«Буду завтра в восемь».
Аня несколько раз прошлась глазами по этим строчкам, словно пыталась отыскать в них подтекст. Гоша всегда писал вот так: ни здрасте, ни до свидания, никаких прелюдий и послесловий, лишь голые факты, которые не приладить в Анину картину мира. В восемь – это в восемь утра или в восемь вечера? Он приедет на машине или поездом? Нужно встречать или он доберётся сам? Эти вопросы было без толку задавать ему, раньше Аня пыталась, ещё когда они были женаты, но давно прекратила, получая ответы, которые её только ещё больше запутывали.
– Завтра приедет Гоша, – произнесла она как можно более нейтральным тоном, убирая посуду после ужина.
Всю неделю стояла жара, и они ужинали на веранде, открыв все окна и впуская вместе с еле ощутимым ветром комаров, которые не трогали Вадима, но искусывали саму Аню, так что даже несмотря на специальный крем, которым он смазывал на ночь укусы на её ногах, она расчёсывала их до крови и утром залепляла пластырем, чтобы рука не тянулась ещё больше их расчесать. Иногда ей казалось, что она делает это специально, в надежде, что через тонкие отверстия укусов из неё выйдет опасная тоска, которая наполняла её каждое лето с тех пор, как они стали уезжать на дачу.
Вадим приподнял бровь, но ничего не сказал, не хотел облегчать ей задачу. Аня включила воду и повернулась к нему спиной, одновременно произнося:
– Сказал, что будет в восемь. Думала съездить на вокзал и встретить.
– В восемь утра или восемь вечера? – уточнил Вадим.
Аня пожала плечами.
Она надеялась, что Вадим не будет вставать с семь, он всегда был совой и терпеть не мог ранние подъёмы. Аня не ставила будильник, знала, что её разбудит волнение. Так и вышло: она открыла глаза в шесть и час лежала в постели, слушая утреннее пение птиц и наслаждаясь недолгой прохладой. В семь она тихонько выскользнула из-под простыни, на цыпочках пошла на кухню. Когда в турке начал подниматься кофе, она услышала за спиной его «доброе утро» и вздрогнула, уронив полотенце на пол.
– Ты встал? – спросила она, хотя это было очевидно.
Вадим поцеловал её в макушку, прижал к себе. От него пахло потом и её духами, которыми она брызгалась на ночь: чай и зелёное яблоко.
– Ты же не любишь водить, – сказал он.
Они молча выпили кофе, Аня собрала волосы в хвост, понимая, что помыть их не успевает, и пожалела, что не может подкрасить глаза и губы: Вадим ничего не скажет, но это причинит ему боль, Аня знает, хотя вслух они это не обсуждают и никогда не будут обсуждать.
Это было обещание Вадима, когда Гоша бросил её, и Аня рыдала на его груди. Вадим бережно взял её лицо в свои ладони и поцеловал. Аня сказала тогда, что это бесполезно, что она никогда не сможет никого любить, кроме Гоши. Вадим пообещал, что его любви хватит на двоих и что он никогда её в этом не упрекнёт. Со дня их свадьбы прошло уже восемь лет, и своё обещание Вадим сдержал, но Аня видела, как он застывает мраморной статуей, когда слышит её голос, обращённый к Гоше (как она ни старается, тональность всегда меняется), когда видит её рядом с ним и знает, что сейчас она собирается к нему. Аня никогда не была бесчувственной и жестокой, она умела ценить любовь (а никто и никогда не любил её так, как любил Вадим, даже мама), и поэтому старалась разделять эти две жизни: она и Гоша, она и Вадим. Иногда они пересекались, особенно летом, когда Гоша внезапно заваливался к ним на дачу и прижимал её к себе, а Аня ничего не могла поделать с тем жаром, который проявлялся на её лице.
На утренней электричке Гоши не было. Они вернулись на дачу и провели утро на шезлонгах, прикрыв глаза и не разговаривая. Тайком Аня проверяла время, но электронные цифры словно смеялись над ней и всегда показывали меньше, чем она надеялась.
На обед Аня приготовила мясо, прекрасно зная, что Гоша мясо не ест, надеясь обмануть этим Вадима, будто совсем не думает о Гоше и о том, чем будет кормить его вечером. Вадим заметно повеселел – попался в её ловушку, и позвал после обеда пройтись до озера.
Уже на полпути Аня пожалела о своём согласии: было слишком жарко, платье прилипало к телу, глаза щурились даже под солнечными очками, расчёсанные ранки на ногах пульсировали и зудели. Раздражённая на мужа за то, что он придумал эту муку, она специально еле плелась и вспоминала о том, как однажды, когда ещё была замужем за Вадимом, так же шла по этой дорожке и наступила на змею. Аня никогда не боялась змей, насекомых и иных божьих тварей, она даже всерьёз раздумывала пойти работать ветеринаром, в зоопарк или что-то подобное, ей нравилось соприкасаться с удивительным миром иных существ, но тогда, почувствовав острую боль в ноге и увидев скользящее тело змеи, она по-настоящему испугалась и заплакала. Гоша усадил её на траву и принялся отсасывать кровь из её раны, он видел это по телевизору. Потом он взял Аню на руки и нёс до самой деревни, боясь, что движение ускорит распространение яда по её телу.
«Если когда-то он так меня любил, то разве не может полюбить снова?» – задавала себе Аня вопрос, на который не могла найти ответ последние восемь лет.
Вода в озере была прохладная, и Вадим, который понял уже свою оплошность, заглядывал ей в глаза и спрашивал, действительно ли это стоило долгого пути по жаре. Аня смягчилась, хотя этот просящий щенячий взгляд её раздражал, и сказала, что точно стоило.
Она долго плавала в мутноватой воде, радуясь тому, что у неё будет официальная причина помыться перед приездом Гоши. Аня представляла, как увидит его грубое, словно вырубленное из камня лицо, как почувствует на спине его руки, а на губах – его сухие губы. Он всё ещё целовал её в губы, не считая это неправильным и неприличным, называл «моя Анюта» и кружил, легко приподняв над землёй.
«Он чувствует то же самое!» – осенило её, когда Аня смывала озёрную тину, стоя под душем.
Конечно, иначе бы он не приезжал сюда несколько раз за лето: зачем ещё ему тащиться в такую даль? Она выдохнула, словно спустила с плеч тяжёлый рюкзак, который несла все эти годы к неизвестной вершине, с которой можно было узреть весь мир и всю его правду. А правда была такова, что она создана для Гоши, и он для неё.
Она скажет ему об этом. Признается в том, что любит. Сегодня же. Какая же она была глупая! За все восемь лет он так и не женился, и хотя хоровод из женщин вокруг него никогда не иссякал, Аня даже не запоминала имена, так часто они менялись. Ни с одной из них он не был дольше шести месяцев, хотя с ней, с Аней, прожил почти три года. Она скажет ему, и пусть всё горит огнём, а Вадим… Вадим поймёт. Он умный, он хороший, он её любит.
Аня подвела глаза и накрасила губы. Всё равно, что подумает Вадим, теперь уже всё равно. Он осмотрел её молча, как она и ожидала, от малиновых губ до лёгких белых брюк, под которыми она скрыла расчёсанные ноги.
– Прекрасна, как всегда, – произнёс Вадим.
На вокзале она почти не дышала, воздух не помещался в грудной клетке, где ликовало её внезапное открытие: он тоже её любит!
Гоша появился на подножке первым, озарив собой весь перрон. Аня искала его взгляд, ждала, что он, как обычно, бросится ей навстречу, закружит на глазах у всех, поцелует коротким поцелуем прямо в губы… Но он смотрел не на встречающих, а в пространство вагона, протягивая кому-то руку. Через секунду появилась женщина: невысокая, хрупкая, похожая на изломанную веточку. У неё было бледное лицо, чужеродное здесь, в царстве лета, и такие же бледные ноги, словно их никогда не касалось солнце. Только после того, как его спутница сошла, Гоша принялся искать их взглядом, а найдя, поспешил вперёд.
Он не обхватил Аню в объятья, лишь клюнул в районе щеки, даже не коснувшись её. Вадиму он крепко пожал руку и представил им свою спутницу.
– Анжела.
Та смотрела словно сквозь Аню, не интересуясь ею и не замечая. Сердце стучало, заглушая слова Гоши, Аня никак не могла их разобрать. Только когда Вадим снова стал пожимать ему руку, улыбаясь так широко, словно только что выиграл миллион, и на руке Гоши блеснуло кольцо, Аня вдруг всё поняла. Кровь, бурлившая в ней со вчерашнего дня, практически вскипела, но это был не огонь, а лёд: кровь застывала в сосудах и крошилась, раздирая острыми осколками каждую клеточку её тела. Аня опоздала. Навсегда опоздала.
