В пору, когда Валентина Петровна была молодой, очень нравился ей один парень из механического цеха. Звали его Юрий Бобров. Ничем особенным парень не выделялся: ни телосложением, ни красотой лица. Обыкновенный работяга.
Однако Валечка, едва завидев его, просто цепенела. Подруги, заметив эту её особенность, шутили над ней. А те, которые позлее, за глаза прозвали «истуканшей».
Случилось так, что Юрий Бобров поинтересовался, отчего у юной симпатичной девушки такое неподходящее прозвище. Ему и рассказали то, что знали все, кроме него.
Другой бы обрадовался, а Юрий очень опечалился.
Дело в том, что ему давно нравилась Клавдия из бухгалтерии, но она была замужней дамой, к тому же с двумя детьми. Поэтому кроме пылких взглядов, которыми они обменивались при встрече, между ними ничего не было.
Юрий был не из тех, кто станет уводить чужую жену из семьи. Воспитание было не то. О переживаниях Клавдии было неизвестно, она была на хорошем счету и её фото не первый год украшало «Доску почёта».
Чтобы не давать Валечке напрасных надежд, решил Юрий с ней поговорить. Подошёл, а она по обыкновению оцепенела. Ну, он и сунул ей в карман записку, что будет ждать её в сквере, недалеко от завода. В семь.
Валечка обрадовалась, бросилась к подружкам:
— Он меня на свидание пригласил!
Подружки ей — кто платочек, кто сумочку, кто кофточку нарядную… Собрали, надушили духами «Ландыш» и стали хвалить наперебой — такая красавица получилась.
И вдруг одна из девушек опомнилась:
— А как же Валечка с Юрой общаться будут, если она как увидит его, сразу в истуканшу превращается? Как она станет ему отвечать?
— Надо… надо дать ей блокнот и ручку! — предложила Лика.
— Так она и писать не сможет! — засомневались девушки.
— Я знаю, что нужно, — подмигнула Аня Зосимова. Она полезла в шкафчик и извлекла оттуда бутылку кирш-ликёра, — немецкий!
— Девочки я не буду пить, — замотала головой Валя, — а то Юра ещё подумает, что я пьяница!
— Ничего он не подумает! Да и ликёр, сама понюхай, вишней пахнет!
В общем, девушки влили в Валечку несколько рюмок, отчего она раскраснелась и стала глупо хихикать.
— Кажется, переборщили, — переглянулись подруги, — в таком состоянии на свидание идти нельзя!
— Пустите меня, мне пора! Юра ждёт! — икнула Валечка. Но подруги окружили её плотным кольцом.
Тем временем, Бобров сидел на скамейке и поглядывал на часы. Он пришёл чуть раньше и разглядывал проходящих мимо девушек, стараясь узнать в них Валечку.
Вот идёт Машенька из библиотеки. Маленькая, рыжая, смешливая, похожая чем-то на мышку-полёвку. А вот, высокая, как каланча, Татьяна из сборочного.
Невольно Юрий сравнивал проходящих мимо девушек с Валечкой, и каждый раз сравнения были не в их пользу. Валечка была стройнее и как-то симпатичнее, что ли.
Он опять посмотрел на часы. Девушке давно пора было появиться, но она всё не шла. Юрий встал со скамейки, и вдруг в конце сквера показалась девичья фигурка.
— Валя! — бросился он к ней, но эта снова оказалась другая, хотя и похожая на неё девушка.
«Ну, что ж» — подумал Бобров, —»не пришла, и даже лучше. Не придётся оправдываться и говорить о невозможности полюбить»…
Но на следующий день он был на проходной и высматривал её.
— Кого ждёшь? — смеялись над ним приятели, — Клавка твоя уже прошла! Не истуканшу ли высматриваешь?
— Да отстаньте вы! — махал на них рукой Юрий, — и прекратите её так называть!
— А то что? — в шутку попёр на него Васька-монтёр, любитель пошуметь и позубоскалить.
— А ничего. В лоб получишь.
Хорошо, что мужики оттащили Ваську от Юрия. С драками на заводе было строго.
Наконец, появилась Валечка. Юрий узнал её сразу: среди спешащих на работу девчат одна вдруг остановилась. Заметила его.
Он подбежал к ней и взял за руку.
— Ну, где же вы были, Валя? — спросил он, — я начал переживать, не случилось ли с вами что.
— Я… меня… девчонки не пустили, — внезапно оттаяла она — вы, наверное, больше не станете приглашать меня на свидание?
Она опустила глаза и заливший щёки румянец сделал её красавицей.
— Я приглашаю вас, — сказал он, — на этот раз я встречу вас у проходной.
Вечером он снова высматривал её. Мимо прошла Клавдия, спеша домой к своей семье. Скользнула по Юре удивлённым взглядом, подняв бровь. Красивая, Клава… сердце застучало, но уже не так сильно, как раньше при её появлении.
Наконец, появилась Валечка. Юная, нежная, и снова розовая от смущения.
Бобров решил, что не будет ей говорить то, что собирался. Он разглядел в ней что-то такое, чего не было у других девчат.
Молодые люди стали встречаться и вскоре поженились. Теперь Юрий искренне не понимал, как мог не заметить такую красавицу рядом с собой, и был очень рад, что судьба всё же свела их, даже если руководила злыми языками, давшими его жене такое обидное прозвище. Со временем оно и вовсе стёрлось из памяти.
Время шло. Юрия все стали называть Юрием Борисовичем, его имя, фамилия и отчество были выгравированы на табличке его кабинета. Он прошёл путь от простого механика до начальника производства, и всё это время рядом была любящая жена.
Когда у Бобровых родился первенец, Валя ушла с завода и нашла работу рядом с домом, в жилищной конторе. Потом у супругов родился второй сын. Оба мальчика были похожи на Валентину, даже скорее, на деда, отца Валентины.
Старший сын окончил металлургический институт и уже три года, как работал по специальности. Младший учился в последнем классе, когда Юрий внезапно умер.
Ни на что не жаловался, и вдруг его не стало.
Завод, которому он отдал всё свою жизнь, взял организацию похорон на себя. Гроб с телом Юрия привезли и установили на постаменте, в холле заводского ДК.
Было много сказано хороших слов о покойном, и вдруг Валентина оцепенела, как тогда, в молодости.
Она увидела мужа живым и молодым. Он стоял среди желающих проститься и держал под руку какую-то незнакомую Валентине женщину.
Валентине стало плохо, закружилась голова.
— Скорее позовите врача! Вдове плохо! — закричали в толпе.
Несколько человек усадили её на скамью.
— Я врач, отойдите, — услышала она молодой голос. Сквозь людей, к ней пробирался… Юрий. Подошёл, взял руку, пощупал пульс. — Голова не кружится?
Она мотнула головой и посмотрела в сторону постамента.
— Немного.
— Вам лучше выйти на воздух, — сказал молодой человек, и аккуратно взяв её под ручку, вывел.
Женщина, с которой он пришёл, смотрела, но не подошла.
На улице Валентине стало легче. Она взглянула молодому человеку в глаза.
— Как вас зовут, спаситель? — спросила она.
— Юрий, — ответил он.
— Как забавно, — она, повернувшись, ещё раз внимательно посмотрела на женщину, которая в данный момент стояла у гроба.
— Ваша мама — Клавдия? — Валентина с трудом узнала её.
— Да.
— А отец, значит… Юрий Борисович? — горько усмехнулась Валентина, — сколько вам лет, молодой человек?
— Двадцать восемь, — сказал он, но я только на днях узнал, что он мой отец.
— То есть как это: «только узнал»? — не поверила она, — да вы похожи, как две капли воды! Вы в зеркало себя видели?!
Она совсем забыла, что теперь её муж выглядел совсем не так, как в молодости.
— Видел, — спокойно сказал Юрий, — постарайтесь понять. Меня воспитал другой человек, я считаю его отцом. Мама рассказала мне правду несколько дней назад… Не нужно было сюда приходить, я увы, ничего не чувствую к покойному… Разве что, увидел, как сам буду выглядеть в гробу через много лет.
Она снова посмотрела на юношу. Вспомнила, каким обходительным был её муж, как хлопотал, чтобы она ушла с завода и посвятила себя детям, как он дарил ей цветы, делал подарки, водил в театр, любил!
Не выдержала, и заплакала. Впервые за всё время.
— Соболезную вам, — обнял её молодой человек, а она рыдала у него на груди.
— Не надо, — наконец вздохнула она и повернула мокрое лицо к стеклу, за которым продолжалась траурная церемония, — пойдёмте, не будем давать людям повод для грязных сплетен.
Вдвоём они вошли в зал. К Валентине продолжали подходить люди, подошла и Клавдия. В лицо они друг друга знали, но никогда прежде не общались лично. Но сейчас Валентина жадно всматривалась в её черты. Она ревновала мужа, даже несмотря на то, что он умер. Злилась, не могла понять, как, когда? Высчитывала двадцать восемь лет, пыталась вспомнить, что тогда происходило в её собственной семье.
— Здравствуйте, Валя! Это тяжёлая утрата! Примите наши соболезнования! — сказала Клавдия и отошла.
Валентина собралась крикнуть ей вслед что-то обидное, злое, но у неё в горле словно ком застыл. Она догнала Клавдию и коснувшись её рукава, отвела в сторону, за огромную кадку с пальмой:
— Как долго? Как долго вы оба смеялись надо мной? Я же верила ему, любила!
Клавдия опустила голову.
Несмотря на зрелый возраст она всё ещё была очень хороша собой — гордая осанка, точёный профиль, чуть подёрнутые белой, едва заметной паутинкой каштановые волосы.
— Вы можете не верить мне, — тихо сказала она наконец, — но с Юрой я была лишь однажды. Когда в его жизни появились вы, я почувствовала, что теряю что-то настоящее, мы встретились, но после оба поняли, что это была ошибка.
— И сразу в яблочко! Специально подстроили? — злилась Валентина.
— Когда я забеременела,— спокойно продолжала Клавдия, — я была уверена, что ребёнок мужа. Все так думали, пока мальчику не исполнилось три года.
Возможно, Феликс ничего бы не узнал, но доброжелатели с завода прислали ему фото Юрия. Феликс был гордый человек, дело закончилось разводом.
Старшие дети, к сожалению, захотели остаться с ним. Сейчас я вторично замужем, за хорошим и добрым человеком, он вырастил Юру, поставил его на ноги.
— А что же мой Юра? Он знал, что у него от вас сын? — спросила Валентина, всё ещё чувствуя дрожь.
— Скорее всего, знал, — кивнула Клавдия, — но, признаться, мне странно, что до сих пор не знали вы! Если это вас утешит: Юрий не предпринимал никаких попыток увидеть меня или сына.
— Зачем вы пришли? Зачем рассказали сыну? Я не понимаю! — искренне воскликнула Валентина, — он что, от этого стал счастливее?
— Не знаю, — покачала головой Клавдия, — просто тяжело стало нести этот груз. А когда я узнала, что Юра умер, подумала, что нам необходимо с ним проститься.
— Юре всё равно, а нам… посмотрите, ваш сын в центре внимания! — в голосе Валентины была горечь и досада, — он доказательство того, что муж мне изменял! Вы обрушили репутацию отца в глазах наших детей!
— Ничего не обрушила, — Клавдия достала из сумочки платок и промокнула глаза. — Кому какая разница теперь? А по-поводу Юры вы не правы! Ему не всё равно. Он всё видит. Люди, после смерти…
— Показались, простились, а теперь уходите! Немедленно! — перебила её Валентина.
— Но разве можно запрещать проводить человека в последний путь? — попыталась возразить Клавдия, — Нельзя. Таков обычай. Вы не можете нас выгнать.
— Тогда я просто прошу: уйдите. Тошно и без вас! — умоляюще посмотрела на неё Валентина.
— Простите меня, если сможете, — искренне отозвалась Клавдия, — но я ни о чём не жалею. Мой мальчик для меня смысл жизни!
Она поискала глазами сына и вежливо кивнув Валентине, поспешила к нему.
