила порог этой крепости только сейчас, когда запахло деньгами.
— Мама, это несправедливо! — Алла стукнула ладонью по столу. — Я имею законное право…
— Тамара Николаевна, — подал голос Виктор, — поймите, Алле тоже нужна стабильность. У нас… сложная финансовая ситуация. Мой бизнес…
— Ах вот оно что, — Тамара Николаевна усмехнулась. — Денежки понадобились. А я-то думаю, что это вдруг дочь про мать вспомнила.
— Стыдись, мама! — вскричала Алла. — Ты прекрасно знаешь, что я всегда о тебе думала.
— Как именно думала? — Тамара Николаевна наклонилась вперёд. — Может, когда Серёжку хоронили, и ты не приехала, потому что фотосессия у тебя была важная? Или когда я в больнице с сердцем лежала, а ты даже трубку не взяла? Или, может, внука привезти обещала на каникулах, а сама его третий год от бабки прячешь?
Алла побледнела.
— Это всё можно объяснить…
— Нечего объяснять, — отрезала Тамара Николаевна. — Хватит демагогии. Говори прямо — зачем приехала?
Виктор переглянулся с женой и тяжело вздохнул.
— У нас проблемы. Я вложился в одно дело, а оно прогорело. Кредиторы наседают. Если не отдадим долг, могут и… неприятности устроить.
— И сколько же вам нужно? — Тамара Николаевна приподняла бровь.
— Миллион семьсот, — быстро ответила Алла. — Примерно половина стоимости квартиры.
Тамара Николаевна медленно поднялась из-за стола. Её лицо стало ещё строже.
— Значит так, — она чеканила каждое слово. — Ты узнала, что я продаю квартиру, и решила урвать свою долю? Не получится! Квартира моя, и я тебе ни копейки не отдам.
Алла вскочила.
— Я подам в суд! Я заблокирую продажу! Я всем расскажу, какая ты жестокая мать!
— Рассказывай, — Тамара Николаевна указала на дверь. — А сейчас — вон из моего дома. Обоих касается.
— Нет уж, дорогая мамочка, — Алла достала из сумочки бумаги. — Я здесь прописана. И никуда не уйду, пока мы не договоримся.
Три дня прошли ужасно. Алла с мужем заняли гостиную, разложив диван. Тамара Николаевна заперлась в спальне, выходя только на кухню. Риелтор звонила трижды, но Тамара Николаевна каждый раз находила предлог отложить встречу.
На четвёртый день она вернулась с прогулки и обнаружила, что дверь в её комнату открыта, а ящики письменного стола выдвинуты.
— Что ты искала? — Тамара Николаевна встала в дверях, скрестив руки на груди.
Алла, застигнутая врасплох, повернулась. В руках она держала папку с документами.
— Папино завещание, — ответила она без тени смущения. — Ты всегда говорила, что он всё оставил нам обеим.
— Я не верю своим глазам, — Тамара Николаевна подошла к дочери и выхватила папку. — Всё давно оформлено на меня. Он обо всём позаботился, прежде чем уехать в последнюю командировку.
— Мама, пойми, — Алла вдруг сникла. — Мне деваться некуда. Витя влез в долги. Много проиграл. Там серьёзные люди, они не шутят…
Тамара Николаевна окаменела.
— Что ты сказала?
— Он играет. Уже несколько лет, — Алла опустилась на кровать. — Сначала немного, потом всё больше. Фирму заложил, на мне кредитов набрал. Думал отыграться…
— И ты за этого человека держишься? — Тамара Николаевна покачала головой. — Всё, завтра же чтобы духу вашего здесь не было. Поговорим, когда протрезвеешь от своей жадности.
— Нет! — Алла вскочила. — Я не уйду! Я имею право здесь жить! И вообще, я… я беременна.
Комната погрузилась в тишину. Тамара Николаевна долго смотрела на дочь, потом медленно спросила:
— И что ты собираешься делать? Рожать ребёнка? От кого?? От игромана-банкрота?
— Не твоё дело, — отрезала Алла. — Ты мне поможешь или нет?
— Вон из моей комнаты, — тихо сказала Тамара Николаевна.
Вечером разразился скандал. Виктор, выпив принесённого коньяка, обвинил тёщу во всех бедах, угрожал «найти на неё управу», бил кулаком в стену. Алла плакала, запершись в ванной. А Тамара Николаевна молча сидела на кухне, глядя в окно на темнеющее небо…
Утро дочь с зятем уехали.
Прошло две недели.
Звонок в дверь раздался рано утром. Тамара Николаевна, не спавшая полночи, пошла открывать. На пороге стоял мальчик лет двенадцати, худенький, с упрямым взглядом серо-голубых глаз — точь-в-точь как у Серёжи.
— Бабуля, — произнёс он неуверенно, — это я.
Её сердце пропустило удар. Последний раз она видела внука трехлетним карапузом. И вот теперь — почти подросток.
— Кирюша? — она протянула руки, но не решилась обнять его. — Ты… один приехал?
— С мамой мы приехали, — мальчик переминался с ноги на ногу. — Она в такси внизу. Просила меня подняться и узнать, можно ли нам остановиться у вас на пару дней.
«Так вот какой козырь ты приберегла, Алла», — подумала Тамара Николаевна, но улыбнулась внуку.
— Конечно, можно. Проходи, Кирюшенька. Сейчас я чай приготовлю.
Алла поднялась через двадцать минут, с большой сумкой. Одна, без Виктора. Её лицо выглядело осунувшимся и измученным.
— Кирилл, выйди на балкон, пожалуйста, — попросила она сына.
Когда они остались вдвоём, Алла без предисловий сказала:
— Я от него ушла. От Виктора. Он… он ударил меня вчера, когда узнал, что ты не поддашься. Я забрал Кирилла и прилетела. Мне некуда идти, правда.
Тамара Николаевна внимательно посмотрела на дочь, в её глаза, покрасневшие от слёз. Алла никогда не умела врать — глаза всегда выдавали.
— Он правда тебя ударил?
— Правда, — Алла отвела взгляд. — Но я не поэтому ушла. Я больше не могу так жить, понимаешь? Всё время в страхе, в долгах. Я хочу нормальной жизни для себя и для детей.
— Детей? — Тамара Николаевна прищурилась. — Значит, ты всё-таки…
— Да. Четыре месяца, — Алла положила руку на живот. — И я хочу этого ребёнка. Даже если придётся растить одной.
Тамара Николаевна закрыла глаза на мгновение. Кажется, её план о тихой жизни в деревенском домике с цветами рушился…
Кирилл оказался удивительным мальчиком. Серьёзный не по годам, увлечённый математикой и шахматами, он часами мог слушать бабушкины рассказы о задачах и теоремах.
— У тебя настоящий математический склад ума, — говорила Тамара Николаевна, наблюдая, как внук решает головоломку. — Был бы ты в моей школе, я бы из тебя чемпиона сделала.
— А можно я буду к тебе приезжать на каникулы? — вдруг спросил Кирилл. — Мы с мамой могли бы жить здесь летом.
— Так я квартиру продаю, Кирюша. В деревню переезжаю.
— Знаю, — мальчик кивнул. — Мама каждый вечер плачет из-за этого. Говорит, что ей теперь жить негде, а дядя Витя может их найти.
Тамара Николаевна нахмурилась.
— А что ещё мама говорит?
— Что ей нужны деньги, чтобы отдать долги дяди Вити, иначе у них будут проблемы, — простодушно ответил Кирилл. — Бабушка, а можно я с тобой в деревню поеду? Я помогать буду, огород копать.
Вечером, когда Кирилл уснул, Тамара Николаевна вызвала дочь на серьёзный разговор.
— До каких пор ты будешь использовать ребёнка, чтобы давить на меня? — спросила она прямо.
— Что? О чём ты? — Алла попыталась изобразить недоумение.
— Ты прекрасно знаешь. Кирилл всё мне рассказал. О том, как ты плачешь по вечерам, как боишься Виктора, как тебе нужны деньги.
— Ах вот оно что, — Алла горько усмехнулась. — Теперь и родному сыну верить нельзя?
— Нет, Алла. Нельзя верить тебе, — Тамара Николаевна села напротив дочери. — И я дам тебе ровно одну минуту, чтобы рассказать правду. Всю правду. Иначе завтра же вызову полицию и выселю тебя, как мошенницу.
Алла долго молчала, затем разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони.
— У Вити правда долги. Карточные. Он закладывал мою машину, брал кредиты на мой паспорт, — сбивчиво заговорила она. — Я узнала обо всём только месяц назад, когда пришли коллекторы. А потом соседка позвонила, сказала, что ты квартиру продаёшь. И я решила… решила, что это шанс. Что ты поможешь.
— Поэтому ты и Кирилла привезла? Чтобы разжалобить? — Тамара Николаевна покачала головой.
— Нет! То есть… сначала да, — Алла подняла заплаканное лицо. — Но потом, когда увидела вас вместе… Мам, он так тебя любит. Всю жизнь спрашивал о тебе, а я… я не привозила его, потому что стыдно было. Перед тобой стыдно. Что не сложилась у меня жизнь, что первый брак развалился, что во втором ещё хуже.
Тамара Николаевна слушала молча, не перебивая. Слишком долго копились эти слова, чтобы их можно было остановить.
— И ребёнка я правда жду, — продолжала Алла. — И правда от Вити хочу уйти. Только куда? На что? Без денег, с двумя детьми…
— Что с Кириллом? — вдруг спросила Тамара Николаевна.
— В каком смысле?
— Он нездоров? Или имеет проблемы в учёбе?
— Нет, что ты, — Алла горько улыбнулась. — Он гений. Математикой увлекается, как ты в своё время. Первое место в городской олимпиаде занял. Только школа у нас обычная, развиваться ему негде.
Тамара Николаевна встала, подошла к окну. За стеклом мерцали огни вечернего города. Где-то там, в тридцати километрах отсюда, стоял домик с яблоневым садом, который она уже считала своим. Несбыточная мечта о покое.
— Я подумаю, что можно сделать, — наконец произнесла она. — А сейчас иди спать. Утро вечера мудренее.
Решение пришло не сразу.
Три дня Тамара Николаевна просматривала варианты жилья, консультировалась с риелтором, считала деньги. Наконец вызвала дочь на разговор.
— Я не изменю своего решения о продаже, — начала она без предисловий. — Эта квартира уйдёт.
Алла сжалась, но промолчала.
— Но я изменила планы относительно покупки, — продолжила Тамара Николаевна. — Домик в деревне подождёт моей глубокой старости. А пока я приобрету две квартиры в новом районе. Маленькие, но приличные.
— Две? — Алла моргнула.
— Одну для себя. Вторую — для Кирилла, с правом твоего проживания.
— Для Кирилла? — Алла растерянно посмотрела на мать. — Но ему только двенадцать…
— Квартира будет оформлена на него, но в доверительном управлении до совершеннолетия. Ты сможешь там жить с ним и со вторым ребёнком. Но при двух условиях.
— Каких? — еле слышно спросила Алла.
— Первое: ты немедленно подаёшь на развод с Виктором и оформляешь документы, защищающие имущество детей от его посягательств. Второе: Кирилл переводится в мою бывшую школу, в математический класс. Я буду готовить его к олимпиадам.
Алла прикрыла рот рукой.
— Ты… ты это серьёзно? После всего, что я наговорила тебе?
— Я делаю это не для тебя, — отрезала Тамара Николаевна. — Я делаю это для внука. И для его брата или сестры.
— А долги? — тихо спросила Алла. — Кредиторы не отстанут.
— Долги — это твоя проблема, — Тамара Николаевна была непреклонна. — Я даю тебе и детям жильё и защиту, но не деньги. Хочешь расплатиться — иди работай. Ты умная, образованная. Справишься.
Алла долго молчала, затем подняла глаза на мать.
— Почему, мам? Почему ты нам помогаешь, после всего?
Тамара Николаевна отвернулась к окну.
— Ты спросишь — почему? — её голос дрогнул. — Потому что квартира действительно была крепостью. Твой отец хотел, чтобы она защищала нашу семью. И она будет защищать — только иначе, чем я думала.
Год спустя
Тамара Николаевна сидела за письменным столом, проверяя контрольные. После выхода на пенсию она не оставила преподавание — вела кружок олимпиадной математики в своей бывшей школе. Дверной звонок прервал её размышления.
— Бабушка, это я! — Кирилл ворвался в квартиру, размахивая какой-то бумагой. — Смотри, меня взяли на всероссийскую олимпиаду!
Тамара Николаевна поправила очки, вглядываясь в приглашение.
— Я не сомневалась, — кивнула она, пряча улыбку. — Мы же с тобой все задачи прошлогодние разобрали.
В прихожей послышался ещё один голос, и на пороге кухни появилась Алла с маленькой девочкой на руках.
— Мам, извини, что без предупреждения, — она выглядела усталой, но какой-то… светлой. — Настя весь день хныкала, плакала.
Трёхмесячная Анастасия тянула к бабушке пухлые ручки, улыбаясь беззубой улыбкой.
— Давай сюда это чудо, — Тамара Николаевна приняла внучку. — Как твои дела? На работу завтра?
— Да, в восемь, — Алла устало опустилась на стул. — Договорилась с соседкой, она посидит с Настей. Кирюшка в школе до вечера, у него дополнительные.
Жизнь наладилась не сразу. Виктор объявился через месяц после их переезда, устроил скандал под окнами, требовал денег. Пришлось вызывать полицию. Потом были долгие разбирательства с кредитами, судебные приставы, звонки коллекторов. Алла устроилась бухгалтером в небольшую фирму, работала до последнего месяца беременности.
Тамара Николаевна смотрела на дочь украдкой. Эта женщина мало напоминала ту яркую, самоуверенную Аллу, которая явилась год назад с требованиями. Теперь в ней проступала какая-то основательность, даже жилистость — черта, унаследованная от матери, но долго спавшая под слоем столичного лоска.
— Кирилл, помоги матери сумки разобрать, — скомандовала Тамара Николаевна. — А мы с Настей чайку поставим.
Когда они остались вдвоём на кухне, Алла неожиданно произнесла:
— Мам, я никогда тебе не говорила… но спасибо.
— За что же? — Тамара Николаевна невозмутимо заваривала чай, покачивая внучку на руках.
— За то, что указала на дверь тогда. И за то, что потом всё-таки её открыла.
Тамара Николаевна хмыкнула, пряча смущение.
— Это не я открыла. Это Серёжа. Он бы никогда не простил мне, если бы я о внуках не позаботилась.
Повисла пауза, нарушаемая только бульканьем чайника и сопением маленькой Насти.
— Я рада, что ты не купила тот дом в деревне, — вдруг сказала Алла. — Я бы точно не смогла одна справиться.
Тамара Николаевна посмотрела в окно. Весеннее солнце золотило крыши соседних домов. Где-то там, в тридцати километрах от города, цвели яблони в чужом саду. Её несбывшаяся мечта. Но почему-то сейчас это не вызывало ни капли сожаления.
— Дом никуда не денется, — сказала она, поглаживая пушистый затылок внучки. — Успею ещё настариковаться на природе.
А пока у неё были олимпиадники. И внуки. И дочь, которая наконец-то повзрослела.
Яблоневый сад подождёт.
